Леди GUN - Владимир Вера

Охранник открыл массивную дверь, и Борис, сотрясая воздух ударами об пол твердых каблуков вышедших из моды туфель, направился к приемной Матушки. В приемной его встретил услужливый телохранитель хозяйки и помог раздеться. Борис прошел в кабинет. Справа от Елены стоял адвокат организации. Щуплый и лысый Лисовский расположился с маленькой указкой возле стола над картой. Железная логика этого человека, случалось, заводила в тупик его самого, это был его единственный минус. Борис не сразу заметил Роланда и вдруг подумал, что, быть может, его не будет на совете, но нет, он не ошибся. В дальнем, плохо освещенном углу кабинета шевельнулось что-то громадное, и это, без сомнения, был Роланд Кутателадзе, которого за его размеры и густой волосяной покров величали Гориллой, конечно же, за глаза. Это чудище было бесчувственным конвейером смерти, карающей десницей Матушки.

Присутствие на совете Роланда могло означать только одно – случилось что-то из ряда вон выходящее. Это было ясно, как день, но пока Бориса больше тревожило то, что он не отошел от вчерашнего. Его шатнуло в сторону, а в глазах засверкали искорки. Сейчас он не мог служить источником полезных советов. Борис сомневался даже в том, в состоянии ли он как следует воспринимать информацию. Он приготовился слушать, размышляя, какое впечатление произведет на Елену его опухший вид. Он даже не заметил, что с ним никто не поздоровался. Все молчали, как на панихиде.

– Ты хорошо выглядишь, видно, вчера зря времени не терял, – вместо приветствия произнесла Родионова. – Мне уже доложили, что ты облазил все питейные точки в городе.

Это было как минимум странно, когда это ей успели донести. Ни его шофер, ни его телохранитель никогда не проявляли инициативу в беседах с хозяйкой. Если, конечно, она не задавала им вопросы. И все равно Борис не замечал за ними особой словоохотливости. За версту чуял стукачей, старался не держать их рядом с собой.

– Осмелюсь предположить, что не мой моральный облик стал причиной общего совета, – нашел что сказать Борис, задетый тем, что Родионова попыталась отчитать его в присутствии стоящих гораздо ниже его в табели о рангах.

– Ах, ты не в курсе, что произошло? – Родионова смерила его недоверчивым взглядом. – Из тех, кто знал об отправке моих людей в Крым, в живых остался только ты, если, конечно, не брать в расчет меня саму. Мои люди вместо Крыма отправились на тот свет. По всей видимости, ты позаботился об инкогнито этого рейса, и наши враги, как бы они ни ухищрялись, не смогли бы пронюхать о нем… Как прикажешь понимать?

Борис в секунду протрезвел, когда понял, что он на подозрении. То, что он услышал, потрясло его, он стоял как вкопанный, понимая свой прокол. Наверняка эти гоблины сболтнули лишнее кому-то, кому не следовало об этом знать. Ведь предупреждал же, что даже родным ни слова. Борис думал так же, что на Лену нельзя сейчас злиться, ее право подозревать и его. Тем паче в ее глазах он уже давно заработал имидж недовольного и числился неблагонадежным. Ее истинным советником был Лисовский, а главным исполнителем – Кутателадзе… Да и не мог он оправдываться, когда разговор строился на эмоциях, а не на разуме. Борис думал так, а она отчитывала его все безжалостнее:

– Ты в последнее время сильно утомился. Может, подыскать тебе более спокойную работу? Или об этом уже подумали твои новые друзья?

«Боже, неужто она думает, что я ее продал?» – Борису стало не по себе от этой мысли.

– Какие друзья, что ты говоришь? – огрызнулся он. – Если я на крючке, то назначь расследование. Скажу тебе одно, скорее я сдохну, чем тебя продам.

– Всему свое время, – раздался голос из темного угла. Это был голос Кутателадзе. По телу Бориса пробежали мурашки. В том, что он был уже в отставке, не было сомнения. В голове пульсировала фраза: «Меня подставили»…

– Меня кто-то подставил, – произнес он вслух.

– Разберемся, – изрекла Матушка. – Можешь идти, – она указала на дверь.

Когда Борис вышел, она сказала Лисовскому:

– Установи за ним наблюдение.

Кроме обычного значения, эти слова говорили еще об одном – Лисовский теперь был первым советником Матушки официально. К слову, именно он высказал предположение, что утечка исходила от Бориса. Но не забыл подстраховаться на случай, если будет доказана его невиновность: «Может, Борис и сам не помнит, о чем болтал по пьяной лавочке».

* * *

Экстренный выпуск «Новостей» передавал репортаж с места трагедии. Взрыв произошел, когда поезд на полном ходу пересекал границу Запорожской области неподалеку от местечка с клонящим ко сну названием Мирное. В эту ночь жителям поселка перебил весь сон сильный грохот, подобный грозе. Яркое зарево самые любопытные мирчане увидели позже, догадавшись, что это не гром, еще и по отсутствию ливня. Любопытных, не поленившихся встать с нагретых кроватей, к слову, оказалось не так мало. Когда еще пришлось бы им увидеть такое. Взрыв разворотил целый состав, опрокинул многие вагоны вверх тормашками. Несколько вагонов превратились в груду искореженного металла. Кто бы мог подумать, что вагоны горят как свечки.

Борис уставился на экран. Перед глазами предстала чудовищная картина. Стоны и крики напуганных до смерти людей слились в общий протяжный рев. Пострадавшие, но оставшиеся в живых, глядя на окровавленные тела погибших, не смели сетовать на судьбу. А погибших было много. Один вагон, где, вероятнее всего, произошел взрыв, вовсе разлетелся в пух и прах. Его словно расплавило в мартеновской печи. Так выглядела эта куча железных прутьев со сгоревшими дотла внутренностями. Два ближайших вагона-соседа смотрелись не лучше. Выли сирены «Скорой помощи», суетились санитары, складируя на носилки обуглившиеся трупы. Пожарные потирали руки, организовав себе перекур. Они свое дело уже сделали.

Репортер распылялся в версиях, третируя вопросами какого-то полковника милиции. Телевизионщик видел, что милиционер и двух слов связать не может. Но тот был в форме, а значит, лицо – официальное. Практически ничего не выжав из мента, журналист решил сам покрасоваться в кадре на фоне чуть ли не прифронтового натурализма. Он с оголтелой уверенностью настаивал на собственной версии причины трагедии, высказав мнение, что сработало взрывное устройство огромной мощности, скорее всего пластиковая бомба с таймером или дистанционным детонатором, и что по всем признакам это террористический акт.

Борис смотрел телевизор, все еще не осознав до конца, что в этом сюжете он не простой зритель. Расслабился, понадеялся на авось. Теперь он знал почти на сто процентов, что бомба была в той посылке. Почему он не проверил? Почему? Он еще и еще раз прокручивал свои действия на перроне. Он же учуял, что происходит что-то неладное, когда заметил того сутулого, увидел, как он передает бандероль. Почему он не придал этому значения. Может, это старость? Да, он заслужил, что Елена так обошлась с ним. Но поймал себя на мысли, что все-таки ему себя жаль. И вовсе не потому, что его пнули, как отслужившую собаку. Пусть она считает его ни на что не годным. Но кто ей позволил считать его предателем? Неужели за столько лет она не смогла ничего понять? Обидно было, что она и не пыталась понять. Воспринимала как должное его собачью преданность.