Драконов много не бывает - Ева Ночь

Мы танцевали на площади. И пусть это была самая обычная реклама для танцклуба, который всю эту возню и организовал. Для нас виделось всё по-другому.

Холод стоял собачий, а пары самозабвенно танцевали вальс под музыку бессмертного Штрауса. Это выглядело феерично, особенно, если учесть, что мы танцевали в куртках и пальто, без строгих костюмов и бальных платьев.

А потом сделали выручку окрестным забегаловкам: отогревались кофе, шумели и смеялись, сметали с витрин выпечку и тортики, а иногда – и еду посущественнее.

Драконов кормил меня супом из морепродуктов и салатом, а затем – тающими во рту пончиками.

– Вымазалась, – невозмутимо вытирает он платком кончик моего носа. Наверное, сахарная пудра прилипла. Смущаюсь и краснею, а Драконов к губам моим тянется. – М-м-м…Сладкие.

У меня кружится голова. От него. Сердце бьётся томительно. Падает в низ живота и не спешит возвращаться. Умная девочка Алла резко глупеет. Наверное, я похожа на корову в хорошем смысле этого слова: мягкая, меланхоличная, с глазами, где плавится обожание, которое я не могу до конца скрыть.

Я отмахиваюсь от голоса разума, что пытается робко пищать. Подожди. Ещё успеется. Наслушаюсь я тебя, но позже. Дай немного побыть в сказке, где золушка выходит замуж за принца.

– Ты когда в последний раз в кино ходила, Жалейкина? – Драконов времени зря не теряет. Легко так легко. Во всём. Ему что танцевать, что охмурять меня – всё едино. Без проволочек и раздумий.

Морщу лоб, пытаясь сосредоточиться и вспомнить.

– Давно, – признаюсь честно. – Так давно, что и не вспомню, когда это случилось в последний раз.

С кем я в кино ходила, помню хорошо, но озвучивать подобное – не нужно. Зачем омрачать праздник?

– Тогда нужно обязательно сходить!

Он тянет меня на сеанс в ближайший кинотеатр. О чём фильм, я вряд ли вспомню: мы целуемся на последнем ряду как два школьника, что дорвались друг до друга.

Его губы и дыхание. Его бесконечная спираль, в которую я проваливаюсь, чтобы никогда не вернуться назад прежней. А может, вообще не вернуться. Я бы хотела, наверное, остаться там, в тёмной неизвестности, надолго, если мне будет так же хорошо, как те два часа, что мы провели в кинотеатре.

Всё хорошее имеет свойство заканчиваться. Я даже не пытаюсь с этим спорить. Когда Арк подвозит меня к общежитию, город кутается в морозные зябкие сумерки.

– Мне завтра на работу, – вздыхает Драконов с сожалением и смотрит на меня. Гипнотизирует, но ничего не просит. Не проявляет инициативу.

В этот момент во мне просыпаются две Аллы. Одна порочная, вторая – правильная.

«Хватит строить из себя недотрогу. Пригласи его!», – подталкивает меня к решительным действиям Порочная.

«Не будь легкодоступной! Таких девушек не ценят и не запоминают», – шепчет Правильная.

– Я пойду. Спасибо за отличный день, – скромница во мне побеждает.

«Ну и дура», – меланхолично обзывается проигравшая Порочная.

– Надеюсь, ты будешь вспоминать обо мне, Оса.

– Вот ещё, – фыркаю, – и не подумаю!

– Я не дам тебе забыть, – улыбается Арк, – позвоню. А теперь беги, пока я не передумал играть в благородство.

Я выскакиваю из машины под одобрительное бормотание Правильной и дурацкий хохот Порочной. Мне до жути хочется плюнуть на всё и затащить Драконова в свою монашескую келью. Когда ещё представится такая возможность побыть наедине? Но пути назад нет.

Если он всерьёз мной заинтересовался, ещё всё впереди. Если надумал поиграть от скуки, хоть не будет мучительно больно от того, что позволила ему пробраться слишком далеко. Опять эти «если да кабы»… Кажется, лёгкость доступна мне только рядом с этим невыносимым коронованным драконом.

Аркадий

Я не хотел её отпускать. Немного напора – и она бы сдалась, наверное. Но давить сейчас – не лучший вариант.

– Всё к лучшему, – сказал я сам себе.

Оса давно скрылась за дверьми общежития, а я всё сидел в машине. Ждал? Вероятно. Всё казалось: она опомнится и позовёт. И я бы помчался за ней вприпрыжку, как ботаник с сачком – за бабочкой.

– Завтра мой первый рабочий день, – выдвинул неоспоримый аргумент и не тронулся с места. Но, увы, у Жалейкиной для меня в этот вечер не нашлось жалости. Она так и не позвонила. Не прислала сообщение. Ушла и растворилась в недрах общежития, где подстерегал её коварный Семакин.

– Что за чушь? – ударил я руками по рулю. Кажется, это называется ревность. А ещё, кажется, кто-то сошёл с ума. Я знаю-то её неделю. Хотя «знаю» – слишком оптимистичное заявление.

И тогда я уехал. Вернулся в тихую квартиру, которую я делил с Полозовым. Пашки дома не было. Это и к лучшему. Не хотелось сейчас ни встречаться, ни разговоры вести на всякие там светские темы.

Естественно, я не выдержал первым. Ну, как-то и положено, чтобы юноша к девушке первым приставал, а она благосклонно принимала знаки внимания. И Алла вовсе не равнодушная, а гордая. Мальчикам не навязывается. Не агрессивная, а правильно воспитанная.

Что ещё я придумаю, чтобы идеализировать её образ?.. Да мы в первую встречу переспали! С разбега! А сейчас я сижу и чуть ли не девственницей её представляю.

Кажется, я раздосадован всё же. Несмотря на то, что сам собирался не спешить. Чёрт.

«Не спишь, Оса?» – пальцы сами набирают сообщение.

«Детское время ещё, Дракон».

«Как поживает Семакин?» – надо, наверное, отбить себе руки, чтобы всякую чушь не писали.

«Понятия не имею, но могу поинтересоваться»

Вот зараза!

«Знаешь, – выстукиваю я старательно, – мне понравилось держать тебя в объятиях. Так что готовься: следующие на очереди – румба, самба и пасадобль».

Жалейкина зависает, наверное, от ужаса, а я с чувством исполненного долга отключаюсь. Ничто так не скрашивает одинокие ночи, как осознание, что где-то там, на другом конце города, кто-то не спит, представляя, как будет выплясывать в паре с самим Аркадием Драконовым.

Да, я самовлюблённый идиот и нарцисс, но у каждого – свои недостатки!

Аркадий

Воскресное утро – время самых захватывающих приключений.

– Надо же, пришёл! – разводит руками Шаровая Молния – Галина Владимировна, она же – старшая медсестра. – Анатольевна! Принимай бойца!

Я так понимаю, в меня здесь никто не верит. Пришло время исправить это недоразумение. Переодеваюсь, слушаю ворчание Анатольевны, что даёт мне ценные указания.

В белом я смотрюсь эффектно. Впрочем, как и в любой другой цветовой гамме. Анатольевна рассматривает меня, сложив руки на груди. Вид у неё как у сердобольной матери, что жалеет неразумное дитя.