Pulp - Борис Сапожников

— Нет, Жосс, пока что мясо надо придержать, — сказал я Бомону. — Пускай помаринуется до лучших времён.

— Онслоу сумел запугать тебя?

Теперь в глазах Бомона ясно читалось разочарование — едва ли не презрение.

— Нет, — ответил я. — Я сам предложил ему прекращение вендетты — факт, но не потому, что Онслоу запугал меня. Мы можем уничтожить его, но это будет слишком дорого стоить «Солдатам без границ». Я не стану втягивать всю свою армию в твою месть.

— Я уже организовал Онслоу серьёзные неприятности и, главное, убытки…

— Это стоило мне батальона — парней перемешали с грязью в Афре. — И, предвосхищая следующий вопрос Бомона, я продолжил: — За это заплатил своей жизнью ублюдок Огано, а агенту Онслоу, что отирался при полуорке, я передал своё предложение. Пускай теперь оружейный магнат подумает над ним. Если снова попытается предпринять нечто, вот тогда и придёт час для гнилого мяса, о котором ты говоришь.

— Я рассчитывал…

— Жосс, — снова перебил я Бомона, — я спас тебя, вытащил из того лагеря просто по доброте душевной. Ты отплатил мне за неё сторицей. Не только помощью в схватке с карателями, но сведениями, добытыми из Марния касательно Фабрики, и своими действиями против Онслоу. Но если хочешь продолжать с ним свою войну, веди её без меня, без «Солдат без границ».

— Я тебя понял.

Бомон упрямо наклонил голову.

— Очень надеюсь на это, — заявил я, отпуская Бомона.

Мне действительно оставалось только уповать на его благоразумие — или же вытурить из своей армии. Да ещё так громко, чтобы все заинтересованные лица узнали об этом. Беда в том, что никто всё равно не поверит в то, что я выгнал Бомона, и его действия, направленные против концерна «Онслоу», его владелец воспримет как мои. Как нарушение моего же собственного предложения. Так что лучшим выходом было отправить Бомона в океан — в последнее плавание, как многих правительственных и не только шпионов, которых ловили люди Оцелотти. Вот только мне совсем не хотелось терять такого человека, как бывший «кронциркуль», и я решил дать ему шанс.

Но и оставлять его одного я тоже не собирался.

Я вызвал к себе Миллера, и тот вошёл спустя четверть часа. Время, проведённое в ожидании, я потратил на то, чтобы разобраться с докладом Бомона. Он многое сумел вытащить из того парня с непроизносимым именем. Теперь я начну операцию по проникновению на Фабрику уже не вслепую, как собирался до этого.

— Бомон, — без предисловий сказал я Миллеру. — Приставь к нему опытных людей. Он нигде не должен оставаться без наблюдения.

— Придётся отозвать с других заданий опытных людей, — покачал головой тот. — Бомон очень хорош по части ухода от наблюдения.

— Если он наделает глупостей, я должен знать об этом и быть готовым. Цена его действий сейчас слишком высока.

— И что ты сделаешь, если он предпримет какую-нибудь глупость — с твоей точки зрения?

— Отправлю за ним Оцелотти, — честно ответил я.

Адам давно хотел потягаться с Бомоном, после того как узнал из розалийских газет, которые присылал нам Соварон по своим каналам, о том, что бывший «кронциркуль» устроил настоящую дуэль в урбе Марний.

Миллер оценил мою честность. Он считал Бомона своим другом — несколько дней в карцере лагеря в Афре сближают людей куда крепче, чем годы сытой и спокойной жизни, проведённые бок о бок.

— Тогда я сделаю проще, — усмехнулся Миллер. — Назначу Бомона своим заместителем — он будет всегда у меня перед глазами.

— Он может пригодиться и за пределами нашей базы, — заметил я. — Но я выпущу его, только если ты поручишься.

— По рукам, — согласился Миллер.

На самом деле примерно на такое решение проблемы с Бомоном я и рассчитывал.

— Теперь, когда с наиболее сложным вопросом разобрались, — усмехнулся я, — давай перейдём к более простым.

Я выложил перед ним доклад Бомона. Миллер ознакомился с ним, перечитал те места, что отметил себе как важные, и только после этого выдал резюме:

— Это почти безумие.

Другого ответа я и не ожидал.

— Как раз то, чем мы обычно занимаемся, верно?

Глядя на этих людей, я понимал, откуда взялись все те байки и небылицы, что рассказывали про жителей Руславии. Прежде я думал, что всё это порождение больной фантазии рассказчиков, любящих ради красного словца переврать и приукрасить какие угодно слухи, а то присочинить что-нибудь от себя. Те из «Солдат без границ», кто происходил из Руславии, мало отличались от жителей других стран Аурелии. Они говорили с тем же акцентом, что уроженцы восточных провинций Экуменической империи. Как правило, все руславийцы были выходцами из урбов и даже между собой чаще говорили на экуменике, нежели на родном языке. И ни один из них не имел ничего общего с теми, кто сидел сейчас передо мной на длинной лавке за общим столом в здоровенном деревенском доме.

Они словно вышли прямиком из самых невероятных историй, которые рассказывали о руславийцах. Злые, давно не бритые лица, висячие усы у всех, кустистые брови, в крепких желтоватых от дешёвого табака зубах трубки с длинными чубуками. В доме было так накурено, что поначалу казалось, что внутри висит сизый туман. Высокие меховые шапки, украшенные кокардами с «мёртвой головой». Длиннополые кафтаны, которые называли на розалийский манер jupe, или как-то так[2]. У одних они были красные и подлиннее, у других — синие и короче. А один человек с совсем уж зверским лицом носил чёрный кафтан с серебряным кушаком. Его явно опасались остальные, видимо, этот тип обладал воистину звериной жестокостью. Некоторые из сидящих за столом щеголяли позолоченными или посеребрёнными наплечниками имперского образца, явно латанными не один раз, однако видно, что обладатели ими гордились.

Думаю, не стоит говорить, что все вооружены до зубов. Оружие у всех было старое, в основном имперское, но видно, что содержали его в порядке. Винтовки Аркана, заменённые на фронте в первые годы войны, стояли в аккуратной пирамиде. Из поясных кобур торчали рукояти револьверов и угловатых майзеров. Но куда большие было самого разнообразного холодного оружия — сабли, кинжалы, длинные ножи, штыки, тесаки оттягивали широкие пояса сидящих за столом мужчин и лежали перед ними на столе среди тарелок со снедью и полупустых бутылок с местным самогоном. В своё время мне чего только не пришлось пить, однако та сероватая субстанция, что плескалась в стаканах, не вызывала у меня никакого желания выпить.

Лишь один человек выделялся среди них — он не носил усов, был тщательно выбрит и явно ухаживал за внешностью. Одевался в генеральский мундир Экуменической империи, но с теми же непонятными мне знаками различия, состоящими из ломаных линий и черепов, что и остальные. Поверх мундира носил длинный кожаный плащ, и никакого оружия. Он вообще смотрелся чужеродно в этом убогом крестьянском доме, а уж назвать его атаманом и вовсе язык бы не повернулся. И тем не менее, передо мной был атаман Сивер — лидер одного из самопровозглашённых правительств запада Руславии.