Оператор моего настроения - Лана Муар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да при чем тут "сверху", Миш? Не договаривалась я с ним ни о каких деньгах, а он… Вот же упертый… — дернув подбородком, я поднялась на ноги и подошла к окну. — Он один приезжал?
— Ну да.
— Ничего не спрашивал больше? Может, просил что-нибудь передать?
— Да вроде нет. Если только… но я подумал, что он просто хотел лично с тобой проконсультироваться.
— Миш!
— Что!? Он у Алины спросил на смене ты сегодня или нет. Она сказала, что ты взяла пару дней отпуска и все. Дальше Алинка его на меня перекинула — я как раз у ресепа стоял, — а со мной только о коте и разговаривал.
— Вот же паршивец! — прошипела я и махнула ладонью на удивленное выражение на лице Мишки, — Да не про тебя я, успокойся. Может, так даже и к лучшему, — посмотрела на часы и засобиралась. — Ладно. Как есть уже. Я поскакала тогда, а на завтра пусть Алина меня в запись поставит. Надоело уже дома сидеть.
— Хорошо. Тогда с утра ждем вас, госпожа начальница, — расплылся Мишка в ехидной улыбке. — Обломала всем кайф пофилонить ещё денечек.
— Я вам пофилоню! — погрозила ему кулачком и улыбнулась, подмигивая. — Не продешеви с задницей, миллионер.
— Тьфу на тебя, извращенка!
И хотя я выехала в сторону центра планирования достаточно заблаговременно, все же опоздала, увязнув в пробках. Десять минут — не такая уж и большая задержка, но Бори в кабинете у Вениамина Веневитовича уже не было — врач отправил его сдавать анализы, чтобы не задерживать ни себя, ни нас.
— Прошу простить, пробки, — извинилась я, опускаясь на предложенное кресло.
— Ничего страшного, голубушка. Как ваше состояние в общем?
— Замечательно. С курением пока не особо большой прогресс, но уже снижаю.
— Прекрасно. Сон, питание?
— Все великолепно. Полностью соблюдаю ваши рекомендации. Даже отпуск на работе небольшой взяла. Если будет необходимость, то продлю.
— Похвально, — улыбнулся мужчина. Бегло пролистал мою карточку и, прихватив ее с собой, поднялся. — Тогда, с вашего позволения, не будем затягивать и начнем?
— Да-да, конечно.
— Сейчас на кровь, потом сразу на кардиограмму, УЗИ и к гинекологу тоже можно сегодня, если вы не торопитесь, а гистеросальпингографию назначим через неделю в удобный вам день — на этой очередь и вам подготовиться нужно будет. Да, на завтра мы договорились с вашим женихом, что он привезет анализ мочи, если вам не сложно, то отправьте с ним и свою.
— Да, конечно, — кивнула я, поморщившись от нового статуса, которым представился Рокотов, но так как врач шел передо мной, показывая дорогу в процедурный кабинет, то он не увидел этого и не задал никаких вопросов.
— Так, Елизавета Павловна, вам сюда. Я вас подожду и провожу дальше.
— Спасибо Вениамин Веневитович.
С Борей мы пересеклись в коридоре, когда я вышла с кардиограммы. Его "план на сегодня" оказался в разы меньше моего и уже был выполнен, а дальнейшее обследование, кроме анализа мочи, запланировали на следующую неделю.
— Тебя подождать, Лиз? — спросил Рокотов, поглядывая на часы.
— Думаю, не стоит. Ты сейчас домой или на работу?
— Надо бы ещё кое-что доделать, конечно… Луганов отчёт по новому направлению хочет увидеть, — виновато пожав плечами, произнес он.
— Тогда тем более едь. Задержишься?
— Наверное, да. Все же хочу расквитаться с бумагами побыстрее. Сама понимаешь, на следующей неделе не до них будет.
— Хорошо. Я тогда сегодня постараюсь здесь побыстрее, а ты позвони, как выезжать соберёшься — ужин разогрею, — подставила щеку для поцелуя и выдавила подобие улыбки. — Отметим? Куплю сок какой-нибудь.
— Обязательно, Лиз. Устроим себе романтический вечер. Может, проще заказать из ресторана и поужинаем при свечах?
— Почему бы и нет. Меньше посуды мыть. Главное, не задерживайся долго.
— Постараюсь. Тем более у нас такой замечательный повод. Завтра съездим в ЗАГС?
— Давай дома обсудим, Борь? Не здесь же.
— Договорились.
Снова это облегчение при виде удаляющейся спины Рокотова. Просто какой-то бред на пустом месте. Помотав головой и выкинув из головы вновь появившиеся сомнения, я постучалась в дверь кабинета УЗИ и вошла в него, повторяя про себя простую мантру: "Просто перестань об этом думать".
Гель приятно холодит кожу, а улыбчивая медсестра все болтает о какой-то чепухе, водя датчиком по животу и что-то замеряя. Я улыбаюсь ее настроению и плакату, висящему напротив кушетки. На нем смеющийся малыш в шапочке с торчащими ушками.
— Вениамин Веневитович, вы не могли бы зайти? Спасибо.
— Что-то не так? — спрашиваю, поворачивая голову к девушке в халате, а она загадочно улыбается и показывает маленькое пятнышко на экране:
— Поздравляю вас.
— А… э… в смысле? — ошалело смотрю на изображение, не веря своим глазам. — Я что? Я беременна!?
— Да. Срок около восьми недель.
— Этого не может быть! Подождите. Нет! Восемь недель? Это же получается… Да нет же! — хохочу, закрывая лицо руками и мотая головой. — Максим! Глупенький ты мой мальчишка!
— Ну еще пока рано говорить что-то про пол, но имя очень хорошее. Поздравляю вас.
— Спасибо большое! Спасибо вам!
Клей
Фыр-р-р, фыр-р-р, фыр-р-р…
Я чешу пригревшегося под боком кота и залипаю в игры теней на потолке. Они медленно мотыляются из стороны в сторону в такт покачиванию деревьев, а меня все больше плющит от того, что две, практически касающиеся стены, то приближаются друг к другу, то отдаляются. Крыша медленно, но верно, отъезжает, и, когда в одном из темных пятен я начинаю видеть силуэт Ели, в области сердца отстреливает с такой силой, что невозможно сделать крошечный вдох, не то что нормально дышать. Мне не хватает воздуха, хотя дверь на балкон раскрыта настежь, еще и Пират забирается на грудь и начинает фырчать громче, словно изо всех своих кошачьих сил старается вылечить мою душу.
— Спасибо, братишка, — перекладываю кота на подушку, разворачиваюсь на живот и утыкаюсь лбом в скрещенные руки, морщась от усилившегося пощипывания в правой.
Я ненавижу ночь. Днём хотя бы можно что-то делать, носиться по городу, обзванивать радиостанции и договариваться. Ночью почему-то никто не хочет работать. Все ложатся спать, а для меня начинается ад, в котором невозможно сбежать от мыслей, кружащихся в голове, и, кажется, само время до утра превращается в изощренную пытку. Пират запрыгивает мне на спину, сворачивается на ней клубочком и снова фырчит, фырчит, фырчит. Больно. Так, что даже второй рукав, забитый за два дня, не может перекрыть это безумие и хотя бы частично заглушить творящийся внутри ад. Ничего не помогает. Хочется задрать голову к небу и тупо выть до тех пор, пока не станет легче. Только легче не станет. Раньше порвутся связки и наступит утро, чем исчезнет эта пустота.