Записки мертвеца: Часть II - Георгий Апальков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот я здесь. Жду, пока Ира, её мать, а самое главное — отец поднимутся сюда и услышат в динамике то же, что только что слышал я. Время ещё раннее: по моим прикидкам только через три-четыре часа кто-нибудь из них проснётся, отправится чистить зубы и использует под это дело минимум половину ковша из и так иссякающих запасов питьевой воды. Стало быть, есть у меня время на то, чтобы рассказать ещё об одном дне дороги сюда.
День 36
Весь прошлый вечер и всю прошлую ночь я так и провёл в салоне автомобиля. Пытался приноровиться к рулю и к педалям, научившись водить не водя, а как бы воображая себя переключающим передачи и мчащимся навстречу ветру. Потом — читал инструкцию к парамотору, пытаясь не просто заучить её наизусть, как в школе учил стихи, но ещё и вникнуть в смысл каждого слова, каждого предложения. Удивительные возможности открываются перед человеком, когда он заперт в маленьком, тесном помещении, и под рукой у него нет ничего, кроме одной единственной книги. Мир ужимается до границ, заданных текстом на её страницах, и содержание её становится твоей вселенной, всецело поглощающей тебя и вбирающей в себя без остатка. Никаких внешних шумов и отвлекающих факторов — только ты и только этот текст перед тобой. Добавить к этому ещё и то обстоятельство, что жизнь твоя зависит от глубины понимания содержания этого текста, и я бы сказал, что нашёл идеальную педагогическую технологию для ускоренного усвоения того или иного материала: замкнутое пространство, один единственный источник информации и крайне враждебная среда снаружи, грозящая убить тебя, если ты не вдолбишь себе в голову всё, что содержится в источнике.
К ночи у меня сильно болела голова. Нестерпимо хотелось есть. Благо, я научился усмирять чувство голода: пара глотков воды, а потом — явственно представить себе руку мертвяка со старой раной от укуса, в которой живут белые личинки. На десятый день голодовки такая картина, возможно, начнёт даже казаться аппетитной и перестанет помогать как прежде, но мне не нужно было столько держаться. На следующий день я планировал достигнуть пункта назначения во что бы то ни стало.
И вот, этот день настал. Проснулся я снова вместе с солнцем и с сожалением понял, что наступило ещё одно утро, грозящееся стать для меня последним. Чувство страха перед необходимостью действовать я тоже стал учиться заглушать, подобно голоду, хотя, в отличие от голода, с ним было посложнее. Чтобы ужас не сковывал тебя и не вводил в ступор, нужно всего-то не питать его, а питается ужас временем, которое ты даёшь себе на раздумья. Понять, где проходит грань между здоровым планированием и пустопорожними размышлениями для затягивания времени — задача нелёгкая, но жутко интересная. Жаль, что в прежней жизни я ни о чём таком не помышлял и не задумывался.
Открыв глаза, потянувшись и придя в себя, я, не давая самому себе и шанса самого же себя остановить и одёрнуть, повернул ключ в замке и завёл мотор. Мертвецы, всё так же стоявшие дальше по дороге и мерно раскачивавшиеся из стороны в сторону, не обратили на меня никакого внимания. Я включил передачу и стал плавно трогаться с места. Машина поехала. «Это я ей управляю!» — крутилась в моей голове дурацкая, но обычная для того, кто впервые сел за руль, мысль. Я чуть ускорился, стараясь, тем не менее, не выходить пока за рамки двадцати километров в час и стал двигаться навстречу поджидавшим меня на трассе заражённым.
Когда я приблизился к ним, они, наконец, подались в мою сторону. Я испугался и безотчётно стал увеличивать скорость, давя на педаль всё сильнее, и сильнее, и сильнее. У меня получилось вылавировать между двумя первыми мертвецами, но третьего, стоявшего прямо за ними, я стукнул бампером. Он чуть откачнулся в сторону, после чего стал медленно, как бы ленясь озираться по сторонам, словно бы в попытках понять, что здесь происходит. Я машинально отпустил педаль газа и, что самое нелепое, на мгновение почувствовал себя виновником дорожно-транспортного происшествия и успел устрашиться своей дальнейшей участи. Выбросить из головы все шаблоны и паттерны поведения старого, цивилизованного мира, всё-таки, у нас получится ещё очень и очень нескоро.
В какой-то момент автомобиль совсем остановился. Я был слишком занят тем, что смотрел по сторонам, и совершенно забыл про ту самую первую дурацкую мысль: «Это я ей управляю!» Она едет не по волшебству и сама собой, а лишь тогда, когда я давлю на педаль. Мертвецы стали облеплять меня. Сначала подоспели те, кого я уже оставил позади. Потом те, что покачивались чуть в отдалении, словно бы услышали клич от своих собратьев и, обернувшись, кинулись ко мне. Неужели так всё и закончится? Ну уж нет. Я снова стал набирать скорость. Сначала я ехал тихонько, как бы крадучись и стараясь ненароком не задеть заражённых, простирающих ко мне свои гниющие руки и молотящих ими по стёклам и кузову автомобиля. Я выворачивал руль то туда, то сюда, стараясь нащупать хоть какую-нибудь дорожку, какой-то зазор, через который которой можно будет выехать из сжимающегося вокруг меня кольца смерти. Мертвецов становилось всё больше и больше. В салоне стало темнее от тел, облепивших тачку со всех сторон. И тогда у меня сорвало крышу. Я просто нажал на газ и, то ли во всю глотку крича, то ли только нашёптывая что-то себе под нос, стал их давить. Большинство из них не падали под колёса. Они чуть прокатывались по капоту, и редкие из них оставляли кровавые отпечатки на ветровом стекле. Белый автомобиль вскоре покраснел. Всё дело было в том, что у некоторых мертвецов на счету уже было по несколько задранных людей, и руки у них были по локоть в крови. Буквально. Часто кровь была запёкшаяся. Иногда кровь принадлежала им самим: сочилась из незаживающих ран или выжранных до кишок животов. Была здесь ещё и грязь, и нечто жёлтое и вязкое, и… Кто