История катастрофических провалов военной разведки - Джон Хьюз-Уилсон

Япония открылась для Запада лишь в конце 1850-х годов. Средневековые политические механизмы режима се-гуната, согласно стандартам западной демократии, были примитивными и более подходили развивающимся странам, где военные оказывали непропорционально большое влияние на политическую жизнь. По мере того как Японию сотрясали глобальные экономические катаклизмы конца 1920-х и 1930-х годов, к власти пришли военные круги, начавшие политику экспансии с целью захвата Японией богатств стран Востока, легкодоступных для любой армии. В 1931 году военная партия в правительстве инициировала захват Маньчжурии и подожгла тем самым бикфордов шнур экспансионистской политики. Взрыв произошел десять лет спустя, после атаки на Перл-Харбор и оккупации Малайи в декабре 1941 года.

Британские колонии в Малайе были особенно лакомым куском для японских милитаристов. В 1930-е годы захватившая Китай Япония наладила бесперебойные поставки угля, но она по-прежнему нуждалась в других важных видах сырья, таких как железо, олово, нефтепродукты и каучук. Попытки продвинуться на север были в 1939 году решительно пресечены Красной армией после боев на Халхин-Голе. После этого Япония обратила свои взоры на юг. К 1940 году, в ответ на японскую экспансию во Французский Индокитай, Соединенные Штаты начали постепенно оказывать политическое давление и замораживать экономическую активность Токио в США и подчиненных территориях. В результате этих мер японское министерство экономического планирования абсолютно точно смогло предсказать, когда Японию ждет тотальный коллапс вследствие нехватки сырья. Японские экономисты также сделали прогноз (весьма определенный, что вообще-то нехарактерно для людей их профессии): «Получить нефтепродукты мирным путем... будет невозможно».

По мнению японцев, единственным путем преодоления нехватки стратегических ресурсов была экспансия на юг, захват процветающих, слабо защищенных и мирных британской Малайи и голландской Ост-Индии. Малайя, с ее огромными запасами олова и каучука, была для Великобритании на положении дойной коровы — на выкачивании богатств из нее финансовые воротилы из лондонского Сити ежегодно делали себе колоссальные состояния. Эти сверхприбыли позволяли вести войну против Германии в Европе и на Ближнем Востоке. Правительство Нидерландов, находившееся в лондонском изгнании, эффективно подпитывали «нефтегульде-ны» от оборота компании Royal Dutch Shell, разрабатывавшей скважины в Ост-Индии. Итак, захват этих двух колоний позволил бы Японии получить экономическую независимость, и ни Англия, ни Голландия, казалось, не были способны оказать своим заморским владениям сколько-нибудь существенную поддержку.

Для защиты своей экономической империи на Востоке после Первой мировой войны британское правительство основало военно-морскую базу в гавани острова Сингапур, «переименовав» его в «крепость Сингапур». Намерение метрополии читалось четко: ей требовался хорошо защищенный опорный пункт, который, подобно средневековому замку, мог сдерживать атаки врага до подхода королевского флота, призванного изгнать неприятеля. Однако, несмотря на хвастливые речи в парламенте, британцы обманывали прочие народы Империи. Еще пример Древнего Рима показал, что единственным способом защитить огромную империю от ударов врага является создание хорошо вооруженного мобильного воинского формирования, способного немедленно реагировать (пользуясь налаженными коммуникациями) на угрозы в любой точке государства. Положение колоний в Индокитае стало единственной проблемой, решение которой Черчилль не мог гарантировать, когда разразилась Вторая мировая война.

По большому счету, как стратегическая концепция такая политика империи вызывала сомнения, порождая больше вопросов, чем давая ответов. Сколько сможет продержаться эта крепость? Какова должна быть численность деблокирующего отряда? Сколько времени потребуется для того, чтобы снарядить флот и отправить его на Дальний Восток? Почему Британия тратит колоссальные средства на оборону Сингапура, когда защищать нужно именно богатства Малайского полуострова, где сосредоточено свыше 60% мировых запасов каучука и олова? В конце концов, кто должен платить за это удовольствие: малайские колониальные набобы или рядовые налогоплательщики, подданные «Великого белого короля», уже ощутившие на себе удавку Великой депрессии?

Таким образом, Великобритания, при наличии всех этих нерешенных вопросов, а также изворотливого казначейства, под предлогом следования правительственному курсу «Десять лет без войны» пытавшегося урезать расходы, бросила якобы неприступную «крепость Сингапур» на произвол судьбы: в 1920-е и 1930-е годы затраты на ее возведение были огромными, но сколько-нибудь внятный план обороны отсутствовал. Как результат, на выходе получили что угодно, только не неприступную крепость. Несмотря на все предупреждения, фортификаторы не обратили внимания на дорогу, ведущую на север через малайские джунгли, а аэродромы для зарождавшихся ВВС были сооружены без всякого учета нужд наземной обороны. Однако и в создавшейся ситуации сохранялась иллюзия безопасности.

Хотя и сама база, и ее гарнизон были практически незащищенными, колонизаторы, беззаботно проживавшие в Малайе, а также праздная публика, посещавшая кинотеатры на Западе, верили в то, что им преподносилось в пропагандистских роликах: Сингапур — одна из самых укрепленных твердынь в мировой истории. Только этим можно было объяснить наплевательское отношение к японскому десанту, оккупировавшему север Малайи. Также этим была обусловлена и тотальная паника, когда произошло невероятное, и «Гибралтар Востока» в феврале 1942 года пал.

Удивительно, но лишь один человек в межвоенные годы последовательно высказывался за укрепление Сингапура — Уинстон Черчилль. Будучи в 1928 году канцлером казначейства, он заморозил все проекты по мирному строительству, сконцентрировавшись на политике «Десять лет без войны», под которую (и, в частности, под сооружение различных укреплений) и выделялись средства. В скобках заметим, что политика эта была рискованным инструментом международной безопасности. А занимая пост первого лорда Адмиралтейства, Черчилль резко осуждал весьма реалистичную оценку аналитиков военно-морского флота, назвавших истинную цену превращения Сингапура в настоящую крепость. Ну и наконец, стоит сказать, что в должности премьер-министра Черчилль несет прямую ответственность за катастрофическую оборону Малайи в 1940—1942 годах.

Несмотря на распространенный миф о том, что Черчилль был вождем нации в военные годы, эпопея с Сингапуром точно не была его звездным часом. Возможно, именно в этом крылась причина того, что парламентское расследование катастрофы так и не было проведено, хотя после подобного же фиаско на Крите в мае 1941 года Черчилль заслужил похвалу за своевременное расследование его предпосылок. Вероятно, по этой же причине официальные документы по Малайской кампании вплоть до сегодняшнего дня остаются под замком. Одним словом, если и существует конкретный виновник падения Сингапура, то наиболее вероятным кандидатом является Уинстон Спенсер Черчилль.

С особой настороженностью к планам Черчилля относилось правительство Австралии. Политические отношения между двумя странами были запутанными, в вопросах обороны давались обоюдно ненадежные гарантии и ложные обещания. Для Черчилля Австралия была всего лишь потенциальным опорным пунктом Империи на Востоке, а также безотказным поставщиком пушечного мяса для небольшой армии метрополии. Таким образом, Англия легко давала любые обещания, позволявшие держать Австралию в подобном положении. Например, тот же Черчилль, будучи первым лордом Адмиралтейства, в конце 1939 года соловьем разливался перед австралийским министром Ричардом Кейси, говоря о том, что ради спасения Австралии Великобритания готова даже перебросить свой флот из Средиземного моря. Естественно, это обещание он выполнять не собирался.