Пусть правит любовь. Автобиография - Ленни Кравиц

Наверное, он думал, что имеет на это право, но меня это не на шутку обеспокоило. Меня отталкивали предубеждения одних черных против других. Также как и повсеместное присутствие военных в стране. При переходе из одной зоны города в другую нас всегда останавливали для обыска. Солдаты были грозными и вспыльчивыми. Они направляли пулеметы прямо мне в лицо. Я никогда раньше не видел ничего подобного и был напуган, но это был не просто страх. Это было угнетение общества, управляемого грубой силой.

Несмотря на это угнетение, я был глубоко вдохновлен родиной и ее яркими детьми.

По дороге домой Луис Смоллвуд решил остановиться в Амстердаме. Моя первая поездка в Европу совпала с легким, но довольно изнурительным случаем малярии. В отеле «Пулитцер» я пролежал в постели два дня, дрожа, обливаясь потом и теряя сознание. В конце концов лихорадка спала, ко мне вернулась моя гиперэнергия, и я целые сутки бегал по этому сказочному городу, поражаясь его старым мостам и каналам. Особенно меня удивил «Бульдог», знаменитый гашиш-бар, где мне вручили меню с различными сортами травы. Целое меню! Вы что, издеваетесь? Наркоман развлекается в городе, где легализована марихуана? Я кайфовал от восторга.

Будучи ребенком, живущим в Верхнем Ист-Сайде на Манхэттене, я купался в роскоши и богатстве, но в Беверли-Хиллз все оказалось на другом уровне. Я подружился с ребятами, которые жили в особняках размером с музей и которых привозили в школу на «Бентли» с личными шоферами. Многие из них ездили на собственных «Порше» и BMW.

Одним из моих первых друзей стал Кеннеди Горди. Он был музыкантом и очень хорошим парнем, который любил импровизировать. Кеннеди пригласил меня к себе домой в Бель-Эйр. Я ехал по извилистой дороге, ведущей на вершину горы, что возвышалась над городом. Его дом был похож на дворец. Отец Кеннеди, Берри Горди, был основателем лейбла Motown.

В гостях у Горди часто можно было встретить Дайану Росс, отдыхающую возле бассейна. А в кабинете отца играли в карты Смоки Робинсон и Марвин Гэй. Этот дом был настоящим раем! В нем было все. Одна комната была выделена под игровые автоматы, включая мои любимые. Я ездил на автобусе до самого Уэствуда, чтобы потратить все карманные деньги на эти самые игры. И вот они, стоят здесь – бесплатные! Кроме того, на кухне можно было заказать любую еду в любое время, и ее принесут прямо в комнату Кеннеди. О, а его комната была напичкана новейшей техникой: стереосистемы, телевизоры и свеженький видеомагнитофон Betamax. Мы посмотрели первый в моей жизни полнометражный порнофильм «Мисти Бетховен». Лучше не придумаешь.

А еще там была комната для проведения джем-сейшнов. Она была заполнена сверкающими барабанными установками, гитарами, бас-гитарами, клавишными и усилителями. Мы могли играть всю ночь, и никто не просил нас прекратить.

В другой комнате была небольшая сцена с пианино и микрофоном. Именно там мистер Горди прослушивал начинающих артистов. Мы с Кеннеди основали свою собственную маленькую группу. Пару раз к нам заходил его отец. Он слушал нас, улыбался, говорил несколько ободряющих слов и уходил.

Музыкальное отделение Средней школы Беверли-Хиллз по-настоящему оправдывало свою репутацию, но я быстро ко всему привык. Я только что закончил свое трехлетнее пребывание в престижном Калифорнийском хоре мальчиков и немного задрал нос. Я пел на записях под руководством Зубина Меты и выступал на сцене Метрополитен-оперы. А теперь я стал членом школьного хора? Можно сказать, что я начал немного задаваться.

Учителем музыки у меня был Джоэл Прессман, и я время от времени бросал ему вызов. Но он знал, как справиться с моим высокомерием. Он тоже был не промах. Тем не менее мистер Прессман смог вбить в мою голову, что музыкальное сообщество строится на том, чтобы быть добрым и открытым ко всему новому. Независимо от того, сколько ты, по своему скромному мнению, знаешь, всегда можно найти, чему еще поучиться. Мы с мистером Прессманом хорошо ладили.

Как и с мистером Фармером, с которым мы учились играть в оркестре, джаз-банде и выступать с марширующим оркестром. Уверенный в своих навыках игры на барабанах, я спорил с ним о темпе и чувстве ритма. Когда он давал указания, я пытался возражать. Я уже хорошо играл на гитаре, так что был не особо восприимчив к его критике. Впрочем, как и мистер Прессман, он знал, как до меня достучаться. Мистер Фармер заметил, что я склонен бунтовать против власти. Уверен, что на это повлияли наши отношения с отцом. Но оба учителя видели во мне потенциал. Они сломили мое упрямство и преподали мне урок, который я никогда не забуду: где бы ты ни выступал, будь то хор, джазовый ансамбль или марширующий оркестр, музыка – это не противоборство, а сотрудничество.

Средняя школа Беверли была полна талантов. У одного кудрявого чувака была аура рок-звезды. Он до безобразия хорошо играл на гитаре. Тогда мы не особо сблизились. Лишь много лет спустя я подружился со Слэшем.

Мюзиклы занимали большую часть школьной программы. Я был барабанщиком, сидел в оркестровой яме и исполнял свою партию из саундтрека к мюзиклу «Оклахома». На сцене в главной роли выступал Николас Коппола, который позже сменил свою фамилию на Кейдж.

Меня вдохновляла творческая энергия, царящая в Беверли-Хиллз, но самое большое вдохновение находилось за две тысячи миль от меня – в Миннеаполисе. Точно так же, как Майкл Джексон потряс мой мир в начальной школе, Принс потряс мой мир в старших классах. В нем я увидел себя – или, по крайней мере, ту версию себя, которой хотел быть. Он умел писать, петь, танцевать, играть на гитаре и на любом другом инструменте.

Принс сумел найти способ придать изюминку музыке «новой волны». Он знал, как привлечь внимание и создать образ. Принс носил панковскую одежду и необычные прически. Он был бесстрашен. В моем воображении он говорил: «Я надену тренч, черные трусы, черные чулки до бедер и ботильоны. Я нанесу тонну макияжа на глаза и наведу кипиш у себя на голове. Я буду делать все, что захочу, и тебе это понравится».

Мне очень понравилась песня «Soft and Wet» из его первого альбома и «I Wanna Be Your Lover» со второго. Но его третий альбом, Dirty Mind, зацепил меня на всю жизнь. Композиция «Head» звучала просто блестяще, не говоря уже о ее скандальной сексуальности.

Дэвид Боуи тоже оказал на меня огромное влияние. Он сделал глэм по-настоящему крутым и воспринимал рок как театр. Я всегда любил KISS, потому что своими корнями они уходили в комиксы. Но Боуи пошел дальше. Он продолжал переосмысливать себя с таинственной утонченностью, в которой я видел настоящее искусство. Как и Принс, он был дерзок и хладнокровен одновременно. У него был талант менять персонажей и выдумывать альтер-эго вроде Зигги Стардаста.

Я задумался: могу ли я стать таким персонажем?

И постоянно спрашивал себя, кто же я на самом деле.

Я начал понимать, что поиски того самого образа и голоса продолжались с тех пор, как я впервые увидел Jackson 5. Мне нравились самые разные голоса и самые разные образы. К средней школе я прошел путь от афро до короткой естественной прически и сложной укладки в стиле Принса. Рэй Холл, мамин парикмахер со съемок «Джефферсонов», был первым, кто уложил мои волосы и сделал кудри «Джерри керл». Меня немного коробит при виде своих же фотографий из прошлого, но что сказать? Я совершал набеги на Flip и Aardvark’s Odd Ark на Мелроуз-авеню и щеголял в винтажных смокингах, рубашках с оборками и узких джинсах. Это была «новая романтика». В Кловердейле, когда никого не было дома, я часами торчал в мамином шкафу, примеряя ее меха, шарфы и шляпы с перьями. Как и Принс, я позволял себе расслабиться.