Чужая кожа - Ирина Лобусова

Я надела его и подошла к зеркалу. Женщина, смотрящая на меня из ледяной поверхности зеркала, была не я. Мне вдруг стало так страшно, что я выключила в комнате свет.

Мое лицо, фигура, волосы, выражение глаз — все становилось абсолютно другим. Я менялась. Наверное, никто из окружающих не заметил бы никаких перемен, но только не я.

Я менялась не только внутренне, но и внешне, и мне это не нравилось. Выбор был уже сделан. На моей постели рядом с коробкой от платья лежал глянцевый пригласительный, поблескивая даже в полумраке комнаты хищным золотым боком. Это был пригласительный на день рождения Вирга Сафина, который состоится 13 ноября в одном из самых крутых ночных клубов столицы.

А 13 ноября… Увидев дату, я вздрогнула. В мыслях промелькнуло: неужели он решил совместить? Как будет восхитительно, если он поздравит меня прямо там, на крутой вечеринке в ночном клубе! Но радостная мысль быстро выветрилась из головы, раздавленная прозой окружающей меня жизни.

Ты ведь имеешь дело с Виргом Сафиным. Скорее всего, он про твой день рождения просто забыл. Он вылетел из его головы, как совершенно ненужная информация. Пора опомниться. Думать так было больно, поэтому на дату пригласительного я старалась не смотреть.

После персикового кошмара в доме Сафина я проснулась поздно, часов в одиннадцать. Мне удалось заснуть только под утро — я проплакала всю ночь. Умывшись холодной водой и стараясь скрыть опухшее лицо, я вышла в коридор, где меня уже ожидал Николай. Он отвез меня на квартиру, не произнеся ни слова. Я тоже предпочитала молчать. Сафин позвонил через день.

— Ты не сердишься на меня? Я соскучился по тебе, Мара! Поужинаем завтра вместе, если ты не против?

И все это на одном дыхании. Мои отказы не принимались, да и кто стал бы отказываться от приглашения Вирга Сафина?

Конечно, я согласилась, тут же взлетев на седьмое небо. Весь следующий день с макияжем я просидела у мобильника в лучшем своем платье и в новом белье. И, конечно, Вирг Сафин не позвонил. Никакого ужина не было. Похоже, он просто забыл обо мне.

Я уже стала привыкать к тому, что все, связанное с Сафиным, — «не так, как у людей». С ним все неправильно. И любовь у него неправильная, и жизнь, и секс.

А это как — правильно? Правильно — это как? Мое подсознание ехидно уточняло вопрос, что именно правильно в сексе, в любви? И не получало никакого ответа. Наверное, тому, кто дал бы четкое определение правильности любовных отношений и полный список критериев, по которым можно все это определить, благодарное человечество поставило бы золотой памятник при жизни.

Но чего нет, того нет. И мне давно пора было бы кое-что понять: любовь не всегда приходит в удобной упаковке.

Еще через день после несостоявшегося ужина с Сафиным в мои двери позвонили. На пороге стоял незнакомый человек в униформе с эмблемой магазина. В руке он держал небольшую коробочку. Попросив меня предъявить паспорт, сказал, что он курьер из ювелирного дома и мне прислали дорогое украшение. Вручить же его он может, только удостоверившись, что я — это я.

Пришлось предъявить паспорт и долго расписываться в какой-то книге, после чего курьер ушел. Я открыла коробочку прямо в прихожей и ахнула. Дело было не в массивной золотой цепочке, не в самом медальоне, который был очень большим. На мою ладонь выпал маленький ангел. Фигурка, преклонившая колени, с крыльями, обвисшими за спиной. Работа была удивительно тонкой, но поражало не это. Ладони ангела были сложены на груди в молитвенном жесте. Четко было различимо его лицо. Черт лица почти не было, сходство никак нельзя было определить, но… Глазницы ангела были пусты. Просто впадины. У него не было глаз. А из пустых глазниц по щекам катились слезы. Слезы ангела на щеках были бриллиантами. Россыпь довольно больших бриллиантов, которыми плакал безглазый ангел.

В этом медальоне было что-то жуткое. И даже не от стоимости — саму стоимость этого творения мне было страшно даже представить. Мне стало жутко, когда я задалась вопросом о том, кого оплакивал слепой ангел, и почему глаза его были пусты? Почему его слезы, не просыхающие на щеках, самые дорогие в мире камни, бриллианты?

Ответ пришел мгновенно — вспышкой. Ангел — символ. Сафин прислал мне его не просто так. Слепой ангел — это я. Чистая правда, я ведь поступила так, словно у меня не было глаз, и веду себя, как слепая. И еще: я чего-то не вижу, не могу разглядеть. Есть что-то, чего я не знаю. Сафин упоминал об этом не раз. Да я и сама догадывалась.

Значит, слепой ангел — это я. Плачу я потому, что молюсь. За кого же молюсь, кого оплакиваю? Ну, это просто. Молюсь за Вирга Сафина, оплакиваю его же. Для него мои слезы — бриллианты, которые и являются для него спасением. Он видит меня таким вот спасающим ангелом. Значит, он подчеркивает, как я для него важна. От чего же я его спасаю?

Несмотря на удивительную красоту фигурки ангела, я не могла долго на нее смотреть, поэтому спрятала кулон в коробку, а коробку — в ящик комода подальше. Через несколько часов я решила позвонить Сафину и поблагодарить за дорогой подарок. Как всегда, Сафин, не ответил на звонок и, как всегда, мне не перезвонил.

Всю ночь после этого я не спала и твердо решила: я не одену этот кулон на день рождения Сафина. Я вообще никогда его не одену. Это не украшение — это символ, и даже бриллианты на этом символе выглядят совсем иначе. Они выглядят страшно. Я чувствовала какое-то серьезное значение, важный смысл в этом подарке. И то, что не понимаю смысла, меня убивало. Как всегда: не понимаю самое важное, не могу понять.

Сафин позвонил ночью, около четырех часов утра.

— Не надевай ангела на мой день рождения. Платье и пригласительный пришлю. Целую. Скучаю.

И прежде чем я успела что-то сказать, в трубке раздался короткий противный щелчок отбоя.

Зеркала. Теперь я поняла: причина всему — в них. Зеркала отражают не то, что есть, а то, что ты хочешь или не хочешь видеть. Именно поэтому они почти сразу отразили не меня — роскошную «снежную королеву», вооружившуюся своим единственным оружием — надменностью, а злые глаза Алекса, возникшего за моей спиной, как злобный тролль из сказки Андерсена, уничтоживший все очарование моего зеркала.

За моей спиной возник Алекс. Он смотрел на меня, как таракан на «Дихлофос».

— Привет, — сказал Алекс, — хочешь шампанского?

— Спасибо, нет. Потом.

Он ухмыльнулся.

— А что стоишь здесь, в фойе, как бедная родственница? Почему не зайдешь в зал?

— Так никого еще нет.

— Значит, мы будем первыми. Пойдем?

Алекс нежно взял меня за локоток, и, откинув тяжелую бархатную портьеру с золотой бахромой, ограждавшую вход, провел в зал.

Официанты расставляли на столах бокалы и закуски. Появились первые приглашенные. Сафина не было. В мою сторону никто не смотрел. Еще двадцать минут назад в зале было безлюдно, а теперь зал заполняли люди: пожилые мужики в дорогущих костюмах с девками модельной внешности, годящимися им в правнучки; старые тетки, увешанные бриллиантами, с мальчишками по 18–19 лет. Похоже, вся эта публика прекрасно знала друг друга.