Зияющие высоты - Александр Зиновьев

В том, что он - порядочный, умный и образованный человек, Кис был убежден на все сто пять процентов. А так как он был вне всякого сомнения порядочнее, умнее, и образованнее всех остальных, включая Мыслителя (чревовещатель!) и Социолога (болтун!), то свою уверенность он воспринимал как общепринятую, что более или менее соответствовало действительности (всем известно, среди какой мрази нам приходится жить!). За исключением незначительных пустяков, о которых не стоило бы упоминать, если бы они не были столь незначительными. Однажды, еще в те времена его приятель, активный работник, обвинил Киса публично в том, что тот в знак протеста против справедливых акций в отношении врачей-отравителей сделал обрезание. Клеветник посоветовал Кису пойти в соответствующую организацию и показать свой мощный аргумент, опровергающий обвинение. Кис покрылся красными пятнами и заикаясь сказал, что он, к сожалению, этим аргументом воспользоваться не может, Клеветник сказал, что в таком случае надо готовиться к худшему. И вот тогда-то Кис наделал в штаны и написал длинное письмо, в котором выдал всех. В том числе и Клеветника.

Но, несмотря на выдающиеся успехи в науке и благополучие в быту, Кис постоянно пребывал в состоянии раздражения и справедливого гнева. Дело том, что в их кругах как-то незаметно и понемногу стали говорить о каких-то идеях и работах Клеветника. Работ Клеветника Кис, разумеется, не читал. Зачем тратить драгоценное время на ерунду! Клеветник учился и работал в тех же местах, где и Кис (за исключением краткого десятилетнего перерыва), а в таких местах появление чего-то значительного (и Кис это очень хорошо знал) было исключено априори. Если уж даже он сам, Кис, не смог сделать ничего такого, на что обратили бы внимание Там (а все значительное может быть только Там, и все, что Там, то значительно!), так уж Клеветник не мог сделать этого тем более. И если Там переводят его работы и говорят о нем, то это - нездоровое явление, имеющее явно идеологический или даже политический характер. Неужели начальство не понимает этого? Надо при случае сказать об этом честно, прямо и открыто. И Кис написал закрытый донос.

Неожиданно произошло событие, поставившее точки над "и" (как красиво потом выразился Мыслитель). С группой сотрудников Кис попал на симпозиум туда, куда был приглашен, но не был выпущен (из-за письма Киса) Клеветник. И им по этой причине пришлось пережить неприятности. Скандал замяли. Но решение поставить точки над "и" обрело действенные формы. С этим пора кончать, сказал Кис. С тем, что в отношении Клеветника пора принять меры, согласны были все. Но никто не решался взять на себя инициативу. Теперь эта проблема была решена. Вернувшись с симпозиума, Кис сделал доклад, в котором осветил огромную работу нашей делегации и вскользь упомянул имя Клеветника, считая его поведение непатриотичным и нетоварищеским. Претендент предложил доработать доклад и дать в Журнал. Воодушевленный успехом, Кис начал собирать материалы. И впервые после многих лет он почувствовал, что, хотя он и бесполезен для общества, зато необходим.

Для тебя элементарный социальный индивид - бесструктурный шарик, говорит Мазила. Но ведь реальный индивид не таков. Он имеет отростки в прошлое (предки, прошлые события его жизни), в будущее (дети, замыслы) и в пространстве (связи с другими людьми). Попробуй, вырви меня, например, из общественной среды, и я потяну за собой тысячи всякого рода нитей. Ну и что, говорит Шизофреник. Начни строить науку, и сам убедишься в том, что без моей абстракции ничего не сделаешь. Как ты будешь учитывать свои нити? Придется, очевидно, ввести какие-то термины и рассматривать обозначаемое ими в качестве признаков индивидов. Так что будешь ты теперь индивиды рассматривать как гладкие шарики или бесформенные образования с множеством отростков, роли не играет. Набор-то признаков будет тот же самый. Суть дела не в образных представлениях (твердый шарик, уплотнение в сплошной среде, пластичное тело с отростками и т.п.), а в выборе исходных признаков и их зависимостей. У нас теория, согласно которой люди суть винтики, клеточки, ячейки и т.п. сложного механизма общества, официально осуждена, сказал Мазила. Не теория, а идеология, сказал Шизофреник. Осуждена официально, а практически это банальный факт. Тем самым заранее вообще исключается возможность научного подхода к проблемам общества. Стоит заикнуться, как тебя сразу окунают в трясину идеологии и держат так до тех пор, пока ты не околеешь в качестве ученого. Плюс к тому - обывательские предрассудки. Я же вижу, что даже для тебя мои рассуждения суть лишь более или менее забавное развлечение. А представляешь, как на них реагируют все наши общие друзья? Страшно подумать.

Вот смотри, показал Клеветник Мазиле свою книгу, изданную на английском языке. Посмотри цену. Умножь на тираж. Приличная сумма, А валюта государству во как нужна. В свое время можно было издать книгу на английском языке здесь и продать за границей. Вся эта сумма досталась бы нам. Отказались. Коллеги книгу забраковали как не соответствующую уровню. Еще бы, разве они могут допустить, чтоб) популярность Клеветника там выросла! Да и гонорар мог получить, что тоже недопустимо. Ладно, бог с ними. Одно издательство там предложило одной нашей организации заключить договор на издание этой книги. Государство получило бы валюту. Правда, меньше, чем в первом случае, но все же получило бы. И мне кое-что перепало бы. Организация обратилась за советом в наше учреждение. Друзья написали погромную рецензию, и сделка не состоялась. А книгу все равно издали. Только государство уже ни копейки не получит.

Я тебе расскажу еще более смешной случай, сказал Мазила. Один иностранец решил купить мои гравюры вполне по закону. Предложил по сто рублей за штуку. Наши отказались. Потребовали двадцать пять. Иностранцу невыгодно покупать дешево, ибо для него это - вклад капитала. Чем дороже купит, тем дороже продаст. А почему наши настаивали на двадцати пяти рублях, ты можешь понять? Нет, сказал Клеветник. Очень просто, сказал Мазила. Дело в том, что самые дорогие наши академики продаются не дороже двадцати пяти рублей. И допустить, чтобы какой-то Мазила, нетитулованный, ненагражденный, продавался дороже, они ни в коем случае не могут. Чем же кончилось, спроси Клеветник. Сделка не состоялась, сказал Мазила. Я как-то подсчитал, сколько государство могло на мне заработать. Хотя Шизофреник мне вроде бы все объяснил с исчерпывающей ясностью, я все равно не могу понять чудовищной бессмысленности такого рода явлений.

Стали говорить о положении творческой интеллигенции и, естественно, сравнивать. Клеветник сказал, что он зарабатывает меньше, чем машинистка-стенографистка там, и профессор его ранга там зарабатывает раз в двадцать больше. Мазила сказал, что все у него с удовольствием берут в качестве подарка рисунки, а покупать не хотят даже за гроши. Болтун сказал, что разговор вследствие обилия выпитого принял нелепый сумбурный характер и призвал к ясности. Много ли профессоров такого ранга, как Клеветник, в наших кругах? Один. Других нет. А остальные? Остальные, имеющие степени и звания, живут не так уж плохо. А если учесть, что они - дерьмо по сравнению даже со своими титулами, они живут превосходно. Много ли у нас таких художников, как Мазила? Один. Как живут прочие? Это все ясно, сказал Мазила. Я не об этом. Так о чем же, спросил Болтун. Не покупают? Те, которые тебя ценят, денег не имеют и купить не могут. Те, которые деньги имеют, либо тебя не ценят, либо предпочитают по привычке получать даром, либо предпочитают гарнитуры и антикварные люстры и фужеры с вензелями Наполеона Первого или Николая Второго. Одним словом, никаких нелепостей нет. Нелепости здесь - вы сами и ваши претензии. У нас нет претензий, сказал Мазила. Мы только удивляемся. Ваше удивление и есть нелепость, сказал Болтун. Вы живете в обществе одного типа, а питаетесь культурой общества другого типа. И работаете вы в этой культуре. И критерии оценки своего положения берете оттуда. Вы здесь исключение, а не норма. И потому все нормальное по отношению к вам выглядит как нелепость. Вы здесь чужие, а хотите, чтобы к вам относились так, будто вы есть добродетель этого общества. Почему Клеветник должен жить лучше, чем Социолог или Претендент? Потому, что он выдающийся ученый, а те ничтожества? Ерунда. Кто определяет, какие они ученые? По нашим критериям Социолог и Претендент - выдающиеся ученые, а Клеветник - неплохой, серьезный и т.п. ученый, но рангом пониже. Кроме того, Социолог и Претендент ездят в командировки, заседают в комиссиях, советах, президиумах. Ходят к Помощникам и даже Заместителям. Короче говоря, они функционируют, а Клеветник лишь гнет спину над бумажками, которые никому здесь не нужны. С ним поступают великодушно, поскольку его терпят. И это для него тут высшая награда. И для Мазилы тоже. Поймите же, в конце концов, что все, происходящее с вами, закономерно. Это не есть всеобщее явление, ибо вас мало. И случаев таких мало. Это закономерное явление. Явление может быть закономерным, т.е. быть следствием действия законов данного общества, если даже оно вообще беспрецедентно. Более того, законом общества данного типа является тенденция к тому, чтобы такого рода исключительных явлений, как Клеветник и Мазила, вообще не было. Замечу между прочим, что АС есть нормальное проявление жизнедеятельности данного общества, хотя к нему и относятся как к врагу. А вы - отклонение от нормы, хотя к вам и могут относиться как к своим или быть безразличными. Такого рода факты путают общую картину нашей жизни, загоняя в один лагерь качественно разнородные явления.