Барабаны осени. Книга 2. Удачный ход - Диана Гэблдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так ты думаешь, что у женщин не бывает собственного мнения? — сладким тоном поинтересовалась Брианна.
— Да, не бывает!
Ян одарил сына долгим взглядом.
— И ты это говоришь после… скольких лет брака? Восьми, да? — Он покачал головой. — А, ладно, просто твоя Джоан очень тактичная женщина. — И, не обратив внимания на помрачневшее лицо Джейми-младшего, Ян снова повернулся к Лиззи. — Ну, значит, договорились. Пойди и попрощайся с отцом, девочка. Я пойду займусь бумагами.
Он проводил взглядом Лиззи, поспешно шмыгнувшую прочь, и, задумчиво покачав головой, заговорил с Брианной.
— Ну, наверное, она будет тебе более подходящей компанией, чем слуга-мужчина, девочка, но твой кузен кое в чем прав… защитить тебя она не сможет. Скорее это тебе придется присматривать за ней.
Брианна расправила плечи и вздернула подбородок, стараясь собрать все свое самообладание, вопреки внезапному чувству пустоты, нахлынувшему на нее.
Она крепко сжимала кулак, словно камень, спрятанный в ее ладони, был некоей опорой и поддержкой. Ей просто необходимо было за что-то уцепиться, потому что залив Мори-Ферт все расширялся, а каменистые берега Шотландии уходили все дальше назад.
Почему она должна испытывать такие сильные чувства по отношению к краю, почти ей незнакомому? Лиззи, родившаяся и выросшая в Шотландии, даже и взгляда не бросила на тающую за горизонтом землю, но сразу же ушла вниз, в каюту, чтобы заняться делом и достать все те вещи, которые могли им понадобиться в ближайшее время.
Брианна никогда не думала о себе как о шотландке — да она и не знала до недавнего времени, что в ней течет шотландская кровь; и она не тосковала так сильно даже после ухода своей матери или после смерти отца, как теперь, расставаясь с людьми и местами, с которыми познакомилась совсем недавно.
Возможно, она просто заразилась чувствами других пассажиров. Многие из них стояли у поручней, как и Брианна; и кое-кто даже плакал, не скрываясь. А может быть, ее страшило долгое путешествие, лежавшее впереди. Но Брианна знала: все эти мелочи тут совершенно ни при чем.
— Ну вот и все, похоже.
Это была Лиззи, наконец-то возникшая возле локтя Брианны, чтобы бросить последний взгляд на тающий вдали берег. Маленькое бледное личико девочки ничего не выражало, но Брианна не совершила ошибки, приняв отсутствие выражения за отсутствие чувств.
— Да, мы уже в пути.
Поддавшись порыву, Брианна протянула руку и подтолкнула девочку, поставив ее впереди себя у поручня, заодно загородив ее своим телом от все больше свежеющего ветра и от суетящихся вокруг пассажиров и матросов. Лиззи была на добрый фут ниже Брианны и такая же тонкокостная, как крачки, что кружили возле мачт над их головами, пронзительно крича.
Солнце в это время года не заходило по-настоящему, а висело над самыми вершинами темных холмов, но воздух в заливе Мори-Ферт становился уже довольно холодным. Девочка была одета слишком легко; она слегка дрожала и бессознательно прижималась к Брианне, ища тепла. У Брианны была синяя шерстяная arisaid, раздобытая для нее Дженни; Брианна обняла девочку и укутала ее концами шали, и вдруг почувствовала, что ее саму успокоило это объятие.
— Все будет хорошо, — сказала она, обращаясь, наверное, не столько к Лиззи, сколько к себе самой.
Светловолосая головка слегка дернулась под ее подбородком; Брианна не могла бы сказать, то ли это был кивок, то ли Лиззи просто попыталась отбросить с глаз волосы, растрепанные морским ветром. Да и собственные локоны Брианны выбились из-под державшей их ленты и развевались в потоках соленого воздуха, слегка шурша, — словно подражали шуму огромных парусов, гудевших от наполнявшего из ветра. И, несмотря на все страхи и опасения, Брианна почувствовала, как ее постепенно наполняет бодрость, рожденная морем. В конце концов, она уже пережила к этому времени немало расставаний; переживет и это. Хотя, конечно, именно из-за разлук жизнь кажется такой трудной и сложной, подумала Брианна. Она уже потеряла отца, мать, любимого, дом и друзей. Она была одна — и по воле обстоятельств, и по собственному выбору. И, наверное, именно поэтому ее застало врасплох появление такого множества родных и близких людей в Лаллиброхе… и ведь ей ничего не стоило побыть там хоть немного дольше…
Но она дала обещания, которые должна была сдержать, так что эта разлука — лишь к лучшему. Она еще вернется. В Шотландию. И к Роджеру.
Брианна шевельнула рукой, ощутив тонкую серебряную ленту браслета на своем запястье, укутанном шалью, — серебро впитало тепло ее тела… Unpeu… beacoup…
Другая рука Брианны сама собой крепче сжала концы шали, поскольку ветер принес мелкие соленые брызги. Но если бы на палубе не было так холодно, Брианна, возможно, и не почувствовала бы теплую каплю, упавшую на тыльную сторону ее ладони.
Лиззи стояла неподвижно и напряженно, крепко обхватив себя руками. Ее глаза были огромными и ясными, ее волосы — светлыми и мягкими, и настолько тонкими, что прилипали к черепу. Уши у девочки слегка оттопыривались и чем-то напоминали мышиные, и они были такими нежными, что даже вечернее тусклое солнце просвечивало их насквозь.
Брианна протянула руку и смахнула слезинку со щеки Лиззи. Ее собственные глаза были сухими, а губы крепко сжаты, когда она поверх головы Лиззи смотрела на исчезавшую вдали землю, но ее душа отзывалась на страдания девочки…
Они еще некоторое время стояли у поручня молча, — пока наконец последние признаки берега не скрылись из вида.
Инвернесс, июль 1769
Роджер медленно шел по городу, оглядываясь по сторонам с восторгом и изумлением. Конечно, за два столетия Инвернесс несколько изменился, в этом сомневаться не приходилось, но все равно Роджер узнавал в нем тот же самый знакомый ему город; но, безусловно, он был намного меньше, и половина его грязных улочек оставались не замощенными, и тем не менее Роджер знал ту улицу, по которой шел сейчас и по которой сотни раз проходил прежде.
Да, это была Хантли-стрит, и несмотря на то, что большинство маленьких лавочек и зданий по обе ее стороны были ему незнакомы, он прекрасно видел на другой стороне реки высокую Старую Церковь, — хотя сейчас она, конечно, была не такая уж старая; но ее колокольня выглядела совершенно так же строго и сурово. Наверное, если бы Роджер вошел сейчас в церковь, он увидел бы миссис Данвеган, жену священника, расставляющую цветы у алтаря перед воскресной службой. Но — нет, миссис Данвеган еще и не родилась, и не скоро она воцарится в этой церкви, вместе со своими толстыми шерстяными свитерами ручной вязки и ужасными картофельными пирогами, которыми она терзала всех больных в приходе своего мужа. И еще Роджер увидел маленькую каменную кирку, солидную и знакомую, — но в ней сейчас обитал кто-то незнакомый. Церкви, в которой служил отец Роджера, еще не было; ее построили — ее построят? — только в восемьсот тридцать седьмом году. Точно так же и особняк, который всегда казался Роджеру ужасно старым и дряхлым, еще не существовал; его возведут лишь в самом начале двадцатого века. Роджер прошел по пути мимо того места, где позже появится этот дом — сейчас там не было никакого жилья, лишь густо разрослись лапчатка да ракитник, да еще из-под кустов высунулась молоденькая одинокая рябина, чьи изысканные листья трепетали на легком ветерке.