Птичка тари - Рут Ренделл

Мужчины говорили сначала о футболе, а потом о собаке, и Кевин сказал, что это отличный маленький крысолов. Начался дождь, Лиза слышала, как он барабанил по крыше автоприцепа. Что будет с ними, если зарядят дожди? Мистер Веннер не станет платить им за простой. Внезапно ее охватило острое желание, сравнимое по силе с тем, которое так часто вызывал в ней Шон, и Лиза подумала, что если вскоре в ее руках не окажется книга и она не сможет ее прочесть, она умрет.

Она спросила Кевина, сколько стоит его телевизор, и сразу же поняла по выражению лица Шона, что ей не следовало этого делать. Но Кевин, кажется, не возражал. Он сказал, что не знает, что не имеет понятия, потому что он забрал телевизор из дома, вместе с другими вещами, когда разошелся с женой, потому что посчитал, что телевизор-то жена купит в первую очередь.

— Не собираетесь пожениться? — спросил он, когда они с Шоном уходили. — Если соберетесь, хорошенько подумайте. Держитесь за свою свободу до последнего.

— Нет, конечно же мы не собираемся жениться, — ответила Лиза и засмеялась при одной мысли об этом, но Шон не засмеялся.

Она вообще многого не рассказывала Шону об Ив и мистере Тобайасе, все это хранилось в глубине ее души, все воспоминания. Именно Шон вернулся к этой теме на следующий день, он, должно быть, думал об услышанном, но Лиза не поняла почему. Они все еще валялись в постели, хотя было уже поздно: какой смысл пробовать вылезать из прицепа и отправляться на сбор фруктов, если льет дождь? Проснувшись, Лиза поначалу совершенно растерялась, не понимая, где находится, думая, что она, должно быть, в сторожке. Из-за дождя сделалось неестественно темно. Все еще спросонья, она поискала книгу, которую, вероятно, положила, не закрыв, вверх обложкой на тумбочку рядом с кроватью. Но около кровати не было ни тумбочки, ни книги, и когда она повернулась на другой бок, то скатилась в теплые нетерпеливые руки Шона. Вместо чтения она ласками и поцелуями склонила Шона заниматься с нею любовью — к чему склонить его было совсем не трудно: занятие это, по его словам, с каждым днем становилось приятнее, и часто Лиза с ним охотно соглашалась. Внезапно он спросил:

— Этот парень, Тобайас, он спал с твоей матерью? Я имею в виду, спал в одной постели?

— Они были любовниками, они были как мы с тобой.

— Это было неправильно, — очень серьезно сказал Шон, — нехорошо это, когда в доме маленький ребенок.

— Почему же нехорошо?

Лиза не понимала его мысль и видела, что Шон не находит нужных слов, чтобы объяснить ее.

— Ну, просто нехорошо, и все. Так считается. Ведь они не были женаты. Твоя мама должна была бы понимать такие вещи при ее-то образовании. Одно дело, когда любовью занимаются наедине, а другое— с маленьким ребенком под боком. Есть же все-таки какие-то правила приличия, понимаешь.

Лиза ответила, что не понимает, но разъяснений не последовало.

— Считаешь, она думала, что он на ней женится?

— Надеялась, что женится.

— Да, ей, вероятно, было очень одиноко. Нехорошо, что он этим воспользовался.

Лиза рассказала ему о телефонном звонке и о том, какой Ив была потом, — тихой, озабоченной, а иногда словно испуганной.

— Что ж, она была влюблена, ведь так? — Романтичный Шон прижался губами к ее шее. Он гладил ее волосы. — Она любила его и думала, что потеряла его навеки, ее можно только пожалеть.

— Не знаю, как насчет любви, — ответила Лиза. — Может, и любила немного. Она хотела заполучить Шроув-хаус, вот в чем было все дело. Она хотела, чтобы Шроув-хаус принадлежал ей, быть уверенной, что ее никогда с ним не разлучат. Получить его она могла единственным способом: выйдя замуж за мистера Тобайаса.

Шон был поражен.

— Это неправда!

— Ничего не поделаешь. Именно так все и было. Сначала и до конца. Ив хотела стать владелицей этого поместья, чтобы все время жить в нем и быть уверенной, что имеет на это право, она хотела этого больше всего на свете. И это все, чего она хотела.

— Безумие какое-то. — Лиза почувствовала, как Шон покачал головой, потому что головы их лежали рядом. — Что же было потом?

— Он женился на другой, — ответила Лиза. — На Виктории.

Лизе было восемь лет, и сколько она себя помнила, она никогда не покидала Шроув. Раз в неделю мать ездила на автобусе в город за покупками, но Лиза никогда не просила взять ее с собой. Теперь, вспоминая об этом, она не могла понять, почему ни разу не сказала: «Можно мне поехать с тобой?» Запертая на замок в своей спальне или же запертая на замок в одной из комнат Шроува, она была вполне довольна или же просто принимала подобное положение.

— Это было неправильно. — Шон был настроен критически. — А если с тобой что-нибудь бы случилось?

— Ничего же не случилось.

— Пусть так. Ей повезло, но ты могла пораниться, или дом бы загорелся.

Лиза подумала, но не произнесла вслух, что лишиться дома было бы для Ив худшей из трагедий. Пожар в Шроуве она переживала бы гораздо сильнее, чем смерть Лизы, погибшей под развалинами.

— Если бы они узнали, что происходит, то тебя забрали бы и поместили в приют.

— Они не узнали, хотя я не понимаю, о ком ты говоришь.

— Ты не боялась?

— Нет, не думаю, что боялась, нет, никогда. Ну, немного после того, как появился тот, бородатый, но я ведь видела, что Ив с ним сделала, понимаешь? И это доказывало, что она всегда меня защитит. Больше всего я любила, когда меня запирали в Шроуве в библиотеке или в маленькой столовой. Там было так тепло.

— Как это, тепло? В доме ведь никто не жил, правда?

— Центральное отопление всегда работало, с октября по май.

— Должно быть, купался в деньгах, — неодобрительно хмыкнул Шон. — Жечь впустую центральное отопление в то время, как сотни бродяг мерзнут на улице!

Лизу это не интересовало, она плохо понимала, о чем идет речь.

— Я обычно читала книги. Конечно, там было много таких книг, которые я не понимала, они еще долго были слишком сложны для меня. Ив однажды заметила: «Интересно, что сказали бы те, кто считает, что ты должна ходить в школу, если бы увидели, как ты в свои семь с половиной берешься за Рескина и Мэтью Арнольда!»

У Шона не нашлось комментария на этот счет.

— В любом случае меня оставляли не больше чем на два часа. Потом Ив приходила за мной, у нее всегда было чем меня побаловать, что-нибудь вкусное или же цветные карандаши для рисования, новая пара носков или расписное яйцо. Помню, однажды она притащила домой ананас. Раньше я его и в глаза не видела. Потом как-то раз принесла картину.

На картине был изображен Шроув-хаус. Матери пришлось рассказать Лизе, что там нарисовано, без ее объяснений Лиза не поняла бы: картина была такая странная, краски такие яркие, и дом выглядел не таким, каким она привыкла его видеть. Но когда мать объяснила, что просто таким он видится художнику, которому захотелось нарисовать дом на закате, после грозы, что он изобразил дом как символ богатства и могущества, и поэтому на картине так много желтого — это вместо золота, и темно-пурпурного — это цвет власти, только тогда Лиза начала понимать. Мать увидела картину в витрине здания, которое называется галереей, и, поддавшись порыву, купила ее. Она стоила дешево, сказала мать, для такой картины.