Мы живем неправильно - Ксения Букша

– А мне нравится, как он преподает. Необычно. Я даже почерк у него позаимствовала.

– Ничего не сделал в науке, – отпарировал он. – Вы сделаете больше.

Кира вдохнула и выдохнула. Хорошо бы сбежать, подумала она. Вот если бы зазвонил телефон. Может, сбежать просто так? Нет, неловко, неловко.

– Вы не пьете коньяк, – указал он. – Боитесь опьянеть?

– Боюсь.

Кира призвала на помощь все свое дружелюбие; соскребла его остатки с донышка. Может быть, ему можно объяснить? Черт, они так хорошо переписывались, у них совпадают вкусы во всем: и в математике, и в музыке. Попробую, решила она.

– Слушайте, вы все время пытаетесь считать меня какой-то другой, не такой, какая я есть, – сказала она по возможности беззаботно. – Все время выдумываете. Может, вы меня с кем-то путаете?

– Я ничего не путаю, – запальчиво ответил он, понижая голос. – Вы, Кира, несносный ребенок. Не делайте вид, что вы меня не понимаете. Вы хотите и на елку сесть, и попку не уколоть. Кто столько времени переписывался со мной? Что вы себе думали, для чего я это делал?

– Блин, – сказала Кира с досадой. – Я думала – просто так.

– Просто так? – в его голосе дрожала обида, негодование. – Ничего себе просто так! Вы кокетничали, играли со мной…

– Нет, – возразила Кира серьезно. – Я точно уверена, что не кокетничала.

– Злой ребенок, – сказал он совсем тихо и, кажется, чуть не плача.

Кира растерялась. Она совсем не ожидала такого поворота событий.

– Я вообще-то хотел тебя пригласить повидать мир, – он опять посмотрел на нее. – Увидеть Японию, Америку. Только не надо врать, что тебя не отпустили бы родители. Тебе плевать на родителей, как плевать и на меня. Давай начистоту, ладно? Я хотел тебя… А ты меня терпеть не можешь, я же вижу. Я чем-то тебя разозлил, и все насмарку, – он чуть не плакал.

– Простите меня, – сказала Кира искренне. – Мне очень жаль, что…

– О нет! – он прижал обе руки к сердцу. – Послушайте, зачем так со мной? Гении все бессердечны, но… Это уж слишком! Вот эта вот ваша жалость – она убьет меня!..

Достоевский какой-то, подумала Кира. Ей страшно хотелось сбежать, она чувствовала брезгливость и одновременно почему-то беспокойство.

– Ну, я пойду? – сказала она и поднялась.

– Погодите! – попросил он. – У меня ведь для вас подарок есть.

Кира даже обрадовалась. Принять подарок – хороший способ попросить прощения, не обижая человека.

– Прекрасно, – сказала Кира и улыбнулась. – Давайте ваш подарок, и мы останемся друзьями.

– К чему этот снисходительный тон, – он поморщился. – И потом, я не взял подарок с собой. Я рассчитывал, что это лишь первая встреча из нескольких. Мы можем встретиться еще раз, и я передам вам подарок. А можем зайти сейчас ко мне на квартиру, здесь недалеко.

Срочно уйти. Надо срочно что-то выдумать, чтоб уйти.

– Знаете, – сказала Кира, – у меня вообще-то очень мало времени. Это выяснилось сегодня утром. У меня важные дела, и я скоро должна буду уйти.

– Скоро?! – он, казалось, был ошарашен. – Милое дитя, но так ведь нельзя! Я приехал из Англии специально ради этой встречи…

«Я не просила вас приезжать», – подумала Кира с усиливающимся беспокойством, а вслух произнесла:

– Специально?! Ну, я же не знала. В конце концов, может быть, мы встретимся еще раз на днях?

– Э, нет, маленькая хитрая лиса, – сказал он почти угрожающим тоном. – Меня не обманешь. Я все понимаю. Я тебе пришелся не по душе, и ты… избегаешь меня. Ты стремишься уйти под любым предлогом, чтобы больше меня не видеть. Ты думаешь про себя: уйду, сменю номер и не буду отвечать на его письма.

Она подняла брови. А он опустил глаза.

– Знаешь, – сказал он тихо, – ты не вправе так меня не любить.

Он помолчал.

– А что за подарок? – спросила Кира, уже не заботясь о вежливости.

– Книга, – он посмотрел на нее исподлобья.

– Какая?

– Гротендик.

Кира давно мечтала об этой книге. Она даже пыталась заказать ее по Интернету, но почему-то заказ не прошел, и ей вернули деньги.

Кира глубоко вздохнула.

– Хорошо, – сказала она. – Идем к вам, я возьму вашего Гротендика. Напишите мне там от руки какое-нибудь пожелание на память. Извините, я, наверное, вас обидела. Гротендика я возьму, я давно хотела эту книгу и не могла найти.

Он обезоруживающе улыбнулся.

Через пять минут они вошли во двор большого старого дома. Серый каменный фасад местами облупился. Из-за густых тополей и голой бугристой земли под ними дом казался еще мрачнее.

У большой парадной, похожей на темный, давно потухший камин, он обернулся к Кире и мягко проговорил:

– Ты зря не пользуешься услугами косметолога. Это подчеркнет твою красоту и устранит некоторые мелкие несовершенства. Моя бабушка завещала мне ежемесячно бывать у косметолога.

Кира снова почувствовала настоящую ненависть. Навязался, блин, поклонничек, подумала она. Несовершенства. Но Гротендик – это вещь… А плата – пара лишних минут в его обществе, в конце концов, такие чувства, он так искренне расстроился, – и Кира шагнула в подъезд.

Они поднялись по крутой лестнице на третий этаж. На всех площадках царило одинаковое сонно-белесое спокойствие. Солнце не заглядывало сюда, но день снаружи был так ярок, что и здесь темноте не осталось места. Вот и дверь, обитая красным дерматином. Он поворачивает ключ в замке, распахивает перед Кирой дверь, широко улыбаясь и блистая голубыми глазами:

– Пожалуйста, прошу вас!

– Только после вас, – сказала Кира.

Он рассмеялся и вошел. Кира вслед за ним зашла в узкую темную прихожую. Где-то блеснуло зеркало.

– Я не буду задерживаться, – сказала Кира, – давайте Гротендика, и я пойду.

– Сейчас, – сказал он, просунул руку между нею и стеной – захлопнул дверь.

– Э, нет! – запротестовала Кира, чувствуя поднимающийся ужас. – Я пошла!

Она ухватилась за ручку двери, стала искать замок… но он сильным рывком отбросил ее назад, спиной на стойку с обувью, сверху упало, посыпалось.

– Никуда не пойдешь, – прошептал он, ощерился и стал подходить, медленно. В руке у него блеснул нож. Кира завизжала.

– Маленькая девочка, – шептал он. – Милое дитя мое.

Черта лысого, подумала Кира и заметалась. Головой в пах – ничего, не больно; упали; трудно схватить за лезвие, оно входит в ладони; чвык – ручкой ножа в лицо, нет, надо бы перевернуть нож; сильный удар, от которого в глазах у Киры темнеет, она начинает задыхаться – что это, да ведь он ее душит, его руки душат Киру, она, оказывается, лежит навзничь, – он хватается за бок. Дикая ярость и боль. Кира с размаху засаживает нож ему в лицо – входит криво, натыкается внутри на что-то – она вскакивает на ноги, хватает – длинное – связывает ему руки, она ругается матом вполголоса, связывает ноги – черта лысого, думает Кира, вот тебе, получай, – берет туалетную бумагу и пытается вытереть руки. Руки все никак не оттираются. Кира вдруг понимает, что эта кровь льется из нее. Черта лысого, опять думает она. Я его убила. Ведь убила.