Мама, не читай! Исповедь "неблагодарной" дочери - Катерина Шпиллер

М-да, я была просто дура. Да, чуть не забыла — и сволочь еще.

Выглядела я отвратительно. По крайней мере, в зеркале я видела нечто омерзительное: вечно сальные, жидкие волосики без никакой прически, прыщавое лицо, сутулая фигура. Мама никогда не пользовалась услугами косметичек, да и в салоны никакие не ходила — презрительно к этому относилась. Поэтому у нас не было в заводе «своих» парикмахеров, косметичек, и что делать со всем этим ужасом в зеркале было совершенно непонятно. Маме тоже.

— У меня в юности никогда никаких прыщиков не было, — удивлялась она, глядя на мою рожу.

— А что мне делать с волосами? — убитым голосом спрашивала я, нервно теребя челку.

— Когда вымоешь голову, ты их руками так вот жмакай, жмакай, — и мама показывала, как «жмакать». Я стала делать так, как советовала мама, но это ничего не дало: волосы продолжали беспомощно болтаться жидкими прядками и не поддавались никакой дрессировке.

— Ну, не повезло тебе с волосами, — говорила мама. — У меня тоже никогда не было роскоши на голове, так что ничего не поделаешь.

Интересно, что когда я, наконец, «завела» себе мастеров-парикмахеров да плюс изменились времена и появились хорошие средства по уходу за шевелюрами, волосы мои удивительным образом «исправились»: погустели, стали довольно толстыми и сильными, даже начали чуточку виться. Но тогда я ходила с одной из самых неухоженных голов среди девушек-сверстниц.

Не повезло мне и с кожей. Я не знала, что делать с этими прыщами, я мазала их какими-то спиртами, иногда немилосердно давила. Кожа сальная, нос в черных точках... Полное отчаяние! Но я даже представить не могла, до какой степени, оказывается, раздражаю всем этим маму.

Часто вспоминаю ту сцену, после которой я перестала жаловаться маме на эти беды: я стояла перед зеркалом и в очередной раз с грустью рассматривала себя. Заметив какие-то странные пятна на щеке, не похожие ни на прыщи, ни на что вообще, расстроилась ещё больше.

— Мам! — жалобно позвала я. — А что это у меня такое? Не знаешь?

И тут вдруг...

— Да что же это! — закричала мама. — Стоит, разглядывает, давит! Лицо бог знает в каком состоянии, поры все расширены! Сделай уже что-нибудь, к врачу, что ли пойди, но нельзя же так! — и ушла от меня, фыркая возмущенно.

...Я втянула голову в плечи и зажмурилась. За что? В чём я виновата? В плохой коже? В прыщах? В этом тоже я виновата сама?

Возможно, в тот момент не надо было трогать маму, я попала «в плохое время в плохом месте». Наверное, её опять мучили какие-то собственные мысли и чувства, а тут я с прыщами. Но это я сейчас понимаю, а тогда... тогда мне было обидно и страшно. Внутри сжался болезненный комок, и захотелось плакать. Но я сдержалась и, следуя грубому совету мамы, почти сразу же записалась в институт красоты на приём к косметологу.

Из кабинета косметолога я вышла совсем страшная: в жутких пятнах и синяках. Меня «почистили».

— Ну, за недельку-то пройдет, — утешала мама, когда я пришла домой, совершенно несчастная. Да, прошло. Но проблема никуда не делась — всё осталось по-прежнему.

— С плохой кожей очень трудно что-либо сделать, — снова «утешала» меня мама. — Главное — не дави, опасно.

Может, и опасно, но для меня тогда это было единственным спасением, а потому давила и давила много лет. Пока не нашла косметолога, которая довольно быстро решила мою проблему. Но это было очень потом...

В 1979 году у мамы вышла в свет первая книга. Она не стала бестселлером в нынешнем понимании этого слова, но уже тогда я услышала в адрес писательницы Галины Щербаковой: «очень талантливая», «великолепный автор», «огромные перспективы». И моя голова склонилась в ещё большем почтении перед автором, восемь лет работавшим «в стол», и, оказывается, не зря. И правильно я всегда думала про неё, что она — необыкновенный, выдающийся человек. В нашем доме стали появляться новые люди — какие-то московские критики, литераторы, птицы высокого, уже московского полета. Я страшно гордилась мамой. И опять думала, что мне повезло больше всех на свете. Моя мама ко всему прочему — выдающаяся писательница!

7 февраля

Снова вполне приличное утро. Просыпалась, конечно, с трудом, но потом, после душа — ничего, ожила. Надо срочно начинать делать зарядку. Просто опасаюсь теперь: на прошлой неделе сделала махи ногами-руками и через полчаса мне поплохело: силы оставили, замутило, в результате на весь день слегла. Но непременно надо возобновлять зарядку! Иначе я «потеряю» свое стройное тело очень быстро — возраст же (тик-так, тик-так). Если я таки буду жить, то не хочу быть жирной старухой. Если не буду — надо быть красивой и стройной в гробу (хи-хи). Кроме шуток, зарядка и бассейн — это здоровье, силы, настроение. Я же помню, как мне это помогало, как держало в форме! Но сейчас всё упирается в простые, элементарные физические силы. Которых нет.

Новости с Алисой... Со своим отцом она разругалась вдрызг. Ну вот, а я вчера себя уговаривала радоваться, что у них всё хорошо. Можно начать радоваться, что они поругались... Нет, меня это совсем не греет. Это ни в чьих интересах. Да и Алису, честно говоря, очень жалко.

Женя злится, что я собираюсь смотреть всякую хурду по телевизору. Господи, всерьёз переживать и злиться из-за того, что я принимаю «дуротерапию»... Сколько страстей из-за телевизора. Если бы я работала... Бр-р-р! Да какая работа при такой немощи?

Вспомнила странный сегодняшний сон. Мне приснилась моя добрая мать. Она была ласкова, тиха, нежна со мною... К чему бы это? С чего? Конкретики не помню, помню только этот её образ. И даже лицо у неё было во сне моложе, красивее, намного добрее, чем сейчас. Последний раз, когда я её видела, у неё было такое злое лицо...

Боюсь телефонных звонков, дергаюсь от них. Не хочу подходить к телефону. Хорошо, что он редко звонит. Хотя каждый его «трень» обрывает мне сердце. Чего я боюсь, чего жду? По крайней мере, ясно, что ничего хорошего.

Странно... То хочется курить, и я получаю от сигареты удовольствие, то вроде хочется, а в результате — тошнота и слабость. Надо бросать.

Я сегодня много ем. В связи с малоподвижным образом жизни это очень быстро скажется на весе. Зарядка, зарядка и еще раз зарядка! Смогу ли?

Скорее бы потеплело. Я хочу выходить и дышать, хочу ездить на ма-шине, хочу, хочу... Хочу гостей. А Женя уже не хочет. Может, он и прав: боится, что в последний момент мне станет плохо. Ну, как так можно жить? Ничего не запланируешь, потому что на себя не можешь рассчитывать!

Как-то сегодня тяжело дышится — и морально, и физически. Ощущение нехватки свежего воздуха, какой-то сдавленности внутри. Все-таки пойду, займусь архивом. Надо же когда-то за это браться.

Ура, всё, с бумагами разобралась. Лишних больше нет, они уничтожены. Теперь не страшно, если кто-нибудь когда-нибудь сунет свой нос в мои архивы. Надо будет ещё разобраться с кассетами, оставшимися от моей работы на радио. Для этого их ещё раз надо прослушать (когда буду дома одна), может, не всё надо жечь?