Вокзал Виктория - Анна Берсенева

– Эвакуатор вызывать.

Вика помедлила еще мгновенье… Нет, не смогла решиться!

– Я пойду? – осторожно спросила она. – Или подождать?

– Чего ждать?! – рявкнул он. – Иди уже!

Гнев его выглядел таким же открытым, как улыбка и взгляд. Мороз шел по коже от одного лишь зрелища такого гнева!

Вика не решилась даже «до свидания» сказать. Мысль о том, чтобы признаться, исчезла вовсе.

Она попятилась и без оглядки, все ускоряя шаг, пошла прочь.

Буря бушевала у нее в груди. Немало в ее жизни было разных чувств, но только теперь она поняла, что означает это книжное выражение: в груди бушует буря.

Прежде все ее чувства, даже самые сильные, были непротиворечивы. Она любила, ненавидела, возмущалась, радовалась, злилась, чувства могли давать ей счастье или больно бить и ранить, но они не сталкивались друг с другом, налетая с противоположных сторон, они не были взаимоисключающими.

Теперь же чувства накатывали волнами, и каждая следующая волна перекрывала прежнюю. И началось это даже не в ту минуту, когда Вика подошла вместе с Владом к искалеченной ею машине, а раньше, когда эта машина отбросила ее в лужу, и продолжалось потом, когда сквозь пустой поток ничего не значащих Наташиных слов вдруг послышался его голос, и хотя ничего значимого в словах, этим голосом произнесенных, не было, но он пробил вязкую кашу, в которую превратилась ее жизнь, а прикосновение его рук словно форточку распахнуло – и хлынули в эту форточку чувства живые, вот эти самые, которые теперь бушевали в ее груди бурей.

«Я влюбилась, что ли? – растерянно подумала Вика. – Или просто хочу его, потому что у меня нет мужчины, и естественно мне хотеть такого Ясна Сокола?»

Разобраться в этом было невозможно. Она пыталась вытащить, вылущить из своего прошлого события, в которых проявлялась бы любовь или хотя бы физическое желание, чтобы сравнить с тем, что ощущала сейчас. Желание – да, возникало, конечно, и раньше. Правда, раньше оно никогда не бывало таким сильным, как нынешнее, и, главное, никогда не являлось так мгновенно. А любовь…

Вика считала, что была в ее жизни любовь, она всегда была в этом уверена. Но теперь засомневалась.

Конечно, она понимала, что жизнь в детдоме вот-вот закончится.

Она не просто понимала это – ждала этого, дни считала и, как ей казалось, готовилась. Но когда это стало совсем близкой, у порога стоящей реальностью, Вика растерялась.

Как все это будет? Проснуться утром, позавтракать… Чем позавтракать? Хлеба с вечера купить, колбасы? Или колбаса – это дорого, и каждый раз ею завтракать не получится? Тогда, может, лучше сварить яиц? Или яйца выйдут еще дороже? Нет, яйца, пожалуй, не стоит. Вика однажды попробовала их варить в детдомовской кухне, но все они лопнули, вытекли, и получилась какая-то бесформенная и безвкусная бело-желтая лапша.

– Ничего, – сказала Ольга Васильевна, когда Вика поделилась с ней своими сомнениями. – В студенческой столовой будешь питаться. И девчонки в общежитии станут что-нибудь готовить – присмотришься.

Ольга Васильевна была хорошая. К ним ко всем она относилась не то чтобы как к своим детям – Вика не знала, как люди относятся к своим детям, – и не то чтобы очень тепло, но каждого видела насквозь, а потому понимала, с кем надо построже, иначе на голову сядет, кому послабление можно дать, а кого необходимо подбодрить. Вику она выделяла из всех – говорила, что если та приложит усилие, то выйдет в жизни на правильную дорогу.

Если бы директором детдома была не Ольга Васильевна, то вряд ли Вике удалось бы доучиться в школе до конца: в основном всех детдомовских старались выпроводить после девятого класса и дать какую-нибудь полезную специальность. Да никто заканчивать одиннадцать классов и не стремился. А Вика стремилась, и директор ее в этом вопросе поддержала. Так и сказала:

– Я тебя, Виктория, в этом вопросе поддерживаю. Ты девочка с головой, учиться тебе надо без всяких-яких. Главное, на кривую дорожку не попасть, а приложить усилие и на правильную выйти.

И даже когда Вика объявила, чему именно хочет учиться, Ольга Васильевна не стала ее отговаривать, хотя желание, прямо сказать, было неожиданное.

Она лично позвонила в Пермский университет и потребовала, чтобы они взяли Вику на филфак. Может, и без звонка никуда бы не делись – детдомовских обязаны были принимать вне конкурса. Однако принимали с неохотой даже в средние учебные заведения, если специальность востребованная, а тем более в университет. К тому же надо было собрать кучу разных справок, сама Вика не сумела бы, а Ольга Васильевна собрала и вовремя в Пермь отослала.

Так что Вика была ей благодарна по гроб жизни, как говорится. Она в последнее время полюбила всякие такие выражения, которые в обычной жизни не очень-то услышишь, и книги полюбила, в которых их можно прочитать. «Пословицы русского народа» Владимира Даля, например. В школьной библиотеке была эта книжка, Вика ее взяла и не возвращала так долго, что библиотекарша даже в класс пришла, чтобы напомнить. Только Вика и после этого не сразу вернула. Можно подумать, за этой книжкой очередь стоит! Сто лет никому не нужна. А быстро ведь ее не прочитаешь: у каждой пословицы сто противоположных смыслов, и над каждой надо думать, что она означает и что из нее следует. Вера Марковна, учительница по русскому и литературе, всегда говорила, что в бездумном, как у гоголевского Петрушки, чтении толку нет. И очень за Викиным чтением следила. Если бы не она, филфак Вике вряд ли в голову пришел бы.

Будущая учеба была единственным, что спасало Вику от растерянности перед близящимся выпуском из детдома. Только об университете она вообще-то и думала. И когда Ольга Васильевна сказала, что следует позаботиться о жилье, то не придала ее словам значения.

Но директорша умела настаивать на своем.

– Ты, Виктория, – сказала она, – должна смотреть вперед. Университет это, конечно, хорошо. Но комнату получить – это жизненно важно. Закончишь учиться, и что? Ни кола ни двора. А так будет тебя ждать жилплощадь. Тем более, пока ты в Перми, мы ее сдадим, вот тебе живая копейка, на дороге не валяется.

Она и направила Вику в контору, названия которой та не могла запомнить, да не очень-то и стремилась. Что-то связанное с жильем, этого ей было достаточно.

– Личное присутствие всегда действует вернее, – объяснила Ольга Васильевна. – Явишься, скажешь: вот я перед вами стою сирота, через месяц выпускаюсь из детдома, будьте добры обеспечить меня комнатой, как по закону положено. И не уйду отсюда, скажешь, пока все бумаги на руки не получу.

Под нужной Вике дверью ожидала огромная, длиной в целый коридор, очередь. Наверное, если бы она в нее встала, то попала бы в кабинет к ночи или, скорее, не попала бы вовсе. Но из открывшейся двери выглянула секретарша, назвала ее фамилию и сказала:

– Проходите, вас ожидают.

Наверное, тоже Ольга Васильевна добилась, чтобы Вику пропустили вне очереди.