Россия и Франция. От Петра Великого до Ленина - Элен Каррер д'Анкосс

Пруссия теряет свое значение в русской политике – Панин уходит в тень, – а Франция возникает в ней в новом качестве. Раньше Россия ожидала ее согласия на каждый из своих демаршей, а Франция давала его, только если Россия была ей необходима, она никогда не обращалась с последней как с полноправной участницей европейского равновесия. Заключение Тешенского договора кладет конец неравенству статусов. Россия знает, что теперь сможет действовать от собственного имени, а не как прежде, в качестве партнера-помощницы какой-либо державы. Франция голосом Верженна выражает удовлетворение договором и франко-русским согласием и признает новый статус за Россией. Но Иосиф II также вынужден признать новое положение России на континенте и делает отсюда вывод о необходимости союза с ней. Со своей стороны, Екатерина II приветствует впервые закрепленный за ее страной статус, называя себя «посредницей». Определяется новая политика России. Панин, который умрет в 1783 году, отодвинут на задний план, в то время как на передний выходит тот, кто будет играть в ней первостепенную роль (мы вернемся к этой теме, говоря о Потемкине), – Александр Безбородко. Он – любимый соратник Екатерины, которая осыпает его своими милостями и доверяет ему, убежденная в его честности. Взятки, регулярно раздаваемые государствами, его действительно не прельщали, но нужно сказать, что благодаря щедрости императрицы он обладал значительным личным состоянием. Теперь наступило время отвести в нашем повествовании место для Потемкина, с которым императрица разработала «греческий проект».

Со времен Ивана III русские правители мечтали о завоевании Константинополя. Концепция «Москвы – Третьего Рима» служила интерпретацией этой туманной мечты, которая при Екатерине II обретет форму и подтолкнет ее к завоеваниям на Черном море. Гримм назовет Екатерину Императрицей Греков, Иосиф II побудит ее к соответствующим действиям. У проекта есть конечная цель – вытеснить Османскую империю из Европы. Иосиф II относится к нему благосклонно, рассчитывая расширить свою империю за счет расчлененной Порты, но Потемкин понимает, что России понадобятся и другие союзники или, по крайней мере, нейтралитет государств, которые будут обеспокоены подобными амбициями. Англия стала первым объектом русских усилий в данном направлении, поскольку в Петербурге опасались возрождения старого франко-турецкого союза перед лицом угрозы, нависшей над Османской империей. Посол России в Лондоне граф Воронцов, племянник бывшего канцлера, отстаивал проект союза с Англией. Он утверждал, что русские и английские интересы дополняют друг друга. Он предостерег Санкт-Петербург: чтобы убедить Лондон, нужно отказаться от «вооруженного нейтралитета», в котором Англия видит удар по своим интересам на морях. Обращаясь к Франции, Безбородко попытался заинтересовать ее идеей четверного союза России, Франции, Австрии и Испании, который, уверял он, сможет восстановить европейский порядок, благоприятный для каждого из государств-участников договора. Однако Людовик XVI, еще недавно желавший сближения с Россией, отнесся к этому предложению более чем сдержанно. Ему не казалось необходимым изгонять турок из Европы, и он опасался, что «греческий проект» приблизит Россию к Средиземноморью. Поэтому, совершенно его не одобряя, он решил отправить в Турцию офицеров и военных инженеров для укрепления ее армии и оборонительных средств. Людовик XVI тем более проявлял сдержанность, что его посол, маркиз де Верак, постоянно говорил ему о «глупости греческого проекта» и особенно о его непосредственном следствии: аннексии Крыма. Она действительно произойдет, частично спровоцированная религиозными волнениями, с которыми придется столкнуться российскому протеже хану Шахин-Гирею, но если копать еще глубже, то желанием Екатерины обеспечить безопасность прилежащих русских территорий, для которых нестабильность в Крыму создавала угрозу. «Нужно провести естественные границы государств», – аргументирует Потемкин в меморандуме зимой 1782 года и для обоснования своей позиции упоминает прецеденты аннексии Корсики Францией или Буковины Веной. Потемкин также считает, что у Екатерины есть христианский долг: завоевать земли, начиная с которых была крещена Русь в 987 году (Херсонес, ставший Херсоном). Если Людовик XVI оставался равнодушным к подобному «христианскому долгу», то Екатерина берет этот тезис на вооружение и решает аннексировать Крым, чью независимость совсем незадолго до этого хотела сохранить. Но, чтобы это сделать, нужно обеспечить себе согласие или хотя бы нейтралитет европейских держав. Франция еще занята в Америке, хоть мир и близок. Екатерина II заключает отсюда, что располагает ограниченным временем для действий. Людовик XVI, опасаясь, что неудачная военная операция в Турции только увеличит присутствие России на Черном море (уроки недавнего прошлого не следует игнорировать), убеждает Порту быть осторожной. Его посол в Константинополе, маркиз де Сен-При, дает понять, что король рекомендует Турции избежать разрыва с Россией. 8 апреля 1783 года Екатерина II обнародует манифест, объявляющий об аннексии Крыма. Татарскому населению предлагалось присягнуть императрице, а тем, кто не хотел этого делать, разрешалось уехать в Турцию. Аннексия была мирной, русская армия уже находилась в Крыму. Во Франции, когда князь Барятинский уведомил Верженна, что эта аннексия ничего не меняет в русско-турецких отношениях, и постарался успокоить уверениями, что Россия собирается поддерживать хорошие отношения с Турцией, Людовик XVI удовольствовался этим. Он написал Екатерине II, что Франция желает мира. Та в ответ заверила его в таких же собственных намерениях.

Под прикрытием примирительных речей в Версале царили сожаление и горечь. Франция стала свидетельницей нового прорыва в усилении позиций России на Черном море и опасалась последствий, которые этот прорыв будет иметь для ее торговли со странами Леванта. Она также сожалела о вытеснении Турции из Европы и отказывалась рассматривать Европу без нее. Турция являлась для Франции тем более ценной союзницей, чем более она была слаба, зависима от поддержки Франции и, таким образом, подчинена ее интересам. Еще один пласт французской традиционной политики уходил в прошлое. У короля также вызывала горечь или досаду манера осуществления аннексии. Екатерина столь рьяно провозглашала стремление сохранить независимость Крыма, что ей поверили. После аннексии французская дипломатия задавалась вопросом, не усыпляла ли она таким образом бдительность Франции? Не обвела ли императрица ее вокруг пальца? Эта озабоченность тем более имела под собой основания, что, едва аннексировав Крым, Россия установила свой протекторат над восточной Грузией посредством Георгиевского договора, подписанного в 1783 году, по которому грузинский царь и его правительство сохраняли власть, но грузинская церковь подчинялась Святейшему Синоду.

Турция с беспокойством наблюдала за русской экспансией на Кавказе сразу же после аннексии Крыма и пыталась найти поддержку в Европе. В Вене ей ответили абсолютным молчанием, Австрия перешла на сторону России.

В Версале реагировали не столь пассивно. Верженн попытался убедить Екатерину II, что та не должна стремиться к содержанию флота на Средиземном море и вдобавок что целесообразно вернуть Крыму независимость. Более того, Верженн предложил России не навязывать Порте формальное письменное соглашение об аннексии, но удовольствоваться ее неофициальным согласием. В итоге императрица усомнилась в доброжелательных намерениях Франции по отношению к ее стране и даже отказалась от продолжения этих переговоров. Конвенция, подписанная в Айналы-Каваке 9 января 1784 года, подтверждала Кючук-Кайнарджийский мир, упраздняя из его текста положение, гарантирующее независимость Крыма. Порта ратифицировала аннексию. Мирная атмосфера, приветствуемая Людовиком XVI и Екатериной II незадолго до того, была поколеблена аннексией Крыма и реакцией России на развивающиеся на Кавказе движения протеста против русского проникновения. Не успели высохнуть чернила на договорах, как повсюду начались военные приготовления, и вторую русско-турецкую войну не составляло труда предугадать.