Рожденные Смершем - Николай Николаевич Лузан

с потерями, они перебрасывали за линию фронта одну за другой агентурные группы. Большинство из них продержались не более нескольких суток, а те, что избежали провала, не могли порадовать сколь-нибудь значимой информацией.

В сложившейся ситуации Гопф-Гойеру ничего другого не оставалось, как направить в тыл советских войск отлично проявившего себя Петренко. В его глазах бывший офицер Красной армии, перешедший на сторону вермахта, ненавидевший «москальский режим», родители которого были репрессированы органами НКВД, должен был выполнять задания не за страх, а на совесть. Подтверждением тому являлись результаты его последней ходки за линию фронта: избежав провала, Петренко не только добыл ценную информацию, но и сумел восстановить свои связи с офицерами штаба 6-й армии Юго-Западного фронта. Их вербовка открывала перед авбвером блестящие перспективы, от которых у Гопф-Гойера захватывало дух.

Новое задание для Петренко и агентов его группы Погребинского и Чумаченко предусматривало создание в тылу русских мощной резидентуры с задачей получения стратегической информации о планах командования Южного направления. Важную роль в реализации замысла будущей операции Гопф-Гойер отводил вербовке офицера «Б» из штаба 6-й армии Юго-Западного фронта. В случае успеха он уже видел себя в начальственном кресле на Тирпиц-Уфер, 72–76, в Берлине.

Чтобы укрепить дух Петренко, Погребинского и Чумаченко перед отправкой на задание, Гопф-Гоейр с внушительной свитой: Самутиным, лично занимавшимся их подготовкой, Райхдихтом и Штайном прибыл на полевой аэродром под Донецком. Знаком особого расположения к агентам служило то, что перед посадкой в самолет в офицерском зале столовой был организован банкет. После его завершения Гопф-Гойер проводил Петренко, Погребинского и Чумаченко до трапа самолета, на прощание обещал представить к самым высоким наградам и покинул аэродром, когда самолет растворился в ночном небе.

Погода и удача были на стороне экипажа «Хейнкеля» и агентов абвера. Плотные облака, казалось, стелились над самой землей, в них, словно в вате, тонул надсадный гул моторов крадущегося в кромешной темноте самолета. Вскоре позади осталась линия фронта, пульсирующая огнями разрывов и вспышками осветительных ракет, под крылом на десятки километров простиралась затаившаяся во мраке ночи земля. Наконец справа по курсу тусклым зеркалом возникла гладь лимана, экипаж сбросил скорость и пошел на снижение. По каким-то одному ему известным признакам командир определил место высадки агентов. «Хейнкель», послушный его руке, совершил крутой разворот и лег на курс. Бортстрелок покинул кабину, прошел к люку, открыл и коротко распорядился:

— Шнель!

— За мной, хлопцы! — призвал высокий громила в форме старшего лейтенанта Красной армии и первым шагнул в зияющую бездну.

За ним последовали «красноармейцы»: сержант и рядовой. Прошло несколько секунд, купола трех парашютов распустились белыми тюльпанами в ночном небе и поплыли в сторону лимана. Вскоре молочная пелена поглотила парашютистов, они, налегая на стропы, проломили стену из прошлогоднего камыша и приземлились на кромке берега.

«Хейнкель» лег на обратный курс и через сорок минут приземлился на полевом аэродроме под Донецком. Все это время Гопф-Гойер не покидал кабинета и не прилег, нервно курил, пил крепкий кофе чашку за чашкой и бросал нетерпеливые взгляды на часы. Стрелки, как ему казалось, застыли на циферблате. Не выдержав, он прошел к радистам. Они внимательно прослушивали эфир, чтобы не пропустить позывные радиста Погребинского. Их терпение было вознаграждено, монотонное журчание эфира нарушили звуки морзянки. Они были едва слышны, сказывались большое расстояние и состояние атмосферы, вероятно, в районе высадки была гроза. То, что в эфире работала группа Петренко, у опытного оператора радиоцентра абвергруппы 102 Шульца не возникало сомнений. Он хорошо знал почерк работы Погребинского. Тот передавал:

«Успешно приземлились. Вышли на первую контрольную точку. Дальше действуем по плану «Z». R 7».

Отправляя эту радиограмму, ни радист Погребинский, ни командир группы Петренко не знали и не могли знать, что появление «Хейнкеля» в тылу 6-й армии Юго-Западного было обнаружено постом воздушного наблюдения. Дежурный расчет 17-й радиолокационной станции засек нарушителя и немедленно сообщил на центральный пост ПВО. Маневры самолета не оставляли сомнений у опытных командиров и военных контрразведчиков, что с его борта производилась выброска десанта. К месту высадки были направлены оперативно-поисковые группы из дивизии внутренних войск НКВД по охране тыла, а также отдела контрразведки 6-й армии. Они блокировали район, с восходом солнца взяли в кольцо участок леса, где высадились парашютисты, и приступили к прочесыванию местности.

Поиск продолжался недолго, немецкие агенты торопились и не потрудились даже спрятать парашюты, а на влажном песке отчетливо проступали отпечатки сапог. Разыскные собаки взяли свежий след, он привел к ручью и там оборвался. Поджав хвосты, они жалобно скулили и виновато поглядывали на проводников. Взять немецких парашютистов по горячим следам не удалось, трубки телефонов в штабах раскалились от командного рева и крепкого мата начальников.

Комендант участка, прилегающего к лиману, уже с трудом ворочал языком, устав отвечать на вопросы: «почему?», «чем ты там занимаешься?», когда дверь распахнулась, и в комнату ввалился старший лейтенант ростом под два метра. За его спиной маячили двое — сержант и рядовой, их спины горбатились загруженными под самую завязку вещмешками. Тяжело дыша, они бесцеремонно развалились на лавке. Старший лейтенант скорее потребовал, чем попросил:

— Браток, дай напиться!

— Щас, — ответил комендант, положил трубку на телефон и прошелся взглядом по старшему лейтенанту, сержанту и рядовому. Что-то, чему он не находил объяснения, в поведении и в форме одежды этой внезапно, будто свалившейся с неба троицы, смущало. Вопрос, не дававший ему покоя, застыл на губах. В комнату влетел заместитель коменданта — молоденький лейтенант и выпалил:

— Сергеич, там тебя срочно требует командир оперативно-разыскной группы.

— Щас! Щас, Коля! Только дам воды ребятам, — бросил на ходу комендант и исчез в кладовке.

Лейтенант стрельнул взглядом в старшего лейтенанта. Под его сапогами, напоминавшими тряпку, расплывалась грязная лужа, у стены лежали три вещмешка. В глазах лейтенанта промелькнула тень, и он, крутнувшись волчком, исчез за дверью. Комендант возвратился в комнату, поставил на табуретку ведро и подал кружку. Старший лейтенант зачерпнул воду, выпил, передал кружку сержанту и потребовал:

— Товарищ капитан, мне надо срочно связаться с Особым отделом!

— Э…э… — только и мог, что произнести комендант; военная контрразведка во фронтовой полосе наводила ужас не только на врагов, а и внушала страх своим. Он только и смог выдавить из себя: — А вы хто такие?

— Свои! Дай мне связь! — настаивал старший лейтенант.