Призрак Небесного Иерусалима - Дарья Дезомбре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снегуров встал, и Иннокентий поднялся вместе с ним. Они пожали друг другу руки.
– Не олимпийцы мы, – мотнул головой неудавшийся чемпион. – А гладиаторы, в поту и в крови добывающие себе право на то, чтобы выжить.
И Кентий понял, что несколько книжек Снегуров явно успел прочитать.
– Кто тогда выиграл? – спросил он, когда широкая спина уже полностью заполнила проем двери.
– Китаец. Син Мун Ли. – Снегуров обернулся и по-волчьи осклабился. – А через пару лет его тренера поймали с чемоданчиком гормона роста на чемпионате мира в Австралии.
Маша ждала лучшую подругу Юлии Томилиной рядом с подъездом. Подруга запаздывала. Наконец дверь приоткрылась и из темного зева появилась розовая коляска. Маша бросилась к дверям и попридержала ее, пока Татьяна Шурупова, морщась, проталкивала двухместное ландо сквозь узкую створку. По миловидному лицу катились капельки пота.
– Спасибо, – задыхаясь, сказала она, вырвавшись наконец на улицу. – Уф! – Таня вытерла невысокий выпуклый лоб и смущенно улыбнулась Маше: – Вы не против, если мы будем разговаривать в парке? Близнецы только что заснули, у нас куча времени, но их надо возить – иначе проснутся и взревут.
Маша улыбнулась:
– Девочки?
– Нет… Мальчишки. – Таня опять сконфузилась: – Это вы потому решили, что коляска розовая, да? А она нам от друзей досталась. Знаете, когда денег у самих нет, выбирать не приходится.
Они с Машей перешли дорогу, подъезжая с розовой коляской к Екатерининскому парку. Маша пригляделась к Тане – хвостик с аптекарской резинкой, круги под глазами.
– Ночью не спят еще?
– Да какое спать! То один, то другой, господи! «Скушали» меня всю совсем! Времени даже на поесть не хватает. Бабушек-дедушек у нас нет – умерли уже с обеих сторон. А государство считает, что дотации – это то, что подвигнет нас рожать.
– А что подвигнет нас рожать? – внезапно спросила Маша, которую эти вопросы обычно вовсе не волновали.
– Рожать? – Таня усмехнулась: – Рожать нас подвигнут нормальные мужики. У которых голова на месте.
– Так их еще вырастить надо, – улыбнулась Маша, кивнув на розовую коляску с двумя кульками мужеского полу.
– Я-то выращу, – недобро прищурилась Таня. – А толку? Вы телевизор смотрите? У нас же пропаганда полигамии. Это наши чиновные мужи считают, что ежели на каждого мужика будет по три бабы, то они и рожать начнут как сумасшедшие. Ан нет! Нервы мотать, это да. А рожать хочется в обществе, где с каждой радиоточки тебе говорят: плохо ходить на сторону, хреновый ты мужик и отец хреновый, если жене изменяешь.
– И перестанут ходить?
– Да не перестанут! – устало сказала Таня. – Но будут ходить меньше. В масштабах страны такая здоровая политика даст тысячи счастливых женщин, которые будут рожать. Вы не смотрите на меня сейчас – я же пять лет в консалтинге рекламном отпахала. Поверьте мне: если бы с экранов телевизоров и в кино, в аналитических статьях в Интернете любая оценка была пропитана защитой семьи, ее сохранением во что бы то ни стало, ее высшей ценностью, то уже через год-два были бы видны результаты. Что уж говорить про пять или десять лет! Русский мужик ленив, и половина из них заводит любовниц ведь только престижа ради. Да по непривычке отказывать себе в чем бы то ни было. Еще бы – женское тело доступно и дешево. Никто не осудит, ежели ты удовлетворил физическую потребность. Общество прогнило – все пишут про олигарха, который бросил свою жену ради молоденькой девочки. Так о чем пишет пресса? Да о том, какие рестораны, яхты и самолеты он дарит любимой. И ни одна журналистская сволочь не напишет, что он бросил женщину, сделав ей пять – задумайтесь только: пять! – детей. Ну да, он оставит им денег. Но детям ведь не только деньги нужны…
Таня вдруг замолчала, потом добавила устало:
– Простите, что я на вас это вываливаю. Вы молодая, у вас, наверное, и детей-то еще нет. Вам не интересно. Просто у нас самые незащищенные – это старики, дети и матери этих детей, беспросветно сидящие с ними дома. Мне вот, например, уже наплевать на то, где торчит муж до десяти-одиннадцати вечера каждый день. Я просто хочу, чтобы он меня хоть раз в неделю сменил, понимаете? Я уже до парикмахерской напротив добежать не могу три месяца – а мне подстричься максимум минут сорок. И этих сорока минут у меня нет. – Таня вздохнула, невесело улыбнулась: – Давайте лучше поговорим о Юльке. Хотя это тоже грустная тема. И знаете, она как-то связана с тем, что я вам только что сказала. Вы хотели понять, что она за человек. Так вот – совершенно обычный. Мы вместе работали. Мне нужен был карьерный рост – я рано вышла замуж, а Юлька сосредоточилась на поисках суженого и ходила в ассистентках. Поиски суженого – дело хлопотное и часто приводящее к разочарованиям. Это я к тому, что Юлька у меня, бывало, даже ночевала – приходила с бутылкой мартини поплакаться, а в полночь в пьяном виде отпустить домой я ее уже не могла – укладывала, к вящему недовольству супруга, «на диванчике в коридорчике». Были и периоды депрессии, когда она становилась совсем вялая, у нее постоянно что-то болело, она забегала ко мне в кабинет просто похныкать, как ребенок. Я даже уговорила ее однажды попринимать лекарство – легкий такой антидепрессант, под оптимистичным названием «Негрустин». – Таня снова грустно улыбнулась: – Она его еще обзывала по-разному: то «Пофигином», то «Нахренином». Так что с чувством юмора у нее все было в порядке. А был ли от лекарства толк – не знаю.
Проблема заключалась в том, что она очень хотела влюбиться, ей просто было скучно жить – голова-то ничем не занята… В общем, когда очень хочется, как известно… Юлька влюбилась. Влюбилась в женатого мужчину. Тот факт, что он женат и с детьми, ее не смутил – все так живут. У всех любовницы, так почему же Юльке не быть одной из них? Тем более у нее такая страсть и у него – такая страсть, и при чем тут, скажите на милость, жена и дети? Он тоже работал с нами на одном предприятии, только Юля в Москве, а тот – начальником Северо-Западного региона и ездил часто в Москву из Питера в командировки. Приятный товарищ, лет сорока с небольшим. Возил Юльку на отдых, каждый раз приезжал с подарками – то есть такой «приличный любовник», не олигарх, но все-таки. Юлька была безмерно счастлива. Однажды я даже слышала, как она пела что-то про любовь в туалете – ну, знаете, такая захваченность чувством, в самые первые месяцы, когда наконец отворили плотину и – понеслось. Она ко мне бегала советоваться и совершенно меня утомила, демонстрируя то белье, только что купленное – для него, или новые духи («Как ты думаешь, ему понравятся?»), или новые туфли на таких каблуках, на которых можно ноги исключительно задирать кверху, потому что ходить в таких ну никак невозможно. Я не могла не радоваться за нее. Сама ситуация, при минимальном логическом анализе, представлялась не сильно радужной, но уж больно Юлька была счастлива, и уже за одно это я говорила спасибо нашему доброму питерскому самаритянину. Ну так вот.
Таня замолчала, продолжила: