Прорыв - Юрий Сергеевич Аракчеев

к тем, что связанны с именем Низами Гянджеви. Причем было ясно, что отношение это стало проявляться совсем недавно, а именно – полтора года как. Восстанавливались и расчищались мечети и медресе – вместо ресторанов, шашлычных, хашных или даже складов, которые были в них раньше, размещались там теперь музеи или, к примеру, аптека лекарственных трав с таким вот названием: «Целебный цветок». Или Любительская киностудия. Или Национальный фольклорный хор. Или даже – Театр поэзии имени Низами Гянджеви…

Вообще же не только внимание к старине ощущалось в городе, но и внимание к жизни вообще, к человеческим, а не исключительно «социалистическим» радостям. К культуре. К искусству.

В это даже не верилось поначалу, казалось очередным показательным «мероприятием», однако чем дальше, тем больше я убеждался в реальности происходящего. Например, дважды довелось мне побывать на приемах граждан в кабинете первого секретаря, и то, что там происходило, опять удивило меня. Если кто-то из записавшихся на прием жаловался на кого-то, первый секретарь непременно вызывал в кабинет того, на кого жаловались – будь это директор школы, начальник ЖЭКа, милиционер, следователь, директор предприятия, ректор института или даже судья. Первый секретарь ценил чужое время, избавляя обиженных от бесконечной волокиты, он, видимо, вообще понимал, что такое жизнь человека – в отличие от многих и многих своих коллег, «товарищей по партии»… Он понимал, в частности, что для человека правда важнее даже, чем хлеб, и никакое добро без нее, правды, не имеет смысла. «Соломонов суд»? Да, именно! И в наших, советских, условиях это далеко не самое худшее. Ведь каждый, по крайней мере, имел на него право и каждый получал «очную ставку»…

И все это, повторяю, происходило в городе, который раньше назывался Гянджа и был родиной Низами. Что это за поэт я, к своему стыду, до того времени имел представление смутное, но здесь, кажется, по-настоящему познакомился с ним – и, в частности, от начала и до конца прочитал одну из пяти его знаменитых поэм, а именно – «Семь красавиц». И не только прочитал, но и не поленился выписать строчки, которые особенно меня тронули.

«Разум главный наш помощник, наш защитник он, муж разумный всем богатством мира наделен… Создан не для пожиранья мяса и хлебов человек, нет – он источник умственных даров… Вникни, мудрый, в суть растений, почвы и камней, вникни в суть существ разумных, в суть природы всей, – и в любом живом творенье можешь ты открыть главное, что и по смерти вечно будет жить. Все умрет, все сгубит время, прахом истребя. Вечно будет жить познавший самого себя. Обречен на смерть кто сути жизни не прочтет, но блажен себя познавший: будет вечен тот… Человек двумя делами добрыми спасет душу: пусть дает он много, мало пусть берет… Только тот достоин вечной славы, кто добра людям хочет, ценит правду выше серебра… Ибо в той стране, где правду властелин хранит, делается тёрн плодами, золотом – гранит, и железо обретает свойства серебра»…

А вот и еще одно, символическое:

«Не смотри на взлет надменной башни в облаках,

Помни, что и эти стены обратятся в прах…»

Описываемые в моей повести события относятся ко времени самого начала восьмидесятых – они еще из той, «советской» жизни, которая канула, кажется, безвозвратно, – однако, я убежден, что суть этих событий не утратила значения и теперь, в эпоху, как все думают, иную. А Низами и вовсе жил и сочинял свои поэмы около восьмисот лет назад… Столько поколений сменилось, а люди по сути остались те же. Сколько умных людей писало о все том же и после него, но… Все признают, что мудрецы, философы, писатели правы, однако… Что же мешает людям жить по-человечески – по совести, по уму?…

Естественно, что большой поэт и мыслитель не мог обойти и столь важную сторону человеческой жизни, которая как раз и занимала меня в те крымские дни. А именно – взаимоотношения мужчин и женщин. То есть эротику и любовь. Меня всегда особенно интересовало, как именно разные писатели и поэты описывают красоту женщины, как передают словами то, что чувствует женщина или мужчина в счастливые минуты интимных встреч, что они сами видят и чувствуют. Именно на этом «оселке» и проверяется художник! Ведь вокруг «этого» накручено столько всякой ерунды, что освободиться и начать свободно и реально мыслить – как в жизни, так и на страницах, в словах, – самое трудное. Ясно же, что как раз в этой сфере ханжество торжествует чаще всего, именно тут претенденты на «избранность» напустили больше всего туману. Именно на этом поприще предательски, подло, с помощью лжи, так часто торжествует Система Господства, которая, по моему глубочайшему убеждению, губит людей! Никогда не хотели мужчины – хозяева, господа! – делиться с другими главной ценностью жизни – женской нежностью, красотой, лаской. Женщины обязаны были принадлежать именно – и только! – им, хозяевам, господам. Не имеет значения для «господина», что думает и чувствует женщина, – главное то, что чувствует он, самый великий и самый ценный человек на свете – он сам, Господин! Тело женщины, ее красота и человеческое достоинство должны принадлежать только ему! А следовательно… Вот это и есть начало Системы Господства и – мерзость.

«Семьсот жен и триста наложниц», к примеру, было у библейского царя Соломона. А он еще и увлекся девочкой Суламифью, которой всего 14 лет. И это с восторженным трепетом описано в Библии и составляет ее часть! При том, что в той же Книге Книг сказано о «грехе прелюбодеяния», о том, что женщине нельзя «давать разводную» и позволять ей выходить за другого… Это – по-человечески?!

Вот они-то – «господа»! – и насочиняли систему запретов, систему непременного целомудрия – не по отношению к «господину», естественно (себе-то всегда, разумеется, он берет «право первой ночи», право «владеть» женщиной и унижать ее всячески…), а – по отношению к другим. «Только мне, и никому больше!» И не важно, хочет этого женщина или не хочет. Важно одно – желание Господина! Нормальную, свободную жизнь, в которой побеждает лучший, сильнейший, они заменили убогим, душным, расчерченным на клетки существованием, в котором торжествуют не лучшие и сильнейшие на самом деле, а – ханжи, лицемеры, обманщики, бандиты и воры. И именно в такой системе мы, увы, существуем сегодня…

И как же порадовало меня, что именно на эту тему – еще восемьсот лет назад! – писал Низами… Больше того: эта – именно эта! – тема была, оказывается, главной в его поэмах!

Настоящим открытием была для меня