Ныряльщица - Марина Эльденберт

— Не с-с-сопротивляй-с-с-сяяя, — шипит она. — Или я утоплю и тебя, и твоих сестер.

В миг, когда я уже почти теряю сознание, меня ослепляет странная вспышка. Динарию отбрасывает назад, ее глухой визг съедает стремительный водоворот, а я вдруг понимаю, что сейчас дышу под водой. Разворачиваюсь снова и вижу Лэйс: ее глаза широко раскрыты, от пальцев тянутся прозрачные нити.

Стоит ей пошевелить рукой, и подводный мир приходит в движение, он закручивает меня в водоворот, подхватывает и тянет наверх. Глаза сестры неестественно-синие, а зрачок вертикальный.

— Скоро ты все узнаешь, — доносится до меня отголосками эха, прежде чем вода спирает лицо Лэйс, а потом меня выталкивает на поверхность, в ослепительный солнечный свет. Кто-то трясет меня за плечо, и я подскакиваю, больно ударяюсь коленкой о край стола.

— Ай!

— Зачем же так прыгать, синеглазка?

К’ярд, прищурившись, смотрит на меня, с глазами у него все в порядке. Смотрит, впрочем, не только он, но к этому, наверное, пора бы привыкнуть: Лайтнер устроился рядом со мной, и теперь на нас пялится вся аудитория. За исключением Ромины и ее компании, да еще, пожалуй, Хара. Впрочем, последние сидят не вместе, Хар в одиночестве, в центре аудитории, Ромина как всегда на первом ряду. А мы с К’ярдом на последнем. Я специально села подальше, вопрос только в том, зачем сюда сел он.

— Ты что здесь делаешь?

— Вопрос в стиле Вирны Мэйс. Учусь вообще-то, — фыркает он.

— Нет. Здесь, — показываю глазами на соседнее место.

— А. Здесь я бужу тебя и надеюсь на внятный разговор по поводу нашей совместной работы. Но если хочешь поспать, можешь лечь ко мне на колени, я никому ничего не скажу.

Несколько секунд я на него смотрю, потом подхватываю рюкзак и поднимаюсь.

— Мэйс! — рычит он, а потом дергает меня за руку так, что мне приходится сесть. — Нельзя же быть такой…

— Какой? — интересуюсь я.

— Напрочь лишенной чувства юмора.

— Мне как-то не до шуток в последнее время, — пожимаю плечами, — но если ты хочешь… ха-ха-ха.

Кажется, на нас косится Хар: да нет, не кажется. Смотрит в упор, еще и так, словно глазам поверить не может. Здесь происходит что-то, чего я не знаю?

Дальнейшие размышления на эту тему и разговор с К’ярдом прерывает звонок. В аудиторию входит преподаватель, я же достаю тапет и стараюсь не думать про глаза. К’ярда, разумеется, а не преподавателя, который окидывает взглядом собравшихся и говорит:

— Добрый день. Журнал запущен, всех присутствующих прошу отметиться.

Отметить можно только себя, такова уж система Кэйпдора, поэтому здесь схитрить не получится. Либо отмечаешь себя, либо того, кого хочешь выгородить, но мне выгораживать некого. Алетта не отвечает на мои сообщения, на выходных я собираюсь съездить к ней домой. Нам нужно поговорить о случившемся. В том числе о Ромине.

«Ты сегодня опять работала, синеглазка?» — падает сообщение в чат.

«Я работаю каждый день».

К’ярд пихает меня локтем в бок, и когда поворачиваюсь, приподнимает брови. Я пожимаю плечами.

— В прошлый раз мы остановились на…

«Ты в курсе, что человеку нужен отдых?»

«Ты в курсе, что я пришла сюда слушать лекцию?»

«Да брось, все, что он скажет, можно найти в библиотеке. И даже больше».

Я делаю вид, что слушаю преподавателя. Делаю, потому что на тапет падают сообщения.

Мрачный смайл.

Смайл с вытаращенными глазами.

«Однажды ты заснешь, и тебя будет некому разбудить».

Я кошусь на него, но потом перевожу взгляд на преподавателя.

— … пьератназы отличаются…

«Неужели ты совсем обо мне не волновалась?»

Закатываю глаза.

«Ни капельки?»

Смайл с печальным лицом.

«Совсем?»

Признаваться ему в том, что я волновалась, я точно не собираюсь.

«Если тебе так хочется со мной пообщаться, предлагаю делать это предметно. Я прошлась по списку литературы, кое-что набросала, могу тебе показать после лекции».

«Да, Мэйс, покажи мне что-нибудь».

Я присылаю ему озверевший смайл и искренне жалею, что не могу отодвинуться подальше, а еще лучше — пересесть. Не знаю, сколько проходит времени, пока я слушаю про пьератназ и особенности их поведения, когда мне в плечо тыкают перышком.

— Не злись, — шепотом говорит этот… въерх.

Я молчу.

«Мэйс! Хочешь узнать кое-что про океанскую бабочку?»

«Такого, чего я не узнаю в библиотеке, и даже больше?»

«Попробуй меня удивить, Мэйс».

Присылаю насмешливый смайл, а за ним:

«Ты знал, что в истории были случаи, когда раг’аэны возвращались в стаю?»

«Разумеется. А ты знала, что в истории были случаи дружбы человека и раг’аэны? Давно, еще до того, как они перестали подходить к людям?»

«Да, как раз вчера об этом читала».

«Какая та начитанная, Мэйс. Ничем тебя не удивишь».

«И не говори».

Впрочем, кое-чем меня удивить еще можно, я понимаю это, когда мой взгляд падает на тапет, там смайл-океанская бабочка. Нет, в смайле нет ничего удивительного, оно есть в словах К’ярда, который подается ко мне, к самому моему уху и произносит:

— Что ты скажешь, если я тебя с одной из них познакомлю?

После этого он повернулся к кафедре и с самым независимым видом уставился на голограмму пьератназ. Это морское существо напоминало нечто среднее между рыбой, колючим стрелоходом (животным, обитающим в лесах и стреляющимся ядовитыми колючками) и плавучим фонарем. Впрочем, мне сейчас было не до особенностей его сезонного размножения и не до раскрытия жабр.

«Хорошая шутка, К’ярд».

«Это не шутка, Мэйс».

«А у тебя прогресс. Ты уже перестал называть меня синеглазкой».

«Мы все эволюционируем. Ты тоже больше на меня не рычишь».

Мне хочется его стукнуть. Серьезно хочется, но еще больше мне хочется понять: это розыгрыш или нет. Даже если представить, что какая-то раг’аэна подошла к берегу (чего не случалось уже бесчисленное множество лет), как К’ярду удалось об этом узнать? Решил вечерком пройтись по берегу океана, и случайно заметил?

Ага.

Вечерком.

По берегу! Сын правителя Ландорхорна.

Тем не менее в памяти всплывает домишко на берегу, куда меня привел К’ярд, а еще жуткий шторм, с грохотом разбивающий высоченные волны о камни. Недавно я задавалась вопросом, как ему удалось выплыть… что, если с помощью раг’аэны?