Пробуждение - Алиса Евстигнеева

То что?! Вопрос напрашивался сам собой, но голос отказывался подчиняться, впрочем, как и всё  остальное тело. Я беспомощным кулём весела в руках Артёма, совершенно не задумываясь о том, как искалеченный он умудряется удерживать нас в вертикальном положение, да и как это в целом выглядит со стороны. Наверное, нас спасала стена, дававшая поддержку и скрывавшая нас от всего остального.

Не знаю, сколько мы так простояли, прежде чем он спросил, разбивая тишину вокруг нас на сотни осколков.

-Ася? Это сокращение или полное имя?

Стало дико. И адреналин, хлынувший в кровь, позволил смобилизировать крупицы разума и сил.

-Да, от имени Настя.

Ложь далась удивительно легко, так, если бы она уже хранилась где-то у меня в голове, припасённая именно для этого случая.

Артём замолчал, а я силилась понять, что это означает для меня. Всё моё нутро рвало на куски от страха, что он узнает меня… Узнает и оттолкнёт, окатив холодным взглядом, полным ненависти и презрения, как в нашу последнюю встречу. Лучше бы ты сдохла. А я что спорю? Наверное, лучше, но вот только как назло, я оказалась излишне живучей. А может быть, просто у мирозданья были ещё какие-то планы на меня. В любом случае, это вдруг оказалось очень важным, его отношение ко мне. Единственное важным, сейчас, здесь… Вот так вот противоестественно и нелогично. Но я так устала от своей вины и его ненависти, что жили в этом мире почти двадцать лет.

Его пальцы скользнули по моему подбородку, заставляя смотреть на своего хозяина.

-Хорошо, - наконец-то, шепнул он, решая всё за нас двоих и наклоняясь совсем близко. – Хорошо.

Так и подмывало спросить, что хорошего может быть в нашей ситуации, но я не успела сформулировать мысль, потому что его тёплые губы совершенно внезапно и предельно предсказуемо накрыли меня поцелуем. Сначала это было просто касание, лёгкое, едва уловимое, но неожиданно обжигающее и от этого, абсолютно всепоглощающее, потому что думать о чём-то ещё было больше не возможно. Секунда. Мгновение. Попущенный удар сердца. И взрыв одной единственной вселенной, что повисла где-то во мгле, где бродили мы оба. Чувства обострились настолько, что следующее движение уже сделала я, ухватившись за ворот его футболки, и ответно скользнув губами по его рту, сама того не ожидая и пугающе жаждя исключительно одного. Чтобы это не кончалось. Никогда.

Он кратко ухмыльнулся, но его рука тут же легла мне на затылок, прижимая сильнее и лишая всякой возможности пойти на попятную, впрочем, я бы и не отважилась, даже если бы очень захотела.

Поцелуй вышел странным, сильным, голодным, остервенелым и до невозможного бережным.

Безумие закончилось лишь тогда, когда оба начали задыхаться, я заёрзала в его объятиях, и Артём понимающе разжал свои руки, из которых я тут же выскользнула. Отступила на пару шагов, виновато опустив голову. Не знаю, что он видел сейчас во мне, но его глаза пристально скользили по моему лицу, телу, я чувствовала это сейчас так отчётливо, словно это были самые настоящие прикосновения.Ощущалось в разы интимней, чем самый раскрепощённый секс. Потому что секс – это движения, техника, механика и что-то там ещё… А не вот это, когда он каким-то чудом умудряется заглянуть мне под кожу, в самую душу. Если бы он только знал, если бы только знал.

Последняя мысль заставляет меня вздрогнуть и прийти в себя, впуская в мозг весь ужас происходящего. Невольно отстранилась ещё на несколько шагов, Артём тут же попытался оторваться от стены, но я предостерегающе выставила руку.

-Не надо, - затравленно попросила я у него, поднимая свой вымученный взгляд.

Он задумался и кивнул, не понимая, но принимая.

-Опять сбежишь?

Я закусила нижнюю губу, а потом сама же на себя разозлилась, за все эти сантименты и сопли.

-ДА! – вышло с вызовом и даже грубо.

Но он, казалось, не повёлся, печально улыбнувшись.

Меня начало потряхивать. Да что тут вообще происходит?! Разум кричал, велел и приказывал: «Беги. Беги отсюда. БЕГИ от НЕГО». Но я упрямо продолжала стоять на месте, видимо подсознательно желая того, что он, всё же признает меня и… попросит остаться. Но не узнал. Не попросил. Лишь только спросил:

-Я ещё увижу тебя?

Закачала головой.

-Это было моё последнее дежурство.

-Последнее? Перед чем?

-Не знаю, - был всем нам ответ.

Я пролежала в больнице больше месяца с последствиями сильнейшей гипотермии – пневмонией и воспалением моче-половой системы. Мне было двенадцать, и никто не мог предсказать, как всё случившееся аукнется мне в будущем. Условия военного городка не позволяли лечить ребёнка в местной санчасти, поэтому меня переправили в областной центр. Отец приезжал часто, при любом свободном случае, как только ему это позволяла служба, из раза в раз обнаруживая одну и ту же картину, как я, свернувшаяся в калачик, лежала на кровати, спрятавшись с головой под одеяло.

Помню, как постоянно ругалась медсестра над моей хронической пассивностью и нежеланием идти ни с кем на контакт, отчего-то ей казалось, что дети должны быть постоянно в движении, даже больные дети. А мне же хотелось просто исчезнуть, я толком и разговаривать-то перестала, даже товарищу майору каждый раз доставался от меня исклюительно пустой и немой взгляд и то, только в тех случаях, когда ему удавалось хоть немного достучаться до тела под одеялом. Надеялась, что если получится слиться с серыми больничными стенами, то на этом все мои мучения окончатся. Поразительно, как людские озлобленность и непонимание смогли сделать то, что не удалось войне.

Иногда вместо отца приезжала Елена Петровна, напугавшая всех своим властным видом и построившая всех вокруг, вдалбивая в головы окружающим одну интересную мысль, что со мной нужно аккуратно.  Жена дяди Бори была обычным педиатром, но жизнь среди военных в условиях ограниченного пространства смогла научить её ещё и не такому. Не знаю, что она подразумевала под своим "аккуратно", но ругаться перестали, даже тогда, когда я отказывалась протягивать руку для капельницы. И та же медсестра, которая всё рвалась меня воспитывать, однажды в попытке найти контакт с нелюдимым ребёнком принесёт апельсинку, которая так и останется лежать в моей тумбе.

Сейчас мне отчего-то очень стыдно за ту апельсинку, потому что человек же вроде как старался, и совсем не её вина была, что маленький пациент просто не хотел жить.

Всё изменилось в один день. Не то что бы кардинально, но что-то такое пошатнулось в моих упаднических настроениях. Я уже почти две недели пролежала на больничной койке «в обществе собственной грузной тени», когда вместо отца приехала ОНА. Я безошибочно угадала её присутствие задолго до того, как Анечка решилась зайти в палату и сесть на край моей кровати.

Матрас привычно прогнулся, отец тоже всегда садился рядом. Сначала она просто молчала, рассматривая сжатый комок нервов под одеялом. А я настолько боялась пошевелиться, что уже через минуту все мышцы начало сводить от напряжения и боли. Тонкие пальцы почти невесомо прошлись по моей спине, безошибочно находя выступающие позвонки под тонким одеялом.