Неунывающие вдовушки - Ингрид Нолль

– А вот и наш бравый Феликс с мамой и кучей чемоданов! – заметил Энди. – Придется потесниться. Завтра приедет Кора, потом подвалит Катрин, а скоро еще и Цилли вернется из отпуска. И как мы все поместимся в одной квартире, хотелось бы мне знать?

Феликс отчитался матери о состоянии бабушки. Вслед за этим мы выслушали подробный рассказ Феликсовой маменьки о ее путешествии на Бали, о ее спутниках-туристах, о непривычной для европейца балийской кулинарии и о последствиях этой кулинарии для европейского пищеварения. Сын называл ее Региной, по имени. Это, совершенно очевидно, была натура сильная, жизнелюбивая, энергичная, деятельная. Там, на острове, она подвигла группу пенсионеров ежедневно заниматься гимнастикой и спасла пожилого голландца, иначе бы тот утонул.

После рассказа об этом подвиге Регина вспомнила о своем отце.

– У деда дела не очень, – ответил Феликс, – но бабуля его поддерживает. Они вместе поют и декламируют из Рингельнатца[24], баллады наизусть читают…

Мать и сын единодушно по-доброму рассмеялись.

Эх, грусть-то какая! Вот у людей семья! Они вместе! Они друг друга любят, поддерживают. А у меня что? Никого! Одна на всем свете. Везет Феликсу, у него вон какая мать. А ведь он тоже довольно одинок, у нет ни братьев, ни сестер, и с отцом он почти не общается.

Феликс потащил чемоданы матери наверх, в ее квартиру. Мы остались скучать в машине. Энди уселся на место водителя. Пес обслюнявил мне штаны, я полезла в карман за платком, на пол выпал пестрый кусочек картона, пачка картонных спичек.

Макс поднял ее.

– Давно ли ты проводишь время в «Сауне у Рези»? – удивился он.

Я забрала у него коробочку и с изумлением увидела на ней рекламу какой-то сауны во Франкфурте. Что это такое? При чем тут я?

– Это мне одна тайская девушка в аэропорту сунула в руку.

– Что? – засмеялся Макс. – Либо она слепая, либо я! С чего она к тебе-то клеится? Я был уверен, что ты женщина. Я ошибался?

Я не стала рассказывать им, что крошечная тайка – жена жирного бугая, который меня пытал. Я сменила тему:

– Макс, ты знаешь, на твоей машине ездить нельзя. Тормоза пора выбросить на помойку. Нам с сыном пришлось пересесть на велосипед.

– Это точно, – подтвердил Энди, – я недавно сдуру на ней поехал, думал, помру!

Макс заворчал, что перед отпуском не успел заняться машиной.

– Чем занимается мать Феликса? – спросила я.

– Инструктор по лечебной гимнастике или что-то в этом роде, – отвечал Макс, – вечно трясется за своего сыночка, как наседка. Но с другой стороны, что ей еще делать? Мужа-то нет…

Через полчаса появился Феликс в новой рубашке из голубого батика.

– Ой, елки! Я ей забыл цветы полить!

Опомнился! Спохватился!

Мы дружно заржали. Знала бы мама, что ее сыночек все время, пока она путешествовала, болтался в Италии со своей кузиной, а накануне ее приезда участвовал в бандитских разборках. Вот был бы скандал!

Когда мы вернулись в коммуналку, Феликс и Энди занялись ужином, пошли варить макароны и кипятить чайник, Макс пошел гулять с собакой.

У меня так разболелись обожженные ноги, что мне пришлось уйти в комнату Катрин и улечься на живот. Опять накатил страх. Может, спрятаться на ночь к одному из моих спасителей? Тут я вспомнила Эмилию. Она всегда предостерегает меня от слишком скорых отношений с мужчинами.

– Кто сразу все ставит на стол, не сможет дать добавки, – говорила она, бывало.

Мол, не кидайся сразу, блюди себя, не спеши.

Ну-ну. Хоть бы раз я ее послушала!

Феликс позвал ужинать. Меня познакомили с Цилли. Прежде я была единственной женщиной в обществе трех джентльменов, теперь появилась еще одна. Впрочем, Цилли мне не конкурентка. И вокруг нее тут так не прыгали.

– Цилли, ты не могла бы пойти завтра ночевать к своему другу? – без обиняков спросил Феликс. – Мы ждем еще гостей. Но если тебе неудобно, скажи, я пойду ночевать к матери.

– Да нет проблем, – добродушно ответила покладистая Цилли, как свой в доску парень, – весь вечер с него не слезу.

Ночью меня снова мучили кошмары, и в конце концов я все-таки прибежала к Энди. Хорошо, что никто не заметил, как я крадусь по коридору. Он мне, конечно, помог, но мысли мои были далеко от его нежностей.

Как мне вести себя с Корой? Если разревусь, она больше не захочет меня видеть. Сделать вид, что ничего не случилось? Почему она едет сюда? Забрать меня домой? По мне соскучилась? Или по Феликсу?

Вот, например, она скажет:

– Собирайся, забираем Бэлу и мчимся в Италию!

Должна ли я беспрекословно следовать за ней, или пусть сначала хорошенько попросит? А вдруг ей не нужна больше моя дружба? И куда мне тогда идти, кто оплатит мои долги? И я заплакала в волосы Энди. Но он не слышал. Спал как сурок.

От его майки немного пахнет потом. Дыхание ровное, спокойное. Все же хорошо, что я не одна. Успокаиваешься, когда рядом есть кто-то и можно хотя бы до утра забыть о проблемах. Меня бы выручили прочные душевные отношения вот с таким вот хорошим, надежным парнем, как Энди.

Еще не осень, а желтая листва уже опадает. Вот один листок выскользнул из кроны и, подхваченный ветром, взлетел ввысь. Крушина. Да, это крушина. Кора скоро приедет.

Феликс с утра пораньше посетил парикмахера. Мне не слишком понравилась его радикальная стрижка, но я его понимаю: хочет произвести впечатление на кузину.

Кора прибыла в двенадцать. Мы ее ждали после обеда, но она неожиданно примчалась раньше времени, измученная, еле живая от усталости.

Опережая наши упреки, она прикинулась, что между нами мир, дружба, полная гармония. С поцелуями кинулась обнимать всех по кругу: Феликса, меня, даже изумленного Макса и заспанного Энди.

Оценила стрижку двоюродного брата.

– Если ты собрался податься к скинхедам, придется побриться под коленку.

Съела прозрачный тост с крабовым салатом, выпила жасминового чаю со льдом и ушла спать в мою комнату.

– Ладно, мы все равно ждали ее позже, – расстроенный Феликс утешал то ли меня, то ли себя, – пусть спит, я пока слетаю к бабушке, я ей обещал.

И мне пришлось присоединиться к Максу, который дымил самокруткой на балконе.

– В нашей коммуналке все снова стали одиночками, – задумчиво сказал Макс, – Феликс расстался со своей Сьюзи, моя подруга ушла, но…

– «Кто предал раз, тому уж веры нет», – процитировала я Шекспира.

Макс кивнул.