Алая тигрица - Амели Вэнь Чжао

Он прав, подумала Линн, и напряжение со вздохом покинуло ее. Она хотела найти дорогу обратно к Ане, потому что это было единственное, в чем она была уверенна. Теперь миссия приобрела новую актуальность.

Образ аффинита преследовал ее, голубые прожилки льда и чернота огня – обе силы родства, предположила она, – обвивали его кожу. «Вытащи это из меня!»

Почему имперский патруль перевозил аффинита в повозке из черного камня, если прерогативой Морганьи было защищать их? И не просто аффинита, а аффинита с двумя силами родства.

Это было неслыханно. Неестественно. Там, в Кемейре, у них жили обладатели и дарители – люди, имеющие связи с окружающим миром, и люди без них. Они существовали в гармонии, каждый вносил свой вклад в общее целое.

Она никогда не слышала об обладателе с двумя связями. Каковы были шансы, что имперские патрули Морганьи нашли такого человека?

Здесь происходило что-то большее, и ей нужно было найти Ану, чтобы сообщить эту информацию. «Мы найдем Анастасию и сделаем это вместе».

Линн посмотрела на Киса. Он сидел в своей потрепанной униформе, с распущенными гладкими, как чернила, волосами, все дальше и дальше отдаляясь от образа ужасающего Белого плаща, который она так долго вызывала в своем воображении. Выражение его лица было встревоженным, взгляд темным, и на несколько мгновений он стал похож на мальчика, такого же потерянного, как и она.

Они должны были быть врагами – и когда-то они были ими, – но он помог ей. Он вытащил ее из тюрьмы и спас жизнь. Он только что использовал стратегию и военную логику, чтобы задать ей правильное направление.

Линн обнаружила, что ее голова говорит ей одно, а сердце – другое. Возможно… Возможно, все-таки он был не безнадежен.

Линн заставила себя подняться на ноги. Компас, который он дал ей, завертелся в ее ладонях, когда она повернулась.

– Идем.

Рамсон был на лодке, потягивал вино, и, казалось, жизнь снова наладилась.

Он откинулся назад, наблюдая, как последние отблески ночи растворяются в грязном, размытом рассвете. Печально известная Черная баржа, судно, превращенное в плавучий паб в сомнительном районе порта Голдвотер, очистилась от посетителей с раннего вечера. Рамсон сидел и наблюдал, как за столами из гниющего дерева совершались сделки. Возбужденный гул и рев пьяниц перешел в приглушенные разговоры, и теперь Баржа была почти пуста.

Он прибыл две ночи назад и сразу же начал проверять свои старые места, тщательно скрывая лицо. Он бывал на подпольных рынках, в самых темных гостиницах, подслушивал и заводил разговоры с незнакомцами. Языки развязывались, стоило предложить собеседникам бокал виски или целых пять.

Самые уважаемые контрабандисты, похоже, пронюхали о торговле, происходящей между Кирилией и Брегоном. Никто не мог сказать, чем именно торговали, но утверждали, что видели полуночные корабли, выходящие из гавани в тихих водах. И поговаривали, что они отплывали в Брегон.

Контакт, который дала ему Олюша, похоже, часто бывала на Черной барже. По-видимому, она показывалась только на рассвете.

Дая, подумал он, повторяя ее имя, и досадовал, что Олюша не смогла дать ему ничего больше. Это имя могло принадлежать кому угодно, из любого региона Северной или Южной Кирилии.

– Могу я принести вам что-нибудь еще? – предложила барменша, заметив его почти пустую чашку. – Мы скоро закрываемся.

Рамсон налил то, что осталось от его напитка, в медную чашку и поставил ее на стол.

– Не сегодня, – сказал он, постукивая пальцами по выщербленной деревянной поверхности барной стойки, прежде чем отвернуться.

Его контакт должен был скоро появиться, раз уж бар закрывался.

Утренний бриз только начинал дуть с океана, неся с собой прохладный соленый привкус, который почти перенес его в другое время, в другое место. Здесь, на юге Кирилии, воздух был теплее, дни тянулись дольше, и Рамсон откинулся на спинку кресла, когда солнце, казалось, пробилось сквозь поверхность океана, позолотив его сверкающими осколками золота.

Его взгляд скользнул мимо мачты, где были приколоты плакаты. Оглядел палубу, затем вернулся.

И замер.

Рамсон резко встал, чуть не опрокинув стул. В три шага он оказался у мачты.

Мягко развевающийся на ветру, прибитый среди множества других просьб и вывесок, висел плакат с изображением девушки. Ее багровый плащ описывал позади нее впечатляющую дугу, а руки были подняты в жесте, который он слишком хорошо знал.

Рамсон откинул остальные объявления, чтобы посмотреть на плакат. «Алая тигрица восстает, – гласила надпись золотыми буквами. – Кронпринцесса жива. Восстание начинается».

Этого не могло быть.

Он целыми днями бродил по улицам порта Голдвотер, обыскивая все тенистые гостиницы, где обменивали монеты на информацию о пропавших без вести, но не нашел никаких ее следов.

Увидев ее сейчас на плакате, алую накидку, изогнутую так же, как на картине Шамиры, он понял, что это не иначе как чудо.

Рамсон почувствовал, как кто-то приблизился к нему сзади за мгновение до того, как нож с глухим стуком вонзился в дерево столба, прямо между его пальцами.

– Не верю, что ты заплатил.

Это была барменша, ее губы изогнулись в усмешке. Рамсон осторожно высвободил пальцы из-под лезвия. Он повернулся и легко стащил обратно три медника, которые она украла у него из кармана. Он узнавал хорошего вора, когда встречался с одним, а она почти прошла мимо него. Хотя он предполагал, раз он еще не заплатил за выпивку, это делало вором его.

– Урок номер один, любовь моя, – напевал он. – Мудрые люди никогда не хранят свои монеты в одном месте. – Одним движением руки медники исчезли. – Это так ты получаешь свои чаевые?

Девушка рассмеялась.

– Только у тех, кто ищет кого-то, – сказала она, и что-то щелкнуло в голове Рамсона.

– Ты Дая, – сказал он.

Она одарила его благодарной улыбкой и постучала двумя пальцами по лбу в шутливом приветствии. Рамсон бросил взгляд на океан, небо, испещренное блестящими оттенками кораллового и красного, и солнце, греющее его лицо. На Черной барже наступил рассвет.

Конечно. Он должен был заметить.

Он тут же изменил свое поведение, на его лице появилась кривая усмешка. Рамсон снял нож со столба и повернул его так, чтобы лезвие указывало на его новую знакомую.

– Что ж, Дая, – сказал Рамсон, – ты увидишь, что вежливость окупается. – Еще одно движение его пальцев, и нож крутанулся, рукоятка теперь указывала в сторону барменши.

Она приподняла бровь.

– О, я вижу, что даже мертвецы платят лучше, – она выхватила у него свое оружие и сунула его в цепочку, свободно свисавшую с бедер. Повернувшись, она погрозила ему пальцем.