Иллюзия бога - Алина Штейн

что, – проворчала Гестия, но подруги уже и след простыл. – Вот вечно она так. Знаешь, как она возмущалась вчера вечером? Препод забыл, что задавал подготовить презентацию. Так она начала стыдить его перед всей группой, он чуть сквозь землю не провалился. Все, кто не сделал презентацию, кстати, тоже. Кто же знал, что она все запоминает.

Иногда Ари казалось, что придет день, когда Афина загрузит в свою безразмерную память информацию вообще обо всех явлениях и всех живых организмах, когда-либо существовавших и существующих в этой необъятной вселенной, встанет со стула, отряхнется, спокойно скажет: «Ну, на этом моя миссия окончена» и удалится куда-то за линию горизонта.

Ари высунулась из ванны:

– Подруженька, уже семь утра, я ни разу не слышала, чтобы ты сегодня бормотала себе под нос какие-нибудь шекспировские строки, ты в порядке?

Гестия улыбнулась, откидываясь обратно на гигантский диван, на котором она казалась совсем маленькой и хрупкой девочкой.

– Последний месяц я увлечена Байроном вообще-то. Ты что, даже не заметила подмену? Ну и кто из нас двоих на филфаке?

– Дух Афины, изыди из тела моей малютки Гестии! – Поколебавшись пару секунд, Ари села рядом и крепко обняла ее. – Я рада, что ты в порядке. Почему тебя вообще так быстро выписали? Это… не опасно?

– Ай… Задушишь! Что это с тобой вдруг?

– Вообще-то я за тебя волновалась, неблагодарная ты засранка. – Ари шутливо пихнула ее плечом, ослабляя хватку, и Гестия обвила ее шею руками в ответ.

– Я ведь всего лишь ударилась головой!

– Ничего себе «всего лишь». Могло быть хуже, как… – Ари не договорила, но знала, что Гестия поняла: могло быть как с Гиацинтом, их погибшим преподавателем. Как с Аполлоном, впервые столкнувшимся с событием, которое ему не по силам.

Гестия ловко сменила тему:

– Дом, милый дом… Что тут произошло интересного? Пока меня не было.

Ари нахмурилась, не зная, как изложить всю безумную информацию, обрушившуюся на ее голову за вчерашний день, и надо ли ее вообще излагать. А перестрелка? «Черт, я успела забыть про перестрелку. Надо будет навестить Артемиду, узнать, как там ремонт ее машины…»

– Я вот еще один стих выучила. Пока в лазарете была, читать не разрешали, но одна девочка забыла книжку, когда выписывалась, представляешь? – Не обратив внимание на замешательство подруги, Гестия откашлялась и, воздев руки и подражая интонациями профессиональному чтецу, начала декламировать:

– Помнишь, печалясь,

Склонясь пред судьбой,

Мы расставались

Надолго с тобой.

В холоде уст твоих,

В сухости глаз

Я уж предчувствовал

Нынешний час…[13]

Ари поморщилась, утыкаясь в ладони. Ощущения от стиха были такие, будто чужие когти скребли ее изнутри, и дело здесь было не в личной неприязни к лорду Байрону. Ей пришла на ум Чистка, то, как неведомая тварь полосовала грудь Зевса – наверное, это было похоже по степени боли.

Заметив ее реакцию, Гестия вскочила на ноги:

– Прости, я не подумала! Я не хотела…

– Нет, это глупо, глупо. – Ари резко отодвинулась от нее и делано хохотнула. – Это всего лишь стих. Становлюсь сентиментальной… Наверное, еще не до конца проснулась.

– Может, проговоришь свои переживания?

Ари подняла голову, отнимая ладони от лица. Гестия склонилась над ней, почти касаясь странно подстриженными волосами: будто парикмахер не успел закончить каре и оставил часть ее светлых густых прядей длинными, нетронутыми. Глаза, напоминающие почти прозрачный голубоватый лед, смотрели обеспокоенно, и в сочетании с чуть вздернутым носиком и почти незаметными из-за белизны бровями придавали ей вид опечаленного ребенка. Гестия была самой очаровательной среди их небольшой компании: то гостеприимно зазывала к ним весь этаж, дабы пить, танцевать и наслаждаться жизнью, то слушала вечерами старые андеграундные песни и выпекала печенье, то вела альбомы с вырезками фотографий и подписями к ним, зажигала маленькие свечи в каждом углу и сетовала на отсутствие камина – да-да, это в общежитии. Словом, на ее фоне Ари с Афиной казались прожженными циничными дамами с внушительным багажом в виде травм и несбывшихся ожиданий.

– Не полноценная психотерапия, конечно, я ведь только учусь, но это может помочь.

«Нет, нет. Иногда боль лучше ни с кем не делить. Иногда лучше справляться с ней в одиночку».

– Это плохая идея.

– Ты только что сказала фразу, которая должна быть написана на двери в нашу комнату! Наш девиз по жизни. Ну же. – Маленькая рука с серебряными колечками легла на плечо Ари. – Нет нужды страдать в одиночестве, это какая-то нездоровая фигня, понимаешь? Привыкая притворяться перед другими, мы, в конце концов, начинаем притворяться перед собой.

Ари грустно улыбнулась:

– Да, ты станешь отличным психологом. Сделаешь мне скидку? А то вижу цены за один сеанс и как-то начинаю верить в психосоматику и силу самовнушения.

Она не знала, как проговорить, что после пропажи Диониса прошло не так уж много времени, а она уже вся на иголках. То, что рабочий стол становился все более беспорядочным, мысли и слова – хаотичными. То, что ей хотелось только пить и злиться, а временами еще и умереть от приступа воспоминаний. То, что неосознанно искала Диониса даже во сне, пыталась обнаружить намеки среди заметок в его любимых книгах и в каких-то дурацких смешных записках, которые он иногда подсовывал ей под дверь, а Афина, находя их на пороге, каждый раз закатывала глаза и побыстрее совала Ари. То, что до весенних каникул она явно будет жить только на тяге озлобленности, потерянности и пассивной истерики, которая все ближе подкатывала к горлу. А все весенние каникулы она убьет на хандру по тому несбывшемуся будущему, которое могло бы быть и которому никогда не бывать, на которое она даже не смела надеяться, но которое рисовало перед ней предательское воображение.

– Знаешь, это так странно. – Ее голос сорвался. – На самом деле мы ничего друг о друге не знали.

«Ощущение потери, будто… Руку отрезали. Еще и попытались затолкать мне же в задницу». Ари снедали растерянность, неопределенность. Может, он валяется после внеплановой попойки в мусорном баке на другом конце города. Может, он все-таки отправился на Сайд в поисках… В поисках чего? Возможного оживления мертвой подружки? Или прощения Семелы за косвенную вину в том, что она застряла в другом измерении? И что, Ари теперь останется жить с неизвестностью? «И с сомнениями о том, не был ли твой мальчик манипулятором со множеством секретов».

Слишком уж много вопросов для одного человека. Ари не готова была стать главным героем этой запутанной пьесы, где сцена