Бледный огонь - Владимир Набоков

Этот огромный отряд состоял из двух основных групп: невежественных, свирепых на вид, но в действительности совершенно безобидных рекрутов из Тулэ и неразговорчивых, очень учтивых экстремистов со знаменитого Стеклянного завода, того, где революция вспыхнула в первую очередь. Теперь уже можно открыть (поскольку он находится в безопасности), что в этот контингент входил по крайней мере один героический роялист, столь виртуозно переряженный, что его ничего не подозревавшие собратья-стражники по сравнению с ним выглядели посредственными имитаторами. В действительности Одон был одним из известнейших в Зембле актеров и в свободные от службы вечера пожинал аплодисменты в Королевском театре. Через него король поддерживал связь с многочисленными сторонниками, молодыми аристократами, художниками, университетскими атлетами, игроками, паладинами Черной Розы, членами фехтовальных клубов и другими любителями моды и авантюр. Молва гремела. Говорили, что узник скоро будет судим специальным судом, но говорили также, что его пристрелят во время мнимой перевозки в другое место заключения. Хотя побег обсуждался ежедневно, планы заговорщиков имели больше эстетической ценности, чем практической. Была приготовлена мощная моторная лодка в прибрежной пещере близ Блавика (Голубая Бухта) в Западной Зембле, за высокой горной цепью, отделяющей город от моря; отражение дрожащей прозрачной воды на скалистой стене и на лодке дразнило воображение, но никто из заговорщиков не мог придумать, как королю бежать из замка и благополучно пройти через его фортификации.

В один августовский день в начале третьего месяца его роскошного заточения в Юго-Западной башне его обвинили в применении ручного зеркала, какими пользуются франты, и услужливых солнечных лучей, чтобы подавать сигналы из своего высоко расположенного окна. Широта открывающегося оттуда вида была объявлена не только подстрекающей к измене, но и сообщающей наблюдателю пустое чувство превосходства над своими ниже расквартированными тюремщиками. Поэтому однажды вечером койка и ночной горшок короля были перенесены в унылую кладовую на той же стороне дворца, но в нижнем его этаже. Много лет назад она служила уборной его деду Тургусу Третьему. После смерти Тургуса (в 1900 г.) его нарядная спальня была превращена в род часовни, а смежное с ней помещение, после того, что оно было лишено высокого многостворчатого зеркала и зеленой шелковой софы, вскоре выродилось в то, чем оно оставалось в течение полувека, — не комната, а старая дыра с запертым сундуком в одном углу и допотопной швейной машиной в другом. В нее можно было попасть из вымощенной мрамором галереи, шедшей вдоль ее северной стороны и круто сворачивавшей к западу от нее, образуя вестибюль, в юго-западном углу дворца. Единственное окно выходило во внутренний двор на южной стороне. Окно это некогда было великолепной сказочной перспективой из цветного стекла с жар-птицей и ослепленным охотником, но недавно чей-то футбол разбил вдребезги баснословную лесную сцену, и теперь его новое простое стекло было забрано снаружи решеткой. На западной стене, над выбеленной дверью чулана висела большая фотография в рамке из черного бархата. Краткое и слабое, но тысячу раз повторенное действие того же самого солнца, которое было обвинено в посылке донесений из башни, постепенно покрыло патиной снимок, на котором были видны романтический профиль и широкие обнаженные плечи забытой актрисы Ирис Ахт, которая, как говорили, в течение ряда лет, до самой своей внезапной смерти в 1888 г., была любовницей Тургуса. Легкомысленного вида дверь в противоположной, восточной стене комнаты, бирюзовой окраской подобная единственной другой двери (ведущей в галерею), но прочно запертая, когда-то вела в опочивальню старого повесы; с тех пор она лишилась своей хрустальной ручки и по обеим сторонам от нее на восточной стене были две гравюры в изгнании, принадлежавшие к периоду упадка комнаты. Они были из числа тех, на которые никто всерьез не смотрит, — картины, существующие только как общее понятие картин для скромных декорационных нужд какого-нибудь коридора или приемной: одна представляла из себя потрепанную и мрачную fête galante в манере Тенье, другая некогда висела в детской, сонные обитатели которой всегда думали, что на ней на переднем плане изображены пенистые волны — вместо неясных силуэтов меланхолических овец, которые можно было теперь разглядеть.

Король вздохнул и начал раздеваться. Его походная кровать и ночной столик стояли лицом к окну, в северо-восточном углу. На восточной стороне была бирюзовая дверь, на севере — дверь галереи, на западе — дверь чулана, на юге — окно. Его черный блейзер и белые штаны унес бывший камердинер его камердинера. В пижаме, король присел на край кровати. Слуга вернулся с парой сафьяновых ночных туфель, натянул их на безучастные ноги своего господина и ушел, унося снятые лакированные туфли. Блуждающий взгляд короля остановился на окне, которое было наполовину открыто. Можно было разглядеть часть тускло освещенного двора, где под огороженным тополем два солдата играли на каменной скамье в ландскнехт. Летняя ночь была беззвездная и беззвучная, с далекими спазмами зарниц. Вокруг стоявшего на скамье фонаря слепо билась похожая на летучую мышь ночница, пока понтер не сбил ее фуражкой. Король зевнул, и освещенные карточные игроки задрожали и растворились в призме его слез. Дверь галереи была слегка приотворена, и можно было слышать шаги приближавшегося и удалявшегося часового. Ирис Ахт над чуланом распрямляла плечи и смотрела в сторону. Трещит сверчок. У лампы на ночном столике как раз хватало силы, чтобы отбросить яркий блик на позолоченный ключ в чуланной двери. И внезапно от этой искры разгорелся в уме узника великолепный пожар.

Мы теперь вернемся из середины августа 1958 года к послеполуденному часу в мае тремя десятилетиями раньше, когда он был смуглым, крепким тринадцатилетним мальчиком с серебряным кольцом на указательном пальце загорелой руки. Королева Бленда, его мать, незадолго до того уехала в Вену и Рим. У него было несколько дорогих его сердцу товарищей, но никто не мог сравниться с Олегом, герцогом Ральским. В те дни подростки из знатных семейств одевались по праздникам — которых у нас бывало так много в течение нашей долгой северной весны — в вязаные безрукавки, короткие белые носки, черные туфли с пряжками и очень тесные, очень короткие шорты, называемые hotinguens. Я рад был бы снабдить читателя вырезными фигурками и частями одежды, какие бывают вычерчены для детей, вооруженных ножницами. Это скрасило бы немного здешние темные вечера, разрушающие мой мозг. Оба мальчика были красивыми длинноногими образцами варяжского отрочества. В двенадцать лет Олег был лучшим центр-форвардом Герцогской школы. Когда он, обнаженный и блестящий, стоял в банном тумане, его ярко выраженные признаки мужественности резко противоречили девичьей грации. Он был настоящим фавненком. В тот день обильный ливень отлакировал весеннюю листву дворцового сада, и ах, как трепалась и металась персидская сирень в буйном цвету за оконными стеклами в зеленых потеках и аметистовых пятнах! Предстояло играть в комнатах. Олег опаздывал. Придет ли он вообще?

Юному принцу пришло в голову откопать комплект драгоценных игрушек (подарок иностранного властителя, недавно ставшего жертвой покушения), которые так забавляли Олега и его самого в предыдущую Пасху, а затем были отложены в сторону, как бывает с теми особенными художественными игрушками, которые дозволяют пузырю доставленного ими удовольствия разом выдать всю свою сладость перед тем, как уйти на покой в музейное забвение. Ему особенно хотелось сейчас отыскать сложный игрушечный цирк, заключенный в коробку размером с крокетный ящик. Он жаждал его страстно — его глаза, его мозг и то в его мозгу, что соответствовало подушечке большого пальца, живо помнили коричневых мальчиков-акробатов с ягодицами в блестках, элегантного и меланхолического клоуна в брыжах и, главное, трех слонов, каждый размером со щенка, из полированного дерева, с такими подвижными суставами, что этих гладких маленьких великанов можно было поставить вертикально на одной передней ноге или поднять на дыбы, вполне устойчиво, на белом бочонке с красным ободком. Менее двух недель прошло со времени последнего посещения Олега, когда мальчикам разрешили впервые спать в одной постели, и зуд от их тогдашнего дурного поведения и жаркое предчувствие второй такой же ночи смешались теперь в нашем юном принце со смущением, искавшим исхода в более ранних, более невинных играх.