Рифмы жизни и смерти - Амос Оз

Хитер, терпелив и добр был Берл Кацнельсон, умевший без лишних слов и показухи творить благие дела. Даже если приходилось ему идти для этого не совсем прямым путем: скверно, смешно и ужасно любое наше дело…

На улице все еще жарко, влажно и непроглядно темно. Писатель закурит сейчас последнюю сигарету и, докурив, ляжет спать. Шорохи раннего утра — сейчас всего четыре — залетают к нему через окно: стрекот дождевальной установки на газоне; прерывистый вопль автомобиля, припаркованного на спуске улицы (бедняга не в силах вынести свое долгое ночное одиночество); низкие рыдания мужчины в соседней, через стенку, квартире; близкий крик ночной птицы, которая, возможно, видит сейчас то, что все еще скрыто от тебя и от меня. Скажи, не приходилось ли тебе слышать когда-нибудь имя Цфании Бейт-Халахми? «Рифмы жизни и смерти»? Нет? Печальный поэт, слагающий бойкие строки, поэт, чьи рифмы были некогда довольно известны в стране, но по прошествии многих лет оказались забытыми. Это тот поэт, что ошибся по поводу жениха и невесты. И вот сейчас, когда ночная птица уже перестала кричать, в вечерней газете, дожидавшейся меня у постели, я читаю, что вчера, под утро, в Раанане, в возрасте девяноста семи лет умер во сне от сердечного приступа этот поэт. И вправду, время от времени следует зажигать свет, чтобы выяснить, что случилось. Завтра тоже будет жарко и влажно. А по сути, завтра — это сегодня.

Писатель.

Рики, официантка. Некогда была влюблена в Чарли, вратаря дублирующего состава команды «Бней Иехуда», в минуты нежности Чарли называл ее «гогог».

Чарли, вратарь дублирующего состава команды «Бней Иехуда». Прекрасно провел время в Эйлате с Рики и с Люси. Ныне владеет заводом, выпускающим солнечные бойлеры, которые экспортируются даже на Кипр.

Люси, «вице-королева моря». И она проводила время в Эйлате с тем же Чарли, в конце концов вышла замуж за сына Овадии Хазама из компании «Исратекс», который справил им пышную свадьбу.

Господин Леон, «подручный негодяев». Агрессивен и толст.

Шломо Хуги, приспешник господина Леона. Понимает все меньше и меньше.

Овадия Хазам, работал в компании «Исратекс». Был у него голубой «бьюик». В этой машине он разъезжал по улицам города с некоторыми из своих близких подружек, репатрианток из России. Теперь он болен раком, госпитализирован, и никто из медперсонала не подходит, чтобы сменить ему наполнившийся мочой пластиковый пакет.

Сын Овадии Хазама, муж Люси, «вице-королевы моря». Ицхак Шамир и Шимон Перес были на его свадьбе.

Шуня Шор и семеро погибших в каменоломне. Их именем назван Дом культуры, где писатель встретился со своими читателями. Шуня Шор был механиком, идеологом рабочего движения и композитором, чьи песни стали народными. В 1937 году вместе с семью рабочими каменоломни Тель-Хазон был убит молодыми арабами, стремившимися изгнать евреев из Эрец-Исраэль.

Иерухам Шдемати, культработник. Руководит Домом культуры имени Шуни Шора и семи погибших в каменоломне. Имеет привычку старательно облизывать клейкую сторону почтовых марок, прежде чем поместить их на конверт. Здоровье его вконец расшатано.

Рабби Алтер Друянов, автор «Книги анекдотов и острот».

Рохеле Резник, актриса, мастер художественного чтения. Собирает спичечные коробки из знаменитых отелей.

Якир Бар-Ориан (Житомирский), литературовед, вдовец. Единственная его дочь замужем за поселенцем и живет с ним в Алон-Море.

Цфания Бейт-Халахми, поэт. Настоящее его имя, насколько мне известно, Авраам (Бумек) Шулденфрай. Автор книги «Рифмы жизни и смерти». Ошибался в одном вопросе.

Берл Кацнельсон. На портрете, висящем на стене, он выглядит хитрым и благодушным.

Мириам Нехораит. Всей душою тянется к культуре. Варит густые компоты из фруктов. За ее спиной дети называют ее Мириам Нораит.

Ихиэль Нехораи, муж Мириам Нехораит. Погиб в автокатастрофе девять лет назад в Монтевидео, исполняя посланническую миссию, возложенную на него сионистской организацией.

Юваль Дахан-Дотан, очень молодой поэт. Несчастлив.

Доктор Песах Икхат, опытный воспитатель или заместитель директора. Сурово осуждает тенденции современной литературы.

Хозелито, кот Рохеле Резник. Ревнивец. Понимает, что́ показывают часы. Пробуждает в Рохеле Резник чувство вины.

Дядя Ося, настройщик роялей, маляр. Однажды много лет назад забыл писателя (тогда еще ребенка) в аптеке «Братья Погребинские». Рассказывают, что год или два он скрывал в своем полуподвале на улице Бреннер племянницу Льва Троцкого.

Шмуэль Микунис, член Кнесета от Коммунистической партии Израиля. Однажды дядя Ося чуть не избил его, но потом, когда оба заболели в один и тот же год одной и той же болезнью, они подружились и даже ухаживали друг за другом.

Мадам Погребинская (из аптеки «Братья Погребинские»). Завела писателя, который был тогда ребенком, в темную заднюю комнату и там показала ему кое-какие вещи и шепотом объяснила.

Женщина в очках и полосатом брючном костюме, мама мальчика, которого зовут Сагив. Он никогда не видел живого писателя, и потому его маме было очень важно, чтобы он увидел писателя вблизи. Однажды в бакалейной лавке она разговаривала с поэтессой Леа Гольдберг.

Сагив. Ему почти девять. Молчит. Вовсе не желает видеть писателя. Хочет только освободиться и убежать, но мама все время держит его за руку, чуть повыше локтя.

Лизавета Куницына, соседка-оптометристка. Случайно подглядела и увидела.

Лизавета Шуминер, мать Иерухама Шдемати. Умерла в Харькове шестьдесят шесть лет тому назад. Мечтала стать прославленной певицей. Ее семидесятидвухлетнему сыну она все еще иногда снится.

Айя (Жослин), дочь Якира Бар-Ориана. Некогда в Нью-Йорке снималась обнаженной, а теперь замужем за поселенцем и живет с ним в поселении Алон-Море.

Младенец, сын поселенца и Айи, внук Якира Бар-Ориана.

Арнольд Барток, мелкий функционер. Носит очки. Весь состоит из острых углов. Изгнан из секретариата районного отделения партии, а затем уволен из частной курьерской компании, где работал на полставки. Интересуется проблемами вечной жизни. На литературную дискуссию пришел, по-видимому, только для того, чтобы посмеяться над писателем.

Офелия, мать Арнольда Бартока. Восьмидесяти шести лет. Она инвалид: ноги ее парализованы. Зависит от ночного горшка. Спит на одном матраце с шестидесятилетним сыном. Из вредности называет его Ареле, хотя зовут его Арнольд и он уже тысячу раз говорил ей это.