Золотое колечко на границе тьмы - Владислав Крапивин

— У, швабра…

Кот снова не отреагировал. Тем более что на швабру, гладкий и упитанный, совсем не походил.

— За что ты его так? — спросил я. Мальчик коротко шмыгнул носом и сказал:

— Да ну его… Он бродяга.

— В каком смысле? Из дома бегает?

— Ну да! — Мальчик опять бросил на кота неласковый взгляд, а мне улыбнулся. — Он такой… Вот как выйдет из дома да увидит катер — сразу шасть на него. И едет на Графскую. Он умный, всегда знает, какой катер на Графскую… А там трется у рыбаков и попрошайничает. Ждет, когда рыбу дадут.

— Ясно, — сказал я.

Мне была известна эта порода здешних котов. Я не раз видел их на севастопольских пристанях. Они сидели рядом с удильщиками и ждали долю добычи. Но мальчик напрасно сказал о попрошайничестве. Коты держали себя очень достойно. Даже величественно. Они были неподвижны, и на мордах их отражалось полное спокойствие. Коты были уверены, что получат свое. И правда, рыбаки — мальчишки и взрослые — обязательно давали такому хвостатому сторожу по рыбке. Может, это был обычай, а может, примета: если не дашь, то и клева не будет.

Я заступился за кота:

— Что такого? У него к этому делу свой интерес. Угостится рыбкой и придет домой.

Мальчик озабоченно сдвинул светлые бровки.

— Ага, а если не придет? Если на катер не пустят? Один раз совсем мокрый вернулся, среди ночи. Наверно, кто-то с трапа спихнул… — Он повернулся к коту, сказал с досадой: — Не можешь, что ли, на своей пристани сидеть? Обязательно на Графскую надо…

Кот независимо дернул кончиком хвоста.

— Самостоятельный он у тебя…

— Да… — охотно отозвался мальчик. — Бродячий он. У него, наверно, с детства такой характер. Я его, беспризорного, нашел в колючках, когда он вот такой был…

Маленький хозяин кота нешироко развел ладони, и тоненькие руки его далеко высунулись из обтрепанных рукавов пальтишка. На запястьях я заметил подсохшие царапины. Уж не от кота ли?

— Значит, он удирает, а ты за ним ездишь? — спросил я.

Мальчик шевельнул плечом: что, мол, поделаешь? Потом вздохнул:

— Жалко ведь, если пропадет. Я ведь его… ну, привык уже. И мама тоже…

— Мама за тебя, наверно, больше волнуется, когда ты по вечерам уезжаешь…

Он улыбнулся:

— А ее сейчас дома нет, она во вторую смену работает на ГРЭСе. — Потом повернулся к коту: — Скажи спасибо, что на работе. А то бы она тебя вздрючила.

Кот демонстративно зевнул розовой пастью.

Двигатель застучал реже: катер подходил к причалу «Голландия». Кот поднялся и, не оглядываясь, пошел к выходу. Мальчик — за ним. У выхода он оглянулся на меня. Словно хотел сказать «до свиданья» и не решился. Наше коротенькое знакомство было не таким, чтобы прощаться по всем правилам. И все же мальчик попрощался со мной теплыми своими глазами и короткой улыбкой.

Я вышел к трапу. Неподалеку светились ряды окошек морского училища. А справа, на скалистом мысу, при свете редких фонарей лепились к скалам, громоздились друг над другом белые домики. К ним вела среди камней и кустов крутая тропинка. Мальчик поднимался по тропинке. Кота я не разглядел, но мальчик двигался спокойно, значит, кот благополучно шел впереди…

Катер стоял долго. Через несколько минут я заметил, как в одном из домиков, за черными плетьми винограда, засветилось уютное окошко. Я был уверен, что это мальчик с котом пришли домой.

Они съедят оставленный мамой ужин, после этого мальчик возьмет книгу (обязательно интересную и толстую), заберется с ней в постель, а накормленный и прощенный кот устроится у него в ногах и замурлыкает от лени и спокойной радости. За стенами домика будут вскрикивать сирены катеров, изредка греметь корабельные цепи и шуршать в подсохших виноградных листьях ветер…

Катер отвалил от пирса. Я опять вышел на палубу. Высокие берега и корпуса громадных кораблей сдерживали ветер, стало теплее. Высоко над нами нависали изогнутые форштевни с сигнальными огоньками на носовых флагштоках. А по всему простору черной воды опять полоскались отражения больших огней — береговых и корабельных. Желтых и разноцветных.

Тут-то я впервые и заметил, что синие огоньки на судах и рельсовых стрелках, если сощуришься, выбрасывают не четыре луча, а пять…

Через полчаса катер ткнулся бортом в причал ГРЭС. Над причалом горела очень яркая лампочка. В разных концах пристанской площадки торчали из-за поручней длинные удилища. Между ними метался мужичок в брезентовом плаще и полинялой торгфлотовской фуражке. Он вскидывал то одну, то другую удочку, и ярко вспыхивали чешуйки добычи.

Мужичок казался веселым. На его подбородке горели искорки седой щетины.

Сильно пахло йодистой водой и деревом обросших свай. Домой мне совсем не хотелось, и я завязал с удачливым рыбаком беседу.

— Хорошо берет… — заметил я, когда он, грохоча сапогами, проскочил мимо.

— Берет! Я ее на соленую кефаль ловлю! — тонким обрадованным голосом откликнулся мужичок. Видать, он был несуеверный и не боялся хвастовством спугнуть везенье. — Ишь, дергать не успеваю! Чуть не голый крючок хватает!

— А что за рыба-то?

— Да пикша! — крикнул он и дернул удилище. Взметнулась леска с бусинами грузил и крючками. Блестящее зеркальце дугой пронеслось в черном небе. Рыбак отцепил и бросил его в фанерный садок. Садок был наполовину наполнен рыбками длиной от перочинного ножика до ладони.

— Всякая попадается, — охотно разъяснил веселый мужичок. Он возился с наживкой. — Есть и крупная, а есть, конечно, мелочь. Кошачья еда…

Я усмехнулся про себя и спросил наугад:

— Кот сюда случайно не приходил?

Мужичок не удивился:

— Был! Целый вечер сидел, глядел, как я дергаю…

— Угощали рыбкой?

— А как же! Ему же хочется. Существо ведь, не как-нибудь…

— А куда он подевался? Унес кто-то?

Мне почему-то хотелось, чтобы и этого кота забрал какой-нибудь мальчишка. Но рыбак сказал:

— Сам ушел! Как наелся, так и двинулся до хаты. Самостоятельный…

Я кивнул удачливому рыбаку и стал подниматься по тропинкам и каменным трапам к улице, где жил мой приятель.

С высоты, сквозь сухие листья и скрученные стручки акаций, я еще раз взглянул на рейд и берега. Мыс, где стоял домик мальчика, был отсюда не виден. А если и увидишь, разве отыщешь неяркое далекое окошко среди множества огней?

Неподалеку сдержанно гудела и светилась громадными окнами электростанция, где работала мама незнакомого мальчишки.

…Мама вернется с работы среди ночи, вздохнет, поднимет с половика книгу уснувшего мальчика, поправит на сыне одеяло. Подумает, не турнуть ли с кровати дрыхнущего кота, улыбнется и махнет рукой. И скоро окошко за черными плетьми винограда погаснет. А в Северной бухте будут по-прежнему погромыхивать якорные цепи, сдержанно урчать под стальными палубами двигатели, перемигиваться прожектора. Будут замирать и вспыхивать у ^черного горизонта маячные огоньки.