Долгое падение - Ник Хорнби

— А что именно я поняла неверно?

— Все. Вы вообще адресом ошиблись.

— Не думаю.

— С чего это?

— Потому что вы не отрицали, что вас зовут Джей-Джей. А еще вы спросили, откуда у меня этот адрес.

Логично. Эти журналисты — мастера своего дела.

— Но ведь я не сказал, что это мой адрес, правильно?

Этот совершенно идиотский аргумент повис в воздухе.

Она молчала. Я практически видел, как она стоит на улице, разочарованно мотая головой — настолько жалкими были мои попытки отвертеться. Я поклялся себе не произносить ни слова, пока она не уйдет.

— Послушайте, — начала она. — А была ли какая-то причина, по которой вы оттуда спустились?

— Какая еще причина?

— Не знаю. Причина, которая могла бы воодушевить наших читателей. Может, вы вернули друг другу желание жить дальше?

— Мне ничего об этом не известно.

— Вы посмотрели на Лондон и увидели красоту этого мира. Что-нибудь в этом духе было? Или что-то другое, что может вдохновить наших читателей?

Может, поиски Чеза были вдохновляющим предприятием? Если и так, то я этого не заметил.

— Возможно, какие-то слова Мартина Шарпа убедили вас не расставаться с жизнью? Если так, то наши читатели хотят знать об этом.

Я попытался припомнить, какие именно слова Мартина можно счесть за утешение. Он назвал Джесс идиоткой, но это он скорее для поднятия настроя, чем во имя спасения жизни. А еще он рассказал, что одна из героинь его шоу была замужем за человеком, пролежавшим двадцать пять лет в коме, но и это не особенно нам помогло.

— Нет, ничего такого мне в голову не приходит.

— Я оставлю свою визитку, ладно? Позвоните мне, когда будете готовы поговорить.

Я чуть не побежал ее догонять — мне уже ее не хватало. Мне нравилось быть временным центром ее мира. Да что там, мне нравилось быть временным центром своего мира, потому что последние дни в нем мало чего было, а с ее уходом стало еще меньше.

В общем, я пришла домой, включила телевизор, сделала себе чаю, позвонила в приют, Мэтти привезли обратно, посадила его перед телевизором, и все опять началось сначала. Я с трудом представляла себе, как проживу еще шесть недель. Знаю, мы договорились, но я и подумать не могла, что увижу их снова. Ах да, мы обменялись телефонами, адресами и всем прочим. (Мартину пришлось объяснять мне, что, поскольку у меня нет компьютера, у меня не может быть адреса электронной почты. Просто не знала, есть ли у меня такой адрес. Мне казалось, что его могли прислать в конверте с какой-нибудь рекламой.) Но я не думала, что нам все это пригодится. Вам может показаться, что я себя жалею, но я все же скажу: я совершенно искренне думала, что они, может, и будут встречаться, но уже без меня. Я слишком стара для них, слишком старомодна — эти мои туфли и вообще; Мне, конечно, было интересно сходить на вечеринку и посмотреть на всех этих странных людей, но это ничего не изменило. Я все равно собиралась забрать Мэтти, и у меня все равно не было никакого будущего, моя жизнь все равно была противна мне. Вы, возможно, думаете: «Почему же она не злится?» Естественно, я злюсь. С чего мне притворяться, будто это не так? Наверное, свою роль здесь сыграла церковь, и возраст, возможно, тоже. Нас ведь учили не жаловаться. Но иногда — почти всегда — мне хочется кричать, крушить все вокруг, убивать. А вот это уже злость. Нельзя жить такой жизнью и не злиться. Впрочем, я отвлеклась. Пару дней спустя у меня в квартире раздался телефонный звонок. Я сняла трубку и услышала приятный женский голос:

— Морин?

— Да.

— Вас беспокоят из управления полиции.

— А, здравствуйте, — сказала я.

— Здравствуйте. Согласно нашим данным, в новогоднюю ночь ваш сын бесчинствовал в торговом центре. Крал вещи из магазинов, нюхал клей, нападал на посетителей центра и так далее.

— Боюсь, это не мог быть мой сын, — ответила я. — Он инвалид.

— А вы уверены, что он не симулирует эту инвалидность?

На полсекунды я даже задумалась. Но ведь когда разговариваешь с полицией, над любым вопросом задумываешься. Ведь хочется быть совершенно уверенной в том, что говоришь истинную правду, — просто на всякий случай.

— Чтобы так симулировать, нужно быть очень хорошим актером.

— А вы уверены, что он не очень хороший актер?

— Конечно, уверена. Понимаете ли, он даже играть не может.

— А что, если это и есть игра? Он подходит под описание этого… как его… Подозреваемого.

— А какое описание? — зачем-то спросила я.

Не знаю, зачем я это спросила. Наверное, хотела помочь.

— До этого мы еще дойдем, мэм. Можете ли вы объяснить, где находился ваш сын в новогоднюю ночь? Вы были с ним?

У меня по спине пробежал холодок. Я сначала не поняла, про какую дату идет речь. Меня прижали. Я не знала, врать или нет. Если предположить, что кто-то из медицинского персонала вывез его в город и использовал как прикрытие? Скажем, один из тех парней, что его забирали? С виду они были весьма приятными, но тут никогда нельзя знать наверняка. А если они украли что-то из магазина, спрятав под одеяло, которым укрыты ноги Мэтти? Если они пошли выпить, захватив с собой Мэтти, затеяли драку и толкнули коляску в сторону противников? А полицейские увидели, как он врезается в кого-то, но, не зная, что Мэтти не может сам сдвинуться с места, подумали, будто он сам ввязался в драку? А потом прикидывался идиотом, поскольку не хотел проблем с полицией? А если въехать в человека на кресле-каталке, ему будет больно. Можно даже ногу сломать. А если… На самом деле, даже немного паникуя, я понимала, что он никак не мог нюхать клей. Такие мысли проносились у меня в голове. Пожалуй, причиной всех этих мыслей было осознание собственной вины. Меня с ним не было, хотя я должна была остаться с ним, а не осталась потому, что хотела оставить его навсегда.

— Нет, я не была с ним. За ним приглядывали.

— А, понятно.

— Он был в полной безопасности.

— Я не сомневаюсь, мэм. Но ведь речь идет не о его безопасности. Речь идет о безопасности посетителей торгового центра «Вуд Грин».

«Вуд Грин»! Он как-то добрался до другого конца города, аж до «Вуд Грин»!

— Нет. Да. Простите.

— Хотите извиниться? Точно хотите? Отвечай, б…, отвечай давай!

Я не могла поверить своим ушам. Я знала, конечно, что полицейские не стесняются в выражениях. Но мне казалось, это происходит в стрессовых ситуациях, когда повсюду какие-нибудь террористы, а не во время телефонного разговора с обычным человеком в рамках обычного расследования. Если, конечно, она не пережила стресс. Могли Мэтти — или тот, кто его толкнул, — на самом деле убить кого-то? Ребенка, быть может?