Быстрее молнии. Моя автобиография - Усэйн Болт

Я напоминал себе о своей цели ежедневно. Всякий раз, когда я чувствовал позывы лени, я говорил себе: «Так чего же я хочу? Чего я хочу больше всего?» И в своем сознании я рисовал себе машину, дорогую одежду и все то, что хотел бы иметь, и так мотивировал сам себя.

«Теперь я понимаю, в чем дело!» – подумал я.

Отсутствие одного этого движения стало достаточным, чтобы улучшить мои выступления в 2005 году, а они позволяли думать о серьезном заработке. Я получал все больше и больше денег за участие в соревнованиях и призовые бонусы. Все это было незадолго до того, как я смог купить маме стиральную машинку.

Весь 2006 год и начало 2007-го я концентрировался на зарабатывании денег: хотел купить отцу автомобиль, а себе спортивную машину. В то время я ездил на «Хонде», которую очень любил, но хотелось чего-то более стильного. Эта мечта заставляла меня терпеть боль на тренировках, и оказалось, что я больше думаю о будущем, чем все те парни из клубов Spartan и Racers Track Club. Я заметил, что многие атлеты на Ямайке были довольны теми скромными суммами, которые зарабатывали. Когда мы разговаривали, они обычно говорили: «Ну, я выиграл несколько гонок, и с меня довольно». Но я определенно был не таким. Я хотел получить максимум от своего профессионализма. Я хотел реализовать свой потенциал и зарабатывать серьезные деньги. Каждый раз, когда я видел Рики, то задавал один вопрос: «Как же, черт возьми, зарабатывать много?»

Я напоминал себе о своей цели ежедневно. Всякий раз, когда я чувствовал позывы лени, я говорил себе: «Так чего же я хочу? Чего я хочу больше всего?» И в своем сознании я рисовал себе машину, дорогую одежду и все то, что хотел бы иметь, и так мотивировал сам себя.

Но это по-прежнему было тяжело. Бывали дни, когда тренер заставлял меня бегать много спринтов по 300 метров, хотя я и так скакал по беговой дорожке целый вечер. Все тело болело и горело, невозможно было пошевелиться, а мышцы кричали: «Эй, мы не будем больше этого делать!» И тогда из глубины себя я вытягивал свою мотивацию.

К счастью, тренер научил меня принимать боль. Он называл этот всеохватывающий болевой поток Моментом Невозврата, точкой чистой агонии, когда тело умоляет атлета остановиться, отдохнуть, потому что боль чертовски сильна. Это высший предел. Миллс считал, что если атлет погрузится в этот Момент, вся предыдущая боль окажется бесполезной, а мускулы не увеличат свою настоящую силу. Но если он сможет перешагнуть через этот предел, потерпеть и пробежать еще один-два-три круга, именно в тот момент его тело окрепнет, и именно тогда атлет становится сильнее.

Так я научился бегать, превозмогая приступы боли. Тренер велел бежать даже тогда, когда тело пронзала неожиданная судорога, например, от защемленного плечевого нерва или повреждения коленной чашечки. И в эти секунды мучений я должен был двигаться вперед. Испытывая новые ощущения, я пришел к пониманию того, что могу познать возможности своего тела в моменты отчаянного напряжения. Теория тренера на мне работала.

– Никогда не знаешь, Болт, когда придет боль, – сказал он мне. – Ты можешь почувствовать ее в финале Олимпийских игр, и если остановишься, то упустишь шанс на золотую медаль, возможно, навсегда. Не испытав боль во время тренировок, ты можешь остановиться, когда приступ окажется лишь временным, а не действительно опасным. Но если ты научишься бежать через боль, то сможешь понимать ее, а это означает, что у тебя всегда будет шанс.

При каждой вспышке боли я продолжал бежать. С каждой тренировкой Момент Невозврата становился болезненно знакомым ощущением.

* * *

Забавно, как одна гонка может изменить все. В августе 2007 года во время чемпионата мира в Осаке в Японии я был сильным, очень сильным. Я прошел через Момент на тренировках столько раз, что он чуть не погубил меня, а упражнения тренера я выполнял со стиснутыми зубами: каждый – божий – день. Но с тренажерным залом была другая история. Я его просто ненавидел. И иногда, когда я делал подтягивания, с трудом мог заставить себя вспомнить о своей мотивации.

Однако работа на беговой дорожке приносила свои плоды. Я продвинулся выше в профессиональных рейтингах после нескольких удачных выступлений в начале сезона. В июне я занял второе место на Гран-при Reebok в Нью-Йорке. С каждой гонкой я чувствовал, что моя техника улучшается, а личный рекорд становится все лучше и лучше. А когда я бежал быстрее, то ощущал себя счастливым. В июле я пришел вторым на Athletissima – Супер Гран-при встрече на стадионе Stade Olympique в Лозанне в Швейцарии – и стал первым в Лондоне на Гран-при Norwich Union. Я уже был серьезным противником к началу чемпионата в Осаке, но пока не был фаворитом, потому что Тайсон Гэй все еще был лучшим. Он выиграл американские забеги со временем 19,62, и все думали, что он прижмет остальных к ногтю. Это ощущение только усилилось перед соревнованием на 200 метров, потому что он победил Асафу в финале на стометровке, что стало для меня большим шоком, так как Асафа был мировым рекордсменом на этой дистанции. Эта победа делала Тайсона серьезным соперником на Олимпийских играх в Пекине в следующем году.

Но я все равно чувствовал себя хорошо. Тренер был мной доволен, но во время подготовки к забегам напомнил мне о травме в Хельсинки. Он хотел, чтобы я был более расслабленным на первых гонках.

– Не напрягайся так сильно, Болт, – повторял он. – Не старайся прыгнуть выше головы.

Он сказал, что я должен финишировать первым или вторым в полуфиналах, чтобы получить хорошую дорожку в финале, – лучше внешнюю, а не внутреннюю. Если я обеспечивал себе финишную позицию в каждом забеге, то мог продолжать. Тренер не хотел, чтобы я перенапрягся и опять травмировал подколенное сухожилие.

Бах! Первый забег дался мне легко, и я пролетел всю дорожку безо всякого напряжения. Парень рядом буквально в лепешку расшибся, чтобы обойти меня и прийти первым, но мне было достаточно второго места и сбереженных сил. Я победил во втором туре и в полуфинале, не затрачивая особых усилий и обогнав Уоллеса в обоих забегах. В результате в финале мне досталась пятая дорожка между Тайсоном и Уоллесом. Пришел мой звездный час.

Мы построились перед стартом на стадионе Нагаи, и я дал себе установку: «Эй, ты сможешь сделать это!» Я был очень в себе уверен, единственное, что меня беспокоило, – старт. Я знал, что плохая реакция на выстрел пистолета подарит Тайсону преимущество, потому что он был сильным соперником, и лишь одна оплошность с моей стороны даст ему шанс победить. Тайсону был очень важен статус соревнования, и на таком крупном забеге, как финал чемпионата мира, этот парень будет просто беспощаден. Тайсон готов ноги переломать, но получить золотую медаль.

Оглядываясь сейчас назад, я думаю, что Тайсон ни на секунду не предполагал, что его могу обогнать в финале я. Мне кажется, он считал Уоллеса серьезной угрозой. Я думаю, что Тайсон не переживал насчет меня, потому что мы общались на стартовой линии. Перед гонками мы разговаривали, он всегда здоровался, когда проходил мимо меня, и всегда смеялся, когда я шутил. Его интересная особенность заключалась в том, что Тайсон никогда не разговаривал с ребятами, которых считал своими соперниками.