Глазастая, ушастая беда - Дарья Донцова

Я объяснил:

– Просто мне требовался повод, чтобы попасть в дом. Пришлось купить продукты.

В глазах Юрия заполыхал злой огонь.

– Ирка богатая, но жадная! Прикидывается нищей! Не стоило ей харчи переть.

– Вы использовали тот же предлог, – напомнил я.

– В коробке собачье дерьмо, – весело сообщил Юрий, – на радость Ирке! Вам она тоже нагадила?

– У меня с госпожой Шубиной не было ранее никаких контактов, – объяснил я, – сегодня я впервые ее увидел. Понял, что она не так бедна, как хочет выглядеть, а ее манера отдавать волонтеру Фонда приказы, как лакею, вовсе не привела меня в восторг. Давайте устроимся в машине или в кафе. Если вы ответите на мои вопросы, подумаем вместе, как вам лучше поступить. Сейчас, увы, закон на стороне Ирины Евгеньевны. Вы без предварительной договоренности пришли в ее квартиру, стали шуметь, оскорблять хозяйку. Победы можно достичь и мирным путем, без драки.

– В ресторан не пойду, – отказался Юрий, когда мы отъехали чуть подальше от дома Шубиной, – вон там парк, устроимся на скамейке.

– Прекрасная идея, – одобрил я.

Мы с Юрием сели на лавочку, и он начал рассказ.

Примерно полгода назад его мать, Розалия Львовна Шлаг, потеряла серьги, подарок покойного мужа. Она расстроилась, но виду не подала. На вопрос сына:

– Где твои украшения? – она ответила:

– Я снимала шапку в магазине, наверное, замочки расстегнулись, подвески выпали из ушей.

Мысль о том, что утрата двух сережек сразу случается крайне редко и чаще всего она происходит, когда владелица сама их где-то снимает, например, в спальне у любовника, в голову Юре не пришла. А если бы и пришла, то заподозрить шестидесятилетнюю мать, страстную садоводку и прекрасную кулинарку, в секс-приключениях сын никак не мог.

Юрий расстроился.

– Там бриллиантов на два карата было.

– Ну и ладно, – отмахнулась Розалия.

Еще через месяц у госпожи Шлаг пропало ожерелье. Расстегнулась застежка, украшение упало неведомо где. Вот эта история удивила сына, он знал, как Розалия берегла колье. Ну зачем она решила его надеть для встречи с подругой?

Услышав из уст своего сына сей вопрос, Розалия воскликнула:

– Я ждала случая выгулять колье, а повода все не было. Я уже не молода, так и умру, не поносив украшения. Решила доставить себе удовольствие.

Юра вздохнул, но ничего любимой матери не сказал. То, что дело неладно, он заподозрил недавно. Пошел ночью в туалет и услышал тихий плач Розалии, та умоляла кого-то:

– Очень прошу, не говорите ничего Юрию. Я найду деньги. Подождите.

Похоже, на том конце провода отказались ждать. Мама зарыдала, парень влетел в ее спальню и спросил:

– Что творится? Рассказывай немедленно!

Розалия Львовна закрыла лицо руками.

– Нет! Ты уйдешь!

– Куда? – оторопел сын.

– Не знаю, – зарыдала госпожа Шлаг, – сбежишь из дома! Разлюбишь меня!

Истерика закончилась обмороком. Перепуганный сын вызвал «Скорую», мать с гипертоническим кризом увезли в клинику.

Через неделю кардиолог попросил Юрия приехать и осведомился:

– В вашем окружении есть человек, которому очень нужны деньги? Родственник, подруга госпожи Шлаг?

– Нет, – ответил Юра, – я единственный ребенок, братьев, сестер у меня не было. Друзей мамы можно по пальцам пересчитать, все они нормально обеспечены. Почему вы интересуетесь?

– К больной подключены аппараты, – стал объяснять эскулап, – они фиксируют давление, сердцебиение. Нам удалось привести показатели в норму. Но! Раз в день, примерно в двадцать часов, у Розалии наблюдается резкий скачок, такой, что автоматически срабатывает вызов медсестры. Давление сто восемьдесят на сто двадцать. Пульс сто сорок. Я не мог понять, в чем дело. Розалия Львовна лежит в двухместной палате. Ее соседка – Елена Ивановна, врач-психиатр. Женщины нашли общий язык. Елена Ивановна видит, как Шлаг становится в восемь вечера плохо. Вчера она пришла ко мне и сообщила:

– Каждый день незадолго до отбоя Розалии кто-то звонит. Она выходит разговаривать в предбанник, туда, где туалет, беседует тихо. Но я кое-что слышу и поняла, что кто-то требует у Шлаг деньги. Она обещает их отдать, когда выйдет из больницы, возвращается в палату, ложится, и вскоре ей становится дурно. Думаю, давление у соседки повышается из-за общения по телефону. Заберите у нее мобильный и посмотрите, что произойдет в восемь вечера.

Кардиолог попросил Шлаг отдать ему свой телефон, придумал, что хочет проверить излучение, которое исходит от сотового. И что? В двадцать с минутами у Розалии слегка подскочило давление, но тут же пришло в норму. Медсестра ей не понадобилась. Возможно, Розалия Львовна ожидала неприятного разговора, от одной этой мысли ей стало нехорошо, но потом больная вспомнила, что трубки у нее нет, и успокоилась.

– Вам надо выяснить, кто нервирует вашу мать, и избавить ее от этого человека, – объяснил кардиолог.

Юра насел на маму, и та после долгих уговоров рассказала ему правду:

– Я тебя никогда не рожала. У меня были проблемы со здоровьем, они не позволили мне забеременеть.

Молодой человек ожидал чего угодно, но только не этого.

– Я не твой сын? – обомлел он. – А чей? У папы была любовница, это она меня родила?

– Нет, – ответила Розалия, – пожалуйста, выслушай меня, а уж потом решай, как поступишь.

Госпожа Шлаг рассказала Юре, что они с Давидом Моисеевичем очень хотели детей, но жена никак не могла забеременеть. А потом Давид пришел к ней с предложением:

– Розочка, мы можем получить прекрасного мальчика, ему четыре годика. Мотя Зильберштейн работает помощником у академика Константина Митова. Его лаборатория сейчас проводит испытания новых методов для улучшения мозговой деятельности детей с умственной неполноценностью.

– Испытания! – всплеснула руками Розалия. – Да еще на малышах! Неужели нашлась мать, которая согласилась предоставить свое дитя для опытов?

– Розочка, – стал вводить жену в детали Давид, – некоторые люди всех своих младенцев охотно продадут. Но Митов покупает сирот.

– Покупает? – ужаснулась жена. – За деньги?

– Уж не за кожуру апельсинов, – хмыкнул муж. – Объясняю суть. Порой на свет появляются дети с патологией. Они страдают потерей речи, не ходят, им никогда не научиться грамоте. Прости, дорогая, за некорректное сравнение, но они как живые покойники. Некоторые матери, узнав, кто у них родился, оставляют чадо в роддоме, потом оно попадает в особый интернат. Среди отказников есть перспективные малыши. Если им уделить должное внимание, пригласить опытных врачей, учителей, массажистов и еще тьму специалистов, ребенка можно поставить на ноги, социализировать, но это требует больших сил и денег. У приюта ни того ни другого нет. Поэтому те, кто мог бы вести более или менее нормальную жизнь, просто лежат в кроватках. Как правило, такие дети не доживают до семи-восьми лет. Митов отбирает двоих-троих из тех, кого можно реабилитировать, и… Понятия не имею, что он делает, не все его подопечные выживают, но кое-кто не умирает. Мотя объяснил, что примерно через год они выглядят и ведут себя так, словно появились на свет здоровыми. Метод Митова официально не разрешен, он пока находится в стадии эксперимента. Детей Константин Алексеевич, как я уже говорил, берет в специнтернате, но он не имеет законного права взять воспитанника, поработать с ним и вернуть, пусть даже и вполне нормальным. Поэтому ребенка оформляют как умершего. А Митов, получив нужный результат, более не нуждается в подопечном.