Карточный домик - Майкл Доббс

– Мистер Уркхарт, я родился в другой стране. Из чего следует, что должен работать особенно усердно, чтобы добиться уважения в обществе, – продолжил индиец. – Это важно, но не столько для меня, сколько для моих детей. Я хочу, чтобы перед ними открылись возможности, которые мой отец не смог предоставить мне во времена гражданской войны. Я посещаю местный «Ротари клаб», занимаюсь благотворительностью. И, как вы знаете, я ревностный поклонник премьер-министра.

– Боюсь, сегодня он выглядел не лучшим образом, – вздохнул политик.

– Значит, сейчас он особенно нуждается в поддержке друзей и сторонников.

В комнате повисло короткое молчание. Уркхарт пытался понять, куда клонит его гость и что означают его слова, но их смысл от него ускользал, хотя он и знал, что это не пустой разговор. Джабвала заговорил снова, на этот раз немного медленнее:

– Мистер Уркхарт, я отношусь к вам с огромным восхищением. Я был счастлив оказать скромную помощь партии во время выборов и буду счастлив сделать это снова. Кроме того, я искренний почитатель правительства. И хочу помочь вам всем!

– Могу я поинтересоваться, каким образом вы намерены это сделать?

– Мне известно, что избирательная кампания – это очень дорогое удовольствие, мой дорогой мистер Уркхарт. Могу ли я сделать небольшой взнос? Чтобы пополнить вашу казну?

– Да-да, конечно, – кивнул Фрэнсис. – Позвольте спросить, какую сумму вы намерены пожертвовать?

В ответ Фирдаус набрал код на цифровом замке чемоданчика и щелкнул бронзовой задвижкой. Крышка открылась, и Джабвала повернул «дипломат» к Уркхарту.

– Я буду счастлив, если партия сможет принять от меня пятьдесят тысяч фунтов.

У политика вдруг возникло очень сильное желание взять одну из пачек и начать ее пересчитывать. Он видел, что все – далеко не новые – банкноты были достоинством в двадцать фунтов, а каждая пачка перевязана резинкой – никакой банковской упаковки.

– Это… очень щедро, мистер Фирдаус. – Главный Кнут вдруг сообразил, что впервые с момента их встречи назвал своего гостя по имени. – Но… немного необычно, ведь столь крупные взносы для нашей партии не делаются наличными.

– Дорогой мистер Уркхарт, во время гражданской войны в Индии наша семья потеряла все. Наш дом и бизнес были уничтожены, мы сами чудом уцелели… В сорок седьмом году толпа мусульман сожгла дотла местный банк, в котором мы держали деньги – вместе со всеми депозитами и архивами. Конечно, головной офис принес нам извинения, но без архивов они могли выдать моему отцу только свои сожаления, и он лишился всех вкладов. Возможно, это несколько старомодно, но я предпочитаю иметь дело с наличными, а не с кассирами.

Бизнесмен сверкнул белоснежными зубами, и теперь Фрэнсис уже не сомневался, что лучше не иметь никаких дел с этим человеком.

– Понятно. – Уркхарт сделал глубокий вдох. – Могу я быть с вами откровенен, мистер Джабвала, и спросить, хотите ли вы получить что-то от нас за свою щедрость? Иногда дарители, жертвующие деньги в первый раз, рассчитывают, что партия может что-то для них сделать, но на самом деле наши возможности весьма ограниченны…

Фирдаус заулыбался и покачал головой, останавливая политика:

– У меня нет других желаний, кроме как поддержать премьер-министра. И вас, мистер Уркхарт. Будучи членом парламента, вы должны понимать, что, как бизнесмену, мне часто приходится вступать в контакт с местными властями для получения разного рода разрешений и участия в тендерах. Я не могу гарантировать, что вы не увидите мое имя в местных газетах. Возможно, когда-нибудь я попрошу у вас совета, как лучше пройти по лабиринту, выстроенному теми, кто принимает решения, но уверяю вас, я не ищу одолжений. Я ничего не хочу в ответ. Ну, разве что в удобное для премьер-министра время получить у него аудиенцию для меня и моей жены, в особенности если он снова приедет в наш избирательный округ. Для моей жены такая встреча имела бы огромное значение.

Фрэнсис прекрасно знал, что фотографии Джабвалы вместе с премьер-министром будут отлично смотреться в местных и этнических газетах. Его не слишком занимали разные там местные проекты и контракты, но он имел огромный опыт обращения с подобными просьбами, когда они возникали.

Уркхарт расслабился и улыбнулся индийцу:

– Я уверен, что это можно организовать. Вы и ваша жена, возможно, хотели бы посетить прием на Даунинг-стрит…

Фирдаус принялся энергично кивать.

– Конечно, это было бы огромной честью! Быть может, мы смогли бы обменяться с премьер-министром несколькими словами, чтобы я выразил ему свое восхищение?

– Это тоже возможно, но вы должны понимать, что премьер-министр не может лично принять ваш взнос. Это было бы – как бы лучше выразиться? – не совсем удобно.

– Конечно, конечно, мистер Уркхарт. Вот почему я бы хотел, чтобы вы взяли деньги от его имени.

– Боюсь, я смогу дать вам лишь самую обычную расписку. Возможно, вам было бы лучше передать деньги непосредственно в партийную казну.

Джабвала в ужасе вскинул руки.

– Мистер Уркхарт, сэр, мне не нужна расписка! Только не от вас! Я вам полностью доверяю. И именно вас я хотел видеть, поскольку вы являетесь членом парламента от округа, в котором я живу, а не какого-то члена партии. Я даже позволил себе выгравировать ваши инициалы на этом кожаном «дипломате». Посмотрите, мистер Уркхарт. Надеюсь, вы примете мой дар в знак уважения за вашу работу в Суррее.

«Ах ты, маленький мерзавец!» – размышлял Главный Кнут, широко улыбаясь в ответ и прикидывая, когда он получит первый звонок с просьбами. Ему бы следовало выгнать индийца вон, однако в голове у него появилась идея. Он протянул руку через стол и крепко сжал ладонь Фир-дауса.

– Я был очень рад с вами познакомиться, мистер Джабвала.

* * *

Ночь была влажной и жаркой. Мэтти долго стояла под душем, а потом открыла окна настежь, но воздух оставался тяжелым, не принося облегчения. Журналистка лежала в темноте на своей кровати, чувствуя, как влажные волосы прилипли сзади к ее шее. Женщина не могла заснуть, потому что ее мысли наполняли сцены парламентских сражений, свидетельницей которых она стала днем. А кроме этого, ее беспокоило, не давая уснуть, кое-что еще, и это были совсем не размышления о событиях дня.

Сторин откинулась на свою одинокую, холодную постель и почувствовала, как у нее по спине между лопатками потекла струйка пота. Она думала о том, что впервые с тех пор, как уехала из Йоркшира, покрылась потом в постели – не важно, по какой причине…

На следующее утро молодая чернокожая женщина вошла в убогий газетный киоск на Пред-стрит, в Паддингтоне, и спросила, сколько стоит аренда почтового ящика до востребования, реклама которого висела на окне. Она объяснила, что работает в этом районе, и ей нужен здесь ящик для личной почты, чтобы получать письма. Стоял чудесный летний день, но за ставнями и грязными окнами магазинчик выглядел темным и затхлым. Тучный лысеющий продавец, стоявший за прилавком, даже не поднял головы от «Плейбоя».