Санин - Михаил Арцыбашев

Он медленно подошел и, широко улыбаясь, сказал:

– Здоров, Анатолий Павлович, кричать-то!

– Здравствуй, Кузьма, как живешь?.. Лошадь у тебя пусть, а?

– Можно и у меня, – спокойно и ласково сказал мужик, беря лошадь под уздцы. – На охоту, гляди?.. А это кто ж такие будут? – спросил он, приветливо присматриваясь к Юрию.

– Николая Егоровича сынок, – весело ответил Рязанцев.

– А… То-то я гляжу, ровно на Людмилу Николаевну лицом схожи… Так, так…

Юрию почему-то было приятно, что этот старый и приветливый мужик знает его сестру и так просто, ласково говорит о ней.

– Ну идем, – весело и возбужденно сказал Рязанцев, доставая из передка и надевая ружье и сумки.

– Час добрый, – сказал им вслед Кузьма, и слышно было, как тпрукал на лошадь, заворачивая ее под курень.

До болота пришлось идти с версту, и солнце уже совсем село, когда земля стала сочнее и покрылась луговой свежей травой, осокой и камышами. Заблестела вода, запахло сыростью, и стало смеркаться. Рязанцев перестал курить, широко расставил ноги и вдруг сделался совершенно серьезен, точно приступал к очень важному и ответственному делу. Юрий отошел от него вправо и за камышами выбрал нетопкое и удобное стоять местечко. Прямо перед ним была вода, казавшаяся чистой и глубокой от светлой зари, отражавшейся в ней, а за нею чернел слившийся в одну темную полосу другой берег.

И почти тотчас же, откуда-то неожиданно появляясь и тяжело махая крыльями, стали по две, по три лететь утки. Они внезапно появлялись из-за камышей и, поворачивая головки то туда, то сюда, отчетливо видные на еще светлом небе, пролетали над головами людей. Первый, и удачно, выстрелил Рязанцев. Убитый им селезень комком перевернулся в воздухе и тяжело шлепнулся где-то в стороне, всплеснув воду и с шумом приминая тростинки.

– С полем! – звучно и довольно прокричал Рязанцев и захохотал.

– А он, в сущности, славный парень! – почему-то подумал Юрий.

Потом выстрелил сам, и тоже удачно, но убитая им утка упала где-то далеко, и он никак не мог найти ее, хотя и порезал себе руки осокой и попал в воду по колено. Но неудача только оживила его: теперь все, что бы ни случилось, было хорошо.

Пороховой дым как-то особенно приятно пахнул в прозрачном и прохладном воздухе над рекой, а огоньки выстрелов с веселым треском красиво и ярко вспыхивали среди уже потемневшей зелени. Убитые утки тоже красиво кувыркались на фоне бледно-зеленоватого неба, по которому расплывалась заря и слабо поблескивали первые бледные звездочки. Юрий чувствовал необыкновенный прилив силы и веселья, и ему казалось, что никогда он не испытывал ничего интереснее и живее.

Потом утки стали лететь все реже и реже, и в сгустившихся сумерках трудно уже было целиться.

– Э-гей! – прокричал Рязанцев. – Пора домой!

Юрию жаль было уходить, но он все-таки пошел навстречу Рязанцеву, уже не разбирая воды, шлепая по лужам и путаясь в тростниках. Сошлись, блестя глазами и сильно, но легко дыша.

– Ну что, – спросил Рязанцев, – удачно?

– Еще бы! – ответил Юрий, показывая полный ягдташ.

– Да вы лучше меня стреляете! – как будто даже обрадовался Рязанцев.

Юрию была приятна эта похвала, хотя он всегда думал, что не придает никакого значения физической силе и ловкости.

– Ну где же лучше! – самодовольно возразил он. – Просто повезло!

Уже совсем стемнело, когда они подошли к куреню. Бахча утонула во мраке, и только ближайшие ряды мелких арбузов, отбрасывая длинные плоские тени, белели от огня. Около куреня фыркала невидимая лошадь, потрескивая, горел маленький, но яркий и бойкий костер из сухого бурьяна, слышался крепкий мужицкий говор, бабий смех и чей-то, показавшийся Юрию знакомым, ровный веселый голос.

– Да это Санин, – удивленно сказал Рязанцев. – Как он сюда попал?

Они подошли к костру. Сидевший в круге света белобородый Кузьма поднял голову и приветливо закивал им.

– С удачей, что ли? – глухим басом из-под нависших усов спросил он.

– Не без того, – отозвался Рязанцев.

Санин, сидевший на большой тыкве, тоже поднял голову и улыбнулся им.

– Вы как сюда попали? – спросил Рязанцев.

– Мы с Кузьмой Прохоровичем давнишние приятели, – еще больше улыбаясь, пояснил Санин.

Кузьма довольно оскалил желтые корешки съеденных зубов и дружелюбно похлопал Санина по колену своими твердыми, не сгибающимися пальцами.

– Так, так, – сказал он. – Анатолий Павлович, садись, кавунца покушай. И вы, панич… Как вас звать-то?

– Юрий Николаевич, – несколько предупредительно улыбаясь, ответил Юрий.

Он чувствовал себя неловко, но ему уже очень нравился этот спокойный старый мужик с его ласковым, полурусским, полухохлацким говором:

– Юрий Миколаевич, так… Ну, знакомы будем. Садись, Юрий Миколаевич.

Юрий и Рязанцев сели к огню, подкатив две тяжелые твердые тыквы.

– Ну покажьте, покажьте, что настреляли, – заинтересовался Кузьма.

Груда битой птицы, пятная землю кровью, вывалилась из ягдташей. При танцующем свете костра она имела странный и неприятный вид. Кровь казалась черной, а скрюченные лапки как будто шевелились.

Кузьма потрогал селезня под крыло.

– Жирен, – сказал он одобрительно, – ты бы мне парочку, Анатолий Павлович… куда тебе столько!

– Берите хоть все мои, – оживленно предложил Юрий и покраснел.

– Зачем все… Ишь, добрый какой, – засмеялся старик. – А я парочку… чтоб никому не обидно!

Подошли поглядеть и другие мужики и бабы. Не подымая глаза от огня, Юрий не мог разглядеть их. То одно, то другое лицо, попадая в полосу света, ярко появлялось из темноты и исчезало.

Санин, поморщившись, поглядел на убитых птиц, отодвинулся и скоро встал. Ему было неприятно смотреть на красивых сильных птиц, валявшихся в пыли и крови, с разбитыми, поломанными перьями.

Юрий с любопытством следил за всеми, жадно откусывая ломти спелого, сочного арбуза, который Кузьма резал складным с костяной желтой ручкой ножиком.

– Кушай, Юрий Миколаевич, хорош кавун… Я и сестрицу, Людмилу Миколаевну, и папашу вашего знаю… Кушай на здоровье…

Юрию все нравилось здесь: и запах мужицкий, похожий на запах хлеба и овчины вместе, и бойкий блеск костра, и тыква, на которой он сидел, и то, что когда Кузьма смотрел вниз, видно было все его лицо, а когда подымал голову, оно исчезало в тени и только глаза блестели, и то, что казалось, будто тьма висит над самой головой, придавая веселый уют освещенному месту, а когда Юрий взглядывал вверх, сначала ничего не было видно, а потом вдруг показывалось высокое, величественное спокойное темное небо и далекие звезды.