Леонардо да Винчи - Софи Шово

Лишь значительно позже Леонардо узнал, что венецианцы приняли его за турецкого шпиона! Разве он не предал Лодовико Моро, своего прежнего покровителя, и не переметнулся на сторону французов? Его заподозрили в том, что он продал Баязиду II план оборонительных сооружений, разработанный им по заказу венецианцев. Очевидно, новые хозяева Леонардо считали, что в душе он — закоренелый предатель.

Что же касается его товарищей по искусству, выдающихся художников, живших тогда в Венеции, то и они тоже отнеслись к нему с недоверием. Они справедливо опасались, что он займет среди них первое место. Едва ли Леонардо отдавал себе отчет в этом в первые недели своего пребывания в Венеции. Столько всего привлекало его там, восхищало, вдохновляло… Венеция тогда воистину была на вершине славы. Леонардо отчетливо сознавал значение нового средства передачи знаний — книгопечатания и вообще типографского дела, получившего в Венеции большое развитие. Потому-то он и собирался остаться там по крайней мере на то время, которое потребуется для опубликования некоторых его трудов. Он уже воспользовался своим пребыванием в Венеции, чтобы гравировать на меди свои рисунки, которые он задумал еще в Милане. Навеянные темой плетеных узоров, воплощенных им в Сала делле Ассе, эти фантазийные, кругообразные переплетения изогнутых линий, называемых groppi, отныне получат название «фантазий да Винчи». В центре фигурирует надпись «Academia Leonardi Vinci». Однако его академия не представила ни одного конкретного проекта, оставаясь всего лишь идеалом, воспоминанием о Флоренции, которую он любил в годы своей молодости, когда там еще царила неоплатоновская академия Марсилио Фичино. Его мечта об академии скорее символизировала собой интеллектуальное единение, связывавшее его с Лукой Пачоли и его ближайшими сотрудниками.

Леонардо очень многому научился в Венеции. Начать хотя бы с техники офорта, acquaforte, гравирования на металлических пластинах, пребывавшей в то время еще в стадии эксперимента. Тонкость линий, обеспечиваемая техникой офорта, позволяла Леонардо воспроизводить свои наиболее сложные рисунки; позднее благодаря им он смог бы, возможно, опубликовать свои научные труды. Отныне именно это стало его главной мечтой. В течение вот уже более двадцати лет он делает всевозможные заметки, которые пока что остаются в беспорядочном состоянии. Жадный до чтения, он постоянно курсирует между мастерскими художников и книжными лавками, типографиями и печатнями граверов, является завсегдатаем Риальто, самого большого в то время книжного рынка Европы. Этот город, переполненный богатствами и всевозможными новинками, не имел себе равных. Видимо, не случайно именно здесь, в городе, со всех сторон окруженном водой, Леонардо создал скафандр. Но он отказался дать ход своему изобретению, сославшись на то, что «люди слишком дурны, чтобы не использовать его во зло», то есть ради того, чтобы убивать других людей. Он, разрабатывавший новые модели пушек и прочих всевозможных орудий войны, равно как и пресловутый план обороны Венеции, теперь, похоже, ужаснулся при мысли о том, что могут погибнуть беззащитные люди!

Италия тогда переживала век кондотьеров, олицетворявших собою жизнь по законам военного времени. Армии формировались из наемников, профессией которых было сражаться, но далеко не всегда умирать. При столкновении наемных войск убивали редко. Вплоть до вторжения в Италию Карла VIII Французского даже запрещалось убивать своего противника! Война представляла собой состязание стратегов.

Леонардо посещает мастерские венецианских художников — студию Беллини, в которой двенадцатилетний Тициан уже слывет многообещающим живописцем, Пальмы Старшего, а также Джорджоне, с которым он настолько близко сходится, что живопись венецианца до конца его дней будет нести на себе отпечаток влияния да Винчи. Леонардо, несмотря на не слишком радушный прием, восхищен увиденным в Венеции. Но если он поначалу и имел намерение остаться в этом городе и открыть здесь свою мастерскую, то теперь, здраво поразмыслив, он понимает, что не следует делать этого. Он не чувствует в себе достаточных сил, чтобы выдержать жесткую конкуренцию в столь враждебной по отношению к нему среде. Эта враждебность приводит его в недоумение. Здесь нет и намека на тосканское братство художников. А кроме того, понимает Леонардо, законы рынка в Венеции совсем не те, что в Милане, где он, несмотря ни на что, всегда мог обратиться непосредственно к Лодовико Моро, равно как и к любому другому правителю. Художники в Венеции гораздо более свободны, а потому конкуренция проявляется более жестко. Леонардо не может соперничать с семейными мастерскими, переходящими по наследству от отца к сыну, где на поддержку могут рассчитывать только кровные родственники. Не приходится ему рассчитывать и на успех в качестве инженера с тех пор, как его заподозрили в шпионаже… Для Леонардо не остается ничего иного, как снова паковать чемоданы. Он покидает Венецию, до невозможности огорченный своей неудачей. Многое из того, что он успел создать за это время, Леонардо оставляет в Венеции. Эти произведения впоследствии послужат в качестве образца другим художникам, в частности Дюреру, когда тот в 1505 году побывает в Светлейшей республике.

Светлейшая республика в ту эпоху ежедневно получала депеши со всех концов света и буквально кишела тайными агентами. Вполне вероятно, что и Леонардо в обмен на предоставленное ему гостеприимство консультировал Совет десяти по вопросам, касавшимся военного положения в Ломбардии с конца 1499 года, передвижений французской армии, состояния крепостей, равно как и по многим другим вопросам… Его вообще нередко принимали за шпиона, но никто не мог с уверенностью сказать, в пользу кого он в данный момент работал. В его записных книжках об этом нет ни малейшего упоминания, что, однако, ни о чем не говорит. Поскольку это не находило отражения в его книгах учета, он, скорее всего, не получал материального вознаграждения за такого рода услуги. Однако он вполне мог, так сказать, в виде любезности простодушно делиться с новыми хозяевами стратегической информацией.

Разумеется, принимая решение о бегстве в 1501 году из Милана, он был хорошо информирован о положении дел там. О возвращении туда не могло быть и речи. Но куда он должен был направиться из Венеции? Возвратиться к себе домой? Но где его дом?

Так куда же?

Во Флоренцию, где все еще живет его отец.

Но захочет ли отец снова видеть его у себя? В бумагах Леонардо было найдено много черновиков писем к его отцу, но нельзя с уверенностью сказать, держал ли когда-нибудь сер Пьеро в своих руках их чистовые варианты. Художник слишком хорошо сознавал, сколь враждебна по отношению к нему новая семья отца, особенно в лице Лукреции, четвертой и последней его жены, на попечительстве у которой была дюжина детей.

Кроме того, сложились далеко не блестящие отношения с гонфалоньером Содерини, стоявшим во главе города. К счастью для Леонардо, в свое время ему удалось заручиться драгоценной дружбой с Никколо Макиавелли, исполнявшим ответственную должность секретаря в городском правительстве. Несмотря на годы разлуки, их дружба не угасла.

Флоренция, 1501 год

За прошедшие двадцать лет Флоренция изменилась, причем изменилась коренным образом. Медичи изгнаны, Савонарола сожжен на костре… Неся на себе отпечаток роста могущества Чезаре Борджа, Флоренция, как и другие города Италии, то и дело переживала религиозные и политические потрясения. Повсюду государство и общество пребывали в состоянии кризиса, не исключая и Венеции, в чем Леонардо уже имел возможность убедиться воочию. Правда, Флоренция хотя бы формально, по видимости, оставалась республикой.