Квантовая теория любви - Дэнни Шейнман

Толпа взорвалась восторженным воплем, и Лео вместе с остальными. Элени исчезла в клубах дыма.

Девушка задрала на юнце рубашку, обнажив безволосый, вислый живот, ухватилась за ремень. Парень инстинктивно прикрылся. Она отступила на шаг и приказала ему завести руки за спину. Зрители гоготали от души. Стриптизерша вытянула из брюк ремень и связала парню руки за спиной. Жертва (или герой?) нервно хихикал и плотоядно облизывался. Госпожа потянула за молнию, брюки упали. Публика орала все громче.

Происходящее захватило Лео, ему нравились эти раскрасневшиеся похотливые лица, горящие первобытным вожделением глаза, нравился проглянувший из-под наносной цивилизованности хищник. Кулаки у Лео сами собой сжались, он не замечал, что одержимо колотит по стойке бара.

Сделай его, трахни. Здесь ему самое место. Продажные девки да низкопробные зрелища — все, что ему осталось. Он убийца, и это расплата. Давай лучше сядем впереди — этими словам он обрек Элени на смерть. Рана его обнажена, и он щедрой рукой посыпает ее солью, корчась от боли, — он заслужил это, заслужил. Все человеческое в нем умерло вместе с Элени, осталось лишь животное. Этим животным он и пребудет до конца жизни.

Лео опрокинул последнюю рюмку.

А стриптизерша явно знает свое дело. Ярко-красный коготок скользил по черным трусам парня, медленно, вкрадчиво. Нет, наверное, ни одного человека в баре, кто не чувствовал бы этот палец на своей коже. Рука нырнула в трусы и сжала член. Встало, наверное, у всех. Только не у несчастного парня. Безжалостная мучительница спустила трусы, демонстрируя всем его вялый позор, и толкнула к краю сцены; бедняга споткнулся и повалился вперед, прямо в руки приятелей.

Лео отправился на поиски туалета. На душе было мерзко. Он протолкался мимо сцены (девушка как раз сняла лифчик), отыскал дверь в дальнем конце помещения. За дверью коридор. Он прислонился к стене, вытер пот со лба. К горлу подступила тошнота. Согнувшись пополам, Лео толкнул первую попавшуюся дверь.

Это не туалет, а гримерка. Лео сглотнул и, часто дыша, привалился спиной к двери. Подавив приступ тошноты, нащупал выключатель. Столик, заваленный косметикой, стул с перекинутыми через спинку джинсами. В зеркале отразились пустые глаза, бледное лицо, наморщенный лоб, обвислая кожа. Куда подевалась его молодость? Или здесь просто слишком яркий и безжалостный свет?

Из бара неслись аплодисменты и восторженные вопли.

Он выбрался в зал, проковылял к выходу и вывалился на улицу. От холодного воздуха закружилась голова, через миг содержимое желудка изверглось на тротуар. Проклиная все на свете, Лео отлепился от стены. Он знает, кто во всем виноват.

Впереди показался белый грузовик.

Водилы, скоты, разрушили его жизнь. Вина лежит на них.

Лео шагнул на проезжую часть.

«Сейчас в нас врежется грузовик!» — вскрикивает Элени. Прямо на них несется машина. За лобовым стеклом мелькает перепуганное лицо водителя, не совладавшего с управлением. Слышны два крика: Элени и чей-то еще. Наверное, его собственный.

— Убийца, — прохрипел Лео, глядя на стремительно надвигающийся белый фургон. — Надеюсь, вы все сдохнете.

Машина резко вильнула в сторону, подпрыгнула на бордюре и остановилась. Из кабины выскочил водитель, налетел на Лео, толкнул на тротуар и вцепился в шею.

— Мудак, ты что творишь? Ты думаешь, что творишь?! — заорал он Лео в лицо.

— Ты убил Элени… убил Элени… — забормотал Лео.

— Кого? Нажрался, козел. Это я тебя чуть не убил. Одним мудаком на свете было бы меньше! — Водитель как следует тряхнул Лео.

— Нет, это ты нажрался, — просипел Лео, — доктор сказал, ты был пьян… поэтому все и произошло… что ты наделал… ты разрушил мою жизнь.

Волна ненависти придала Лео сил, он вырвался из рук шофера и ударил. Но силы не равны, несколько тычков — и Лео уже на асфальте.

Собралась толпа, но вмешиваться никто не торопился.

Очнулся Лео в камере, избитый и изумленный. Его вывели из камеры, отконвоировали вниз по лестнице, в комнату, где его осмотрел врач, приказал дохнуть в пробирку. Затем принялись задавать вопросы. В шесть утра ему сообщили, что подано заявление о его исчезновении. Заявление поступило от Фрэнка Дикина.

Лео разрешили позвонить домой.

В восемь ему сказали, что никаких обвинений ему предъявлено не будет и он свободен. В приемной его ждали родители.

— Мы думали, ты убил себя, — произнесла Ева на пути к машине.

Лео скрючился за кухонным столом. Отец стоял рядом, но Лео его не замечал.

— Заварить тебе чаю?

— Нет, я бы выпил воды.

— Со льдом?

— Господи ты боже мой, стакан чертовой воды, и все.

— Извини, — мягко сказал Фрэнк и протянул Лео стакан.

Тот осушил одним глотком и вернул пустой стакан. Фрэнк безропотно налил еще.

— Как насчет бутерброда?

— Можно я сам о себе позабочусь?

Второй стакан воды Лео выпил в молчании.

— Мама просила меня поговорить с тобой, — начал Фрэнк и тут же пожалел, что приплел Еву. Следовало сказать: «Мне надо поговорить с тобой». — Она хочет, чтобы я рассказал тебе свою историю. Она считает, тебе это поможет. Я… Я знаю, каково тебе сейчас… Я сам потерял близких, когда был совсем маленький…

Но Лео не слушал. Его терзало похмелье, он не спал всю ночь. Его потряс вчерашний инцидент. Впервые в жизни он напился как свинья, да еще едва не отправился на тот свет. И опять грузовик, вот ведь ирония судьбы. Элени его дурость точно разъярила бы. Лео было стыдно. Так нельзя, пора прекратить потакать своим прихотям и заняться делом. Вот что излечит его. Дело, а не время уврачует его раны.

Наконец он заметил смущенного отца.

— А тебе на работу не пора?

— Ничего страшного. Если ты готов поговорить, то я могу и задержаться.

— Потом. Я устал и хочу спать. — Лео поднялся и вышел из кухни.

Фрэнк смотрел ему вслед, и в сердце его нарастала боль. Вечером он поднимется на чердак, вытащит старый кожаный чемодан, сотрет с него пыль и отнесет в кабинет. Пятьдесят лет он не заглядывал в него. В чемодане наследство, но прежде чем предъявить его Лео, надо еще многое сделать.

[16]