Возродим Мир из Пепла - Даша Сказ

Но моя радость длилась недолго – пока моё мокрое лицо не приземлилось точно в песок. Всё тело – одежда, руки, ноги – смешалось с грязью, и я ощутила себя настолько тяжёлой, что мгновение я помедлила, заставляя себя встать.

Мира, нельзя терять времени! Их же уносит!

Тут же верёвка напомнила мне об этом: мне пришлось схватиться за неё покрепче и упереться ногами в землю, чтобы не соскочить обратно в воду. Слава Матушке, у меня получилось!

Наконец Феникс, Гили и Захария перестали нестись, и их верёвочная вереница перевернулась, прижимаясь боком к берегу. Река всё ещё пыталась подчинить их исключительно своей власти, но не тут-то было! Я здесь, и я сильнее какой-то Грань-реки!

Подумать только… Раньше я бы этого никогда не сказала!

Напрягшись, я потянула. Тянула, тянула, тянула… Кажется, что-то начинает получаться!

– Мира, давай, теперь по очереди меняй руки! – привлёк моё внимание Феникс, показывая, как нужно.

Я повторила за ним, но мои ладони обжигающе заскользили по мокрой верёвке. Я было вскрикнула, но затолкала верёвку под рукав.

– Мира! – взволнованно вскрикнула Гили.

Вскинув взгляд, я увидела, как она встала на мешках! Копытами! Ошарашенный Захария зачарованно уставился на её коленки, словно увидел их впервые. Хотя, может, он действительно впервые обратил на них внимание.

– Я помогу! – воскликнула она.

– Не нужно! Я сама…

Но не успела я и слово сказать, как та прыгнула… и зацепилась руками за берег! Ай да Гили!

– Я… не просто лошадь… – захрипела та.

– А Лошадь, знаю! Держи руку! – Одной рукой держа верёвку, вторую я подала подруге.

Той не составило труда вскарабкаться ко мне и схватить верёвку вместе со мной.

– Всё это здорово, но можно и менее прекрасную половину отряда спасти?! – послышался голос Захарии. Судя по всему, Гили во время прыжка задела его мешок с поклажей, и Захария закрутился на нём волчком.

– Гили! Хей! Мира! – крикнул уже Феникс, своими силами подползающий к берегу. Но река не уставала его мстительно обрызгивать. – Гили, привяжи верёвку к тому дереву! Мира, тяни-и-и!

– Хорошо! Слушаюсь! – резво ответила я и теперь потянула что есть сил.

Тело наполнилось удивительной теплотой. Я не знала, что это, но подозревала: меня охватывали чудеса. С ними тянуть стало гораздо, гораздо легче! Тем временем Гили ускакала назад с остатками верёвки.

Всего пара долей – и мы уже все вместе, уложившись в круг, пытались отдышаться. Феникс с Захарией выплёвывали воду, а мы с Гили отдыхали от проделанной руками работы.

– А где благодарность? Мы с Мирой, между прочим, вас спасли! – судорожно вдыхая-выдыхая, пошутила Гили.

Но, похоже, Захария шутки не понял:

– Да если бы не вы, этого бы не произошло! Вот, Феникс, чем нам обходятся женщины на корабле!..

Тем временем Феникс лишь усмехнулся рядом со мной. Обернувшись, я не могла оторвать от него взгляда. Кажется, его небесные глаза, вскинутые к Матушкиным чертогам, по-особенному благодарили за спасение. Такого взора я пока у него не видела.

Я многое у него не видела… и хотела бы увидеть многое, многое другое. Если Феникс захочет…

– Мира, – прошептал вдруг он, пока Гили и Захария пытались друг друга перекричать, – спасибо тебе большое.

– За что? Это ведь мой долг – спасти вас, – тихо ответила я.

– Я не об этом. – Феникс лёг на бок, протягивая руку, будто чтобы взять мою. – За то, что ты не раздумывая бросилась за мной в реку. Я очень ценю это. Для меня никто больше такого не делал…

– Но ты же разозлился… Я не понимаю, – смущённо спрятала взгляд я.

– Я просто испугался за тебя, – выдохнул он, кажется, тоже пряча взгляд. – Ты по-прежнему кажешься очень слабой. Никак не могу привыкнуть, что ты теперь посильнее меня будешь!

Он тихонько рассмеялся. Я вскинула взгляд.

Улыбка Феникса – такая добрая, такая нежная – отдавала невероятным теплом – жаром – и сводила с ума. Хотелось смотреть и одновременно отвернуться, ведь при взгляде на него в сердце пылало столь сильное пламя, что от единого лишнего мига, от лишнего взгляда то могло сгореть за считанные мгновения.

– Я только кажусь сильной, – призналась вдруг я. – Меня ведь тоже нужно было спасать, верно?

Он тоже посмотрел мне в глаза. Я чувствовала: Феникс ощущал то же, что и я. И, наверное, как и я, совсем не понимал, что с этим делать.

– Хей, жених и невеста! – возник над нами Захария. – Вставать пора. Скоро ночь, а мы ещё не определились с местом для лагеря!

– Не смей сводить мою Миру с каким-то… иностранцем, – появилась рядом с ним Гили. – И вообще, чем здесь не место? Укрыто за холмиком: под ним удобнее будет обустроить палатки. А здесь можно набрать воду.

– А Гили явно разбирается в этом побольше тебя, Захария! – рассмеялся Феникс. – Не помню, чтобы мы когда-нибудь останавливались у реки.

– Цыц! Не подрывай мой авторитет перед женщ… Лошадью.

– От кабана слышу! – толкнула его в плечо Гили и потопала к мешкам с поклажей.

Я хихикнула в ладошку. Такие забавные!

Я собиралась было подняться, но услышала тихий смех Феникса. Он переглянулся со мной и, встав первым, подал мне руку.

А я с радостью приняла его помощь.

* * *

Слабый костерок, уютно потрескивая, грел промёрзшие до костей руки. Поднося к нему ладони, я чувствовала, как до самых когтей меня пробирало ласковым теплом. И я не уставала мысленно благодарить Феникса за так пригодившиеся чудеса.

Правда, здешний воздух – влажный и оттого тяжёлый – делал всё, чтобы похоронить старания Феникса. Потребовалось немало времени, чтобы разжечь пламя, и до сих пор Феникс тратил много сил на его поддержание.

А вокруг – тьма. Лесная, дикая, незнакомая тьма. На Родине – в Берском Царстве – я подобного не ощущала: я свыклась с жизнью в родных лесах, знала их опасности и могла предугадать намерения зверолюдей, что скрывались в неведомой чащобе.

В Империи Лонг же всё совсем иначе. Диковинные деревья – не сильные и могучие, как у нас, а тонкие и изящные, как на тех древних картинах, завезённых из Империи Лонг. С грамот с этими картинами сыпался песок древности, но я прекрасно помнила: иным духом веяло от старинных изображений. Казалось, они нарисованы и написаны тончайшей изящнейшей кистью, но вместе с тем в их красоте скрывалась какая-то неприглядная правда – то, как проливал пот художник, рисовавший тонкие змеелюдские глаза, как он мучился, стараясь исполнить каждую чешуйку их лиц, спин и хвостов.

Конечно, настоящее походило на нарисованную сказку лишь отчасти. Тем не менее оставалось страшащее чувство чуждости, сокрытое где-то между пышных крон лонгских деревьев.