Схватка - Михаил Голденков

Саамку посоветовала одна знакомая фрейлина, полушведка-полулатышка Анна. Она рассказала, что в горных областях Норвегии и Швеции иногда такое тоже происходит: вдруг начинают рождаться слабые болезненные дети или же очень капризные со скверным характером.

— Это значит, что вам ребенка подменили турсы, — делала большие голубые, как небо, глаза Анна, рассказывая все это Катажине. Она поведала, что турсы — это эльфийский народ, живущих на севере Скандинавии в подземных гротах в горных районах.

— Раньше бывало норвежцы часто женились на турсян-ках, ибо женщины у них высоки и красивы. Но народ этот стал мал и слаб. Поэтому женщины турсов часто подменяют своих детей, воруя их у людей. Наверное, Катажина, не хочу тебя пугать, но на тебя также положила глаз какая-нибудь турсянка. Ее нужно отогнать. Я знаю одну лапландскую колдунью, чары которой действуют и немало добра людям принесли.

Катажина, не вдаваясь в подробности того, что живет вовсе не в горных районах Норвегии, тем не менее, согласилась. Подтолкнула ее к этому и жена Яна Огинского.

— Это все Трасца, — говорила пани Огинская. — Это такие нечистые духи, которые наводят на людей разные болезни. Они выходят из земли и бродят по свету весной и осенью. Это двенадцать сестер разного возраста. Время от времени они собираются на лесной поляне и там обсуждают свои дела. Трасца — опасные, они обязательно доводят до смерти. В названиях четырех трасц — осиновой, можжевельниковой, огневой, ледовой — заключен способ противодействия этим духам: осина, можжевельник, тепло, холод. Испробуй их тоже.

А вот Алеся Биллевич-Кмитич все беды Катажины объясняла не нечистой силой, а неправильным положением при родах.

— Наши бабки да матери на весу рожали, схватившись за сук дерева или перекладину. Или сидя на кукишках, — говорила она при встрече с Катажиной, пусть Алеся и редко общалась с женами друзей своего мужа, не часто покидая свои тихие Россиены.

— Теперь роженицы лежат, но моя служанка Труде к этому очень плохо относится, — поучала Катажину Алеся, — я также сидя рожала и тебе советую. Тогда ребенок быстрее и легче выходит из чрева…

Мария д’ Аркьен, сдружившаяся в последнее время с Катажиной, также советовола прекратить ворожбу с саамкой и перепись не менее странных рецептов от пани Огинской и предлагала испытать куда как более проверенное на ней самой лекарство.

— У меня от Замойского тоже ребенок умер, а второй больным родился, но я стала пить специальный отвар на травах и следующий родился вполне нормальным, — советовала жена Собесского…

Ну, а заваривший «отвар» с Любомирским Богуслав, ушел пока в тень. Слуцкий князь был в шоке от Любомирского, он явно не ожидал такой бурной активности своего союзника и даже в самом мрачном сценарии не планировал никакой гражданской войны. Сейчас Богуслав решил с расстояния понаблюдать, как же поляки сами расхлебают всю эту невкусную похлебку, считая, что все-таки, по большому счету, в гражданском кровопролитии виновен все равно Ян Казимир, наживший себе столько врагов в собственной стране. Сам же Богуслав куда как с большим удовольствием окунулся в более тесное общение с его любимой Аннусей, занимаясь подготовкой свадьбы.

* * *

Во время перемирия в дни переговоров Кмитич постоянно посылал курьеров во все концы, чтобы найти маленький отряд Елены Беловой или хотя бы кого-то, кто знал где она. Тщетно. Словно растворилась его Елена среди зеленых дубрав и голубых озер Литвы, словно поглотили ее воды широкого Днепра… Теперь же Кмитичу вновь надо было думать о Хованском, как-то и советовала Елена в последний раз, перед тем, как исчезнуть. О том же просил, умолял сам Великий князь: «Любый мой Самуль! На тебе перст Божий! Не уступа Хованскому! Разбей супостата! От тебя сейчас зависит успех всей кампании, успех грядущих переговоров по судьбе Витебского воеводства, ибо ниоткуда нет добрых вестей: ни из Литвы, ни из Польши, ни из Московии…»

«Разбей Хованского»… Кмитич читал письмо и задумчиво скреб щеку, покрытую суточной щетиной. Легко сказать! Тут Хованский чуть было не разбил его самого. А теперь у этого хищника прибавилось рати, и одолеть его представлялось почти невозможным. Ну, разве кое-как устоять перед очередной атакой проклятого захватчика. Но и это виделось сомнительным. Заканчивался порох и патроны у жмайтских мушкетеров. Кмитич ранее приказал лепить и готовить гранаты, но на них как раз и ушел почти весь запасной порох.

Михал отправился в родной Несвиж, где уже две недели жила его Катажина с Алесем, чтобы в первые дни июня организовать прием короля и забыться от тоски: они с Ка-тажиной похоронили-таки своего несчастного Богуслава Крыштопа. Точнее даже не они. Грустная весть пришла из Голландии, куда послал маленького Богуслава Михал с его воспитателем-доминиканцем для оздоровления. Но Бог все-таки забрал их горемычного Богуся, как бы врачи не заботились о несчастном первенце Михала Казимира. И пусть это не стало чем-то неожиданным — все-таки мальчик болел, отставал в своем развитии — сие грустное событие вогнало Михала в депрессию. Разладились даже его отношения с Ката-жиной, которая ранее уверяла, что и из больных детей часто вырастают знаменитые и талантливые люди. И вот теперь все его три ребенка от Катажины, так или иначе родившиеся больными, умерли. Словно злой рок висел над их семьей… «У меня на сегодняшний день не осталось детей, — грустно думал Михал, — даже Вишневецкий, в своем неведение, что у него растет сын Алесь, и то более счастливый, чем я человек. Может, подождать пока Катажина в самом деле подлечится, да разгонит от себя злых духов?..»

Ну, а Александр как-то незаметно вырос в стройного шестнадцатилетнего красавца с рыжеватыми, как у Вишневецкого пышными волосами и синими, как у матери, выразительными глазами. Вырос незаметно и для Михала, и для Катажины. Однако женщина все же это осознала лишь в ночь с 31 мая на 1 июня, ночь Ярилы, когда весь Несвиж живет своей невидимой, тайной жизнью. Впрочем, так всегда было до войны. Ныне особо некому было водить хороводы, некому было наряжать и выбирать красивую девушку Лялкр, возить ее по утру на белом коне, распевая «Ой, диди-Ладо!»

В ночь на Ярилу Катажине не спалось. Думала о грядущем приезде Михала, о визите короля, о том, что уже сделала и что предстоит еще сделать… Заботы забили ее голову, и сон не шел. Походив взад-вперед по комнате в ночном платье, Катажина в конце концов оделась и решилась пройтись по двору замка, пока яркие звезды на синем бархатном небе не нагонят на нее сон.

Ночью Несвижский замок особенно таинственен и романтичен. И даже пугающ. Да, здесь было намного лучше, чем в заброшенном замке брата, где она и познакомилась с Ми-халом, но Несвиж всегда чуть-чуть настораживал и пугал новую хозяйку замка. Пугали слухи о приведение Барбары Радзивилл, бродящим по ночам то среди крестов кладбища, то в самом замке… Пугали наводящие ужас рассказы о былых хозяевах Несвижа. Так, тетку Миколы Радзивилл а Рыжего нашли зимой у самого леса по грудь в снегу. Женщина просто стояла с открытыми глазами, снег вокруг нее был пропитал ее кровью, но на теле самой женщины не нашли ни царапины. Версий было много, но свидетелей случившегося — никого.