Роден - Бернар Шампиньоль

Роден восхищался Камиллой. Она была олицетворением всего того, что он мечтал встретить в женщине. Он любил ее так страстно, как никого до и после нее. Он делился с ней своими замыслами, прислушивался к ее мнению, ценил ее художественное чутье и вкус. Это обогащало его и будило его творческое вдохновение.

Насколько примитивными были суждения Розы рядом с этим фейерверком идей! Но тем не менее Роден не считал себя вправе и не хотел покинуть ту, которая была рядом с ним в самые трудные годы его жизни. А сама Роза, едва ли игнорирующая тот факт, что Камилла заняла в жизни Огюста столь важное место, страдала безмерно. Она стала вспыльчивой и язвительной. Ее резкие выпады ошеломляли Родена.

А когда он возвращался к Камилле, происходили еще более бурные сцены. В них было столько боли и страдания, что это разрывало его сердце и доводило до крайне подавленного состояния.

Наконец, настал день, когда Камилла навсегда покинула его. Она стала жить затворницей, добровольно обрекая себя на одиночество и нищету, в своей квартире на острове Сен-Луи. Постепенно происходила безжалостная деградация ее духа и сознания. Ее поместили в психиатрическую клинику. Она умерла 30 лет спустя в общем зале госпиталя Вильнёв-лез-Авиньон.

Поль Клодель никогда не сомневался в том, что Роден был виновником этого ужасного конца. Он, с присущим ему блистательным остроумием, подверг творчество Родена уничтожающей критике, написав в 1905 году: «В этом карнавале задниц я нахожу искусство близорукого, который замечает в натуре только самое крупное».

Он не останавливается даже перед очень серьезным и совершенно необоснованным заявлением: «Легкомысленные критики часто сравнивали искусство Камиллы Клодель с искусством того, чье имя я не хочу произносить. На самом деле трудно вообразить более полный и более очевидный контраст, настолько произведения этого скульптора тяжеловесны и материальны. Некоторые из его фигур не в состоянии даже высвободиться из куска глины, из которого они вылеплены. Когда они не ползут, обнимая бревно в состоянии эротического экстаза, можно сказать, что каждая фигура, сжимающая в объятиях другое тело, пытается снова превратиться в комок или глыбу материала. В любом случае, непроницаемая и компактная группа отражает свет, словно каменный столб». Но, публикуя снова этот текст в издании 1928 года, Поль Клодель добавляет примечание: «Увы! Я всё же вынужден признать, что Роден — гений».

Роден не отказался от идеи создать памятник Виктору Гюго для Пантеона. Два года спустя после первой неудачи он снова приступил к работе. Он решил, что постарается удовлетворить требования заказчиков — сделает фигуру писателя во весь рост, в полном облачении.

Но начал Роден, естественно, с макета обнаженной фигуры. Проблемы начались, когда нужно было ее одеть. Для изображения муз за спиной Гюго скульптор решил использовать женские фигуры, созданные им для перекладины над «Вратами ада». Они были прекрасны, но образовывали какое-то хаотическое нагромождение за головой писателя. И Роден, разочарованный результатом, снова забросил работу над памятником.

В очередной раз заказ на общественный памятник остался невыполненным. Некоторым художникам необходимы точная программа, четкий план работы, чтобы дисциплинировать их воображение. Роден прекрасно знал это, ведь в молодости ему пришлось выполнять столько заказов, точно следуя указаниям клиента. Но теперь он уже принадлежал по духу XX веку. Более того, его душа стала слишком свободна, воображение — слишком изобретательно, а рука — слишком дерзка, чтобы строго подчиняться установленным нормам и правилам.

Остался первый вариант памятника Виктору Гюго, где тот изображен сидящим на скале. Этот памятник должен был украсить собой Люксембургский сад. Помощники Родена под его руководством очень медленно переводили памятник в мрамор. Скульптор опять вносил изменения, а затем вновь приостановил работу. В конце концов он решил убрать фигуры муз, которые утяжеляли памятник и скорее наносили вред образу выдающегося писателя, чем возвеличивали его. (В дальнейшем и музы обрели самостоятельное существование: «Трагическая муза» была выполнена в мраморе, а «Внутренний голос» («Размышление») отлита в бронзе.)

И опять чиновники Министерства изящных искусств проявляют поразительное терпение. (Правда, следует заметить, что заместитель министра Дюжарден-Бометц был другом Родена.) Люксембургский сад был уже переполнен статуями, поэтому памятник Виктору Гюго поместили в саду Пале-Рояль. Это произошло в конце 1909 года, 27 лет спустя после того, как памятник был заказан Родену.

Однажды, прогуливаясь по одному из старых кварталов Парижа, Роден остановился перед домом, выставленным на продажу. Вероятно, его пытались продать уже в течение довольно длительного времени: он был расположен на узкой и мрачной улице и выглядел заброшенным и довольно обветшалым.

Но Родену настолько понравился его простой фасад XVIII века, по-старинному отделанный камнем, что он не смог устоять. Дом находился на улице Гранд Огюстен, недалеко от набережной Сены. Роден купил его и поселился там с Розой.

А в мастерской на Итальянском бульваре он встречался с Камиллой. В этот период страсть Камиллы становилась всё более требовательной. Она не хотела делить Родена ни с кем и постоянно устраивала бурные сцены, требуя, чтобы он покинул Розу. Но Роден не мог обещать ей этого. Он не мог покинуть ту, которая была с ним рядом в самые трудные времена. Чтобы как-то успокоить Камиллу, он предложил ей вместе отправиться в путешествие.

Куда? Для Камиллы это не имело никакого значения. Главное, чтобы он был с ней как можно дольше. И они едут в Турень, старинную французскую провинцию, где восхищаются величественными королевскими замками, любуются красотами природы и очень уютными деревушками.

На берегах Луары и Эндра Роден и Камилла провели счастливые дни. Они остановились в отеле Тура. Город Тур с его старыми улицами, живописные сельские окрестности, луга, сверкающие под солнцем реки, — всё приводило их в восторг. Роден с наслаждением погрузился в чтение романов Бальзака «Турский священник» и «Лилия долины», в которых великий писатель с любовью изобразил эти края. Днем, во время прогулок, он делал многочисленные эскизы, а по вечерам в отеле при свечах рисовал обнаженную Камиллу. А еще он делал заметки:

«На этот раз я не видел соборов; но видел чашу неба, налитую голубым счастьем… Облака… напоминали полет готических ангелов… Замечательный день. Стальные воды Луары переливались, словно муаровые».

«Это утро дышало покоем до самого горизонта. Казалось, всё отдыхает. Блаженство повсюду. Цветная дымка тумана, окрашенного прекрасной погодой. Можно ли еще где-нибудь найти настолько успокаивающую уравновешенность воздуха и света? Этот мягкий светло-серый цвет Луары, эти серые крыши городских домов, этот серый мост из старого камня».

«Недалеко от Тура, в Шамборе, есть маленькая старинная церковь, которую отреставрировали только частично. Работы по приведению в порядок романского клироса проводились под руководством инженера, представителя санитарной инспекции, и было сделано всё, что он счел необходимым… Но уцелел неф с восхитительными лепными украшениями, эти чудесные рельефы, эти нежные колонны, эти большие, столь свежие нервюры, разделенные на несколько более тонких нервюр…»