Эпизоды - Герасим Аникин

что он на заседании кафедры в резкой форме отказался от руководства методической группой по ТОЭ-3, в то время как сложившаяся ситуация требовала интенсификации учебно-методической работы именно по этому курсу, да и сам он работал в научном направлении, связанном с расчётом магнитных полей. Но отказ – есть отказ. При руководстве кафедрой я старался не насиловать сотрудников не нравящимися им заданиями, а прилагал усилия к поиску других путей реализации требований к совершенствованию учебного процесса. Но я всё же не стал возражать против перевода не лишнего для кафедры профессора обратно с надеждой, что конфликтные ситуации учат уму-разуму и правильные выводы по ним делают человека более покладистым в отношениях с другими.

Появилась необходимость моего ухода с заведования. Кем заменить? Профессор с недостатками речи, кроме прочего, совершенно безынициативен. Несколько лет я пытался «натаскать» его на административную работу, и официально он много лет исполнял обязанности заместителя заведующего кафедрой. Но он постоянно демонстрировал то, что ему ничего не надо. А вот другой профессор характеризуется активностью, хоть чаще всего на словах. Поэтому я убедил деканат и ректорат в необходимости его поддержки. Правда, прежний ректор В. Н. Нуждин из уважения ко мне рекомендовал выбрать такого заведующего, чтобы мне при нём жилось как можно спокойнее. Но я, внутренне заботясь о развитии кафедры, не внял его советам. И получил то, чего не ожидал.

Войдя во вкус командования коллективом, новый заведующий вовсю стал проявлять наследственный холерический характер. «Попёрли» грубость, хамство, громадное количество бедных задолжников на экзаменах. Последнее я проанализировал и соглашаюсь с точкой зрения, что некоторые преподаватели специально или при отсутствии нужного понимания педагогического процесса читают лекции непонятно для студентов. А потом жёстко требуют того, что студенты не поняли. Да ещё в грубой форме. На всех наших научных конференциях заведующий – гроза аспирантов выступал с вердиктом о «грубейших ошибках и непонимании исполнителем представленных исследований». Я старался не ввязываться в споры. Однако иногда, оставшись один на один в кабинете, я в доброжелательной форме рекомендовал заведующему сдерживать себя при публичной оценке студентов и коллег. Он меня выслушивал, не возражал интенсивно, но выводы, очевидно, делал свои.

Но вот мой аспирант Иван Юрьевич Долгих завершил работу над диссертацией по новой для кафедры научной тематике, на которую мы сориентировались в самом начале аспирантуры. Правда, после поступления И. Ю. Долгих в аспирантуру мой бывший дипломник предложил мне дать аспиранту тему, связанную с продолжением работы по многофазному электроприводу. Я, конечно, мог это сделать, но я же отдал эту тему ему и, видя, что она «зависла» по результативности, не захотел вновь включаться в её развитие.

При завершении диссертации принято перед докладом назначать внутрикафедрального оппонента для того, чтобы он оценил её качество и законченность. Так вот, перед докладом на кафедре мой бывший ученик, аспирант и докторант и ныне профессор в ответ на мою просьбу посмотреть и дать оценку выполненной диссертации заявил, что он не может оппонировать работу, т. к. ничего не понимает в том, что мы сделали. Я, конечно, был ошарашен! Как можно отказывать человеку, который кроме добра тебе ничего не делал. Можно же всё непонятное уточнить в совместной беседе. Ко мне, например, неоднократно обращались коллеги и вообще никак не связанные по профессии люди по вопросам редактирования и оценки направления работы, и я старался помочь. Ведь это, кроме всего прочего, ещё и интересно, поскольку расширяет кругозор. Примером может служить моя помощь в защите в МЭИ докторской диссертации заведующим кафедрой, хотя я и не являлся крупным знатоком применённых им матричных методов расчёта магнитных полей.

Но при отказе моего бывшего ученика я не стал настаивать (я ведь фаталист). Правда вечером я вспомнил, что он преподаёт студентам курс «Автоматизация электротехнологических процессов и установок», частью которых являются рассматриваемые в диссертации характеристики сварки. На следующий день я спросил его о том, как же он может читать курс автоматизации электротехнологических процессов, не зная сварку, как один из них. Он замялся и, смутившись, отошёл. После этого я сообщил об отказе в ректорат и заведующему, и его всё же как-то убедили провести оппонирование. А, может, он и сам понял, что сделал что-то нехорошее.

Доклад мой аспирант сделал без учёта моих рекомендаций, поэтому получилось не так блестяще, как я бы хотел. А вот оппонент, за что я его уважал, когда он работал под моим руководством, вычитал все грамматические ошибки, запятые и падежи и сделал ряд полезных стилистических и процессуальных советов. Но в конце замечаний на заседании пошла такая ахинея, что мне стало непонятно, как же он учит студентов. А заведующий кафедрой при своём выступлении после доклада, продолжая привычные для него нападки, начал «прыгать» вокруг трибуны с бумажкой, на которой был нарисован конденсатор, который якобы имеет важнейшую роль и не учтён в диссертации. Я сидел, слушал, и мне было просто стыдно за то, что я привёл к руководству очень важной кафедрой двух научно слабых лидеров. В результате моего и других выступлений диссертацию всё-таки рекомендовали к защите единогласно. Однако после этого заведующий без объяснения причин два месяца не подписывал заключение кафедры.

Я, не люблю ввязываться в выяснение отношений и всячески избегаю этого, особенно когда что-то касается меня лично. Обычно я «не бьюсь за правду до победы», поскольку позднее всё становится на свои места, и «обидчик» оказывается неправым, хотя может и не признавать этого. Но в этом случае дело было не во мне, а решалась судьба другого человека. И тогда я потребовал совещания у проректора по науке в узком кругу. Принёс стопку учебников и монографий, в которых уже рассмотрены предъявляемые претензии и даны конкретные рекомендации учёта, что и сделано в диссертации аспиранта. Потеряв контроль над собой, я просто орал на них и в запальчивости спросил, а знают ли они против кого выступают. Ведь постановку идей и работу в целом выполнил не один только аспирант. И кроме того, я сказал им, что я «родил» их обоих. «А сколько аспирантов защитилось у заведующего к его 60 годам? – кричал я – Ни одного! А у меня защищается шестой». Это конечно небольшое количество, но по провинциальным меркам не так уж и плохо.

Через пару дней я пришёл в кабинет заведующего и извинился за то, что потерял контроль над собой. Вместо ответных извинений последовало молчание с бессловесным намёком на приём извинений. Потом состоялось совещание уже у ректора. Он выступал в роли миротворца, т. к., видимо, уже имел дело с подобными