Розыгрыш - Кэрол Мортимер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я в этом не уверен.
Элен нахмурилась.
— Зак, что здесь только что было? Ты что-нибудь понял? Все шло так хорошо, и вдруг… — Элен задумчиво покачала головой.
— И вдруг появился твой отец, — мягко сказал Зак, — и, как всегда, испортил всю музыку.
Она внимательно посмотрела на него.
— Ты что-то от меня скрываешь. — Кивком головы она как бы поставила точку под своим утверждением.
Нильсон словно надел на себя маску.
— Зак! — Элен попыталась его растормошить. — Ну скажи хоть что-нибудь! Я ведь не посторонний человек, в конце концов, я имею право знать. Он передернул плечами, встал и заходил по палате, явно что-то обдумывая.
— Элен, мне кажется, сейчас не самый лучший момент для выяснения отношений! — раздраженно сказал он наконец.
— Прошу тебя, я хочу знать правду.
— Но ты только что перенесла операцию, — вздохнул Зак. — И как врач я вообще не должен был допустить этой неприятной сцены.
Брови Элен взметнулись.
— Ты серьезно считаешь, что мог все это прекратить? Даже я решила не вмешиваться, а ты… Достаточно посторонний человек…
Зак нетерпеливо прервал ее:
— Во-первых, я не такой уж и посторонний, а во-вторых, мне все-таки следовало прекратить этот бессмысленный спор.
— Но ты же не мог знать, к чему это все приведет!
— Ты не понимаешь, Элен, я был уверен, что рано или поздно этот нарыв прорвется! — вздохнул он.
Элен напряглась.
— Какой нарыв? Ты говоришь загадками.
— Элен, неужели ты до сих пор не поняла, почему Эмили предпочла снимать квартиру?
Элен насупила брови. Почему он вдруг сменил тему? Уж не хочет ли он сказать, что…
— Но это так элементарно, Зак! Зачем ломать голову? Эмили поступила в колледж. И из новой квартиры ей просто было удобнее туда ездить.
Ее голос звучал уже менее уверенно — до нее начала доходить правда, в которую она не могла — не имела права! — поверить.
Зак немного помолчал, давая ей время обдумать ситуацию. Да и ему самому было не просто произнести приговор.
Наконец он собрался с мыслями и отчетливо произнес, внутренне обмирая:
— Да будет тебе известно, что Эмили ушла из дому только потому, что не могла больше жить с дедом под одной крышей!
— Я не хотел это говорить, Элен, честное слово. Ты сама меня вынудила!
Зак легонько погладил ее похолодевшую щеку своими длинными трепетными пальцами.
— Понимаешь, — продолжил он, — тебе давно было пора узнать об истинном положении вещей, просто сегодня не лучший для этого день!
Элен так и застыла. Ее дочка, ее маленькая прелестная Эмили не смогла больше жить под одной крышей с дедом и предпочла покинуть их дом! Все это не укладывалось в голове! Но у Элен не было повода не верить Заку. Если уж он это сказал, значит, дело действительно приняло серьезный оборот. Разве она сама только что не увидела ответ в горящих глазах дочери? Элен подняла на него взгляд, полный боли и отчаяния.
— Господи, но почему?
Зак вздохнул.
— Об этом тебе следует поговорить с Эмили.
— Но сейчас я говорю с тобой, Зак! — Элен умоляюще смотрела на него.
— Я убеждена, что Эмили беспредельно тебе верит и, видимо, делится с тобой своими мыслями. Признаюсь, мне трудно об этом говорить, ведь это значит, что Эмили с тобой более откровенна.
В голосе Элен не было горечи, она просто констатировала факты. Следовательно, Эмили ей недостаточно доверяла. Элен была так уверена раньше, что дочь всем делится с ней, но после всего происшедшего за эти два дня она поняла, что где-то, наверное, совершила ошибку и теперь потеряла доверие Эмили.
Зак поднялся и быстро проговорил:
— Я не хочу рассорить тебя с Эмили.
— Я понимаю, Зак, и — спасибо тебе за все.
Элен тяжело вздохнула. Наконец она осознала, что Эмили полюбила Зака всей душой и не хотела с ним расставаться. Она почувствовала в нем отца, которого ей так не хватало. А вот Элен вечно была занята своей работой и не могла уделять ей много времени.
Мысли Элен перенеслись на отца и на его взаимоотношения с внучкой. Он придерживался старомодного мнения, что «с присутствием детей в доме надо примириться, но к ним необязательно прислушиваться». Может быть, на него так повлияло то обстоятельство, что он сам стал отцом очень поздно. Ему было безразлично, что ребенок растет без отца, он всегда держался с внучкой холодно и даже несколько отчужденно, что наверняка сыграло решающую роль в отношениях Эмили с Заком. Девочка наконец-то встретила мужчину, отца, которому была интересна ее маленькая жизнь.
Как поздно Элен это поняла. Но где были ее глаза раньше?
— В твоей жизни доминантой всегда был отец. Вот Эмили и восстала, она не хотела повторить твою судьбу, — продолжал Зак. — Единственный раз отец не смог вмешаться в твою жизнь — когда ты вышла за меня замуж.
Элен внутренне содрогнулась. Она всегда гордилась собой, считая, что она энергичная, самостоятельная женщина, способная прокормить свою семью и в доме поддерживать порядок.
Порядок она, может быть, и поддерживала, но командовал в доме отец. Только он принимал решения. И на их свадьбе с Яном настоял именно он, а она, уже тогда понимая, что ничего хорошего из этого брака не выйдет, смолчала, подчинилась его воле. И после скоропостижной смерти матери именно он решил, что им незачем жить отдельно. Наверное, Ян поэтому и начал пить, выражая таким образом протест против его тирании.
Когда Ян погиб, отец настоял, чтобы Элен оставила работу до тех пор, пока Эмили не пойдет в школу. Это немедленно поставило Элен в финансовую зависимость от него, а он к месту и не к месту напоминал ей о своих «благодеяниях». Ну как же, он ведь из кожи вон лезет, только бы она не работала! А по существу, он ее закабалил, сделав из нее бесплатную домашнюю прислугу.
Наконец Эмили пошла в школу. Тогда отец сказал Элен, что она должна найти такую работу, чтобы постоянно быть при дочери, когда та станет возвращаться домой. Только теперь Элен поняла истинную причину — ему просто ни единой секунды не хотелось оставаться наедине с внучкой и обременять себя заботами о ней.
И Элен пошла работать, не переставая готовить, прибирать дом, мыть посуду, стирать белье… Ну чисто Золушка, да и только!
Господи, почему же она никогда не задумывалась обо всем этом раньше? Ответ пришел сразу же — чувство вины! Своей столь ранней беременностью она подвела отца, испортила его репутацию.
Ей было всего семнадцать, и ее огромный живот служил постоянной темой для пересудов благопристойных обывателей их квартала. И вот уже восемнадцать лет она расплачивается за «благодеяние» отца, толкнувшего ее на этот безрассудный брак, сохранивший его честное имя.