В тени кремлевских стен. Племянница генсека - Любовь Брежнева

– Это неправда, и вы это прекрасно знаете.

– Запомни, девочка, всё, что мы говорим, правда.

– Значит, так, дорогая, – сказал бугай, вставая с кровати, – собирайся, мы отвезём тебя в аэропорт.

– На ты можете разговаривать со своей любовницей, – сказала я, мучительно сдерживая внутреннюю дрожь.

Страх сменился презрением.

– Не забывайтесь, пожалуйста, вы всего лишь для меня холуй.

Глядя в его откормленную физиономию, я сказала, как он мне отвратителен и мерзок и что только импотенты роются в вещах молодых женщин…

Внезапно с быстротой кобры он выбросил руку вперёд, коротко и резко ударил ребром ладони по левой почке. Меня подбросило и швырнуло в пространство.

– Ты что, с ума сошёл? – крикнул второй бугай. – Давай скорее отсюда!

Это было последнее, что я услышала.

Очнулась я поздно. Первое, что ощутила, – солёный вкус на губах. Из носа шла кровь. В комнате было темно, и когда я встала, держась за стену, и включила свет, меня зашатало не столько от слабости, сколько от ужаса – пол был залит кровью. Очевидно, падая, я ударилась о край кровати.

Позднее мой отец выяснил, кто были эти визитеры, и потребовал, чтобы их наказали, на что получил короткий ответ: «Они уволены».

Всё это не могло не давить на психику, но, несмотря на угрозы, обыски и словесные оскорбления, ничего со мной они сделать никогда бы не посмели. Слишком могущественным был Леонид Брежнев для суровой расправы с его родной племянницей.

Издеваясь над «товарищами», я периодически напоминала им, что мой дядя самый главный в стране, меня любит, что потеря в моём лице будет для него невосполнимой. Наивность и непосредственность придавали мне некоторый ореол отважности и смелости. Как-то в разговоре с моим отцом председатель КГБ Владимир Семичастный сказал:

– Дочка у вас, Яков Ильич, что надо! Девчонка с достоинством.

С трудом добравшись до умывальника и, посмотрев на себя в зеркало, убедилась, что в таком виде появляться на людях невозможно – нос распух и кровоточил, под глазами кровоподтёки. Но кости были целы. Почувствовав себя такой маленькой, несчастной, одинокой, я села на холодный пол в ванной и зарыдала. Плача от злости, обиды, и боли, я подумала: «Сейчас вечер. Наверное, бугай в шёлковом кашне вернулся домой, и жена сказала детям: «Тише, не шумите. Папа пришёл с работы…» Я так живо представила этого папу-труженика, что невольно сжала кулаки.

За день я отлежалась. Отёк от примочек спал, дрожь в теле утихла, тошнота прошла. Я уснула. Утром меня разбудил телефонный звонок. Голос отца был взволнованный:

– Сиди дома, я скоро буду.

Превозмогая головную боль, я встала, умылась, припудрила синяки и надела тёмные очки. Но следы побоев скрыть не удалось.

Вскоре прикатил отец.

– Удрал из клиники на пару часов, – сказал он. – Мир не без добрых людей.

Обычно он приносил мне что-нибудь вкусное – хорошую рыбу, баночку икры, фрукты. На сей раз купил большую коробку с эклерами.

– Зачем так много? – спросила я. – Столько не съем, а холодильника нет.

– Ничего, раздашь соседям, студенты всегда голодные.

– Ну да, буду я откармливать этих свиней, которые на меня стучат оперотрядникам! – сказала я.

По привычке отдуваясь и обтираясь платком, отец сел на мой единственный стул и неожиданно заплакал:

– У нас в семье несчастье. Милу муж покалечил.

Младшая дочь моего отца, Людмила, была замужем за студентом МГИМО. Ещё до их свадьбы до меня дошли слухи о его скверном характере и что он не дурак выпить.

Успокоившись, отец рассказал мне, что накануне вечером муж Милы пришёл домой в подпитии и стал требовать пива. Пива в доме не оказалось. Наследный дипломат стал жену оскорблять, называя деревенщиной и плебейкой, и заявил, что женился на Миле только потому, что она племянница Брежнева, а в противном случае «не сел бы рядом даже ср…ть». Очевидно, в этом оскорбительном заявлении была доля правды, и Мила ответила ему соответственным образом. Негодяй взял бутылку и ударил её по лицу. Потеряв сознание, она упала в прихожей на пол. Когда очнулась и попыталась дотянуться до телефона, он ударил её второй раз.

Ночью Милу прооперировали. Как сказал отец, «нос собирали по косточкам».

«Боже правый! – думала я, слушая эту историю. – Да могут ли в жизни быть такие совпадения? Вся разница лишь в том, что она сейчас лежит в палате 4-го Управления кремлёвской больницы, а я не могу даже обратиться к участковому врачу. Что я ему скажу? Что меня ударили чекисты? Да кто мне поверит? А если я буду настаивать, меня засунут в психушку.

– Хочу с тобой посоветоваться, – вывел меня из горьких дум отец. – Отдавать этого сукиного сына под суд или просто выбросить из семьи? Он прибегал ко мне сегодня в больницу с портвейном. Хотел купить за бутылку. Плёл чушь какую-то, будто Мила ненормальная и хотела Катюшу (грудную восьмимесячную дочь) выбросить в мусоропровод.

– Плохого советчика ты выбрал, – ответила я. – Но если хочешь знать мое мнение, зачем тебе грязь, которую он выльет публично в суде, чтобы оправдаться и не попасть в тюрьму?

– Ты что, поправилась? – спросил меня отец на пороге, целуя в щёку на прощание.

Просидев со мной битый час лицом к лицу, он ничего не заметил!

Наутро раздался телефонный звонок.

– Я, Любка, после тебя поехал к брату, – сказал отец. – Он тоже высказался за развод без скандала. Посоветовал вышвырнуть прохвоста из семьи, а Миле вернуть нашу фамилию.

– Вот видишь, я была права.

«Прохвоста» выбросили из квартиры. Как сложилась его судьба, не знаю. Мила вскоре вышла замуж за Игоря Кухарева, парня из железнодорожного института.

Худо-бедно «зализав свои раны», я отправилась в кремлёвскую клинику навестить отца. Проходя по вестибюлю, увидела Милу, с марлевой повязкой на лице. У меня сжалось сердце.

Через две недели отёки мои прошли. Но после этого случая я перестала выходить по вечерам на улицу, вздрагивала по ночам от малейшего шороха и долго прислушивалась, прежде чем войти в свою комнату. Я боялась, что во мне разовьётся комплекс трусливого зайца, тот животный страх, который был несовместим с моим понятием о достоинстве.

Мальчики из оперотряда, инструктируемые агентами КГБ, тем временем искали способы вывести меня из терпения. И нашли. Во время очередного рейда из моих шкафов и чемоданов вывалили все вещи на пол. Сахар и растворимый кофе высыпали на стол и тщательно перемешали. Простыни связали в узел. Нижнее белье разложили на кровати… Надо отдать им должное – это были высокие профессионалы, хорошо знающие своё «дело».

Расчёт