Моя семья: Горький и Берия - Сергей С. Пешков

в издательстве «Парус» А.М. задумал печатать серию «Европа до и после войны». Зиновьев прислал из Женевы рукопись своей статьи «Австро-Венгрия». Статью А.М. не принял как «произведение совершенно ученическое», что, конечно же, не улучшило их отношений.

С декабря 1917 года Зиновьев – председатель Петроградского совета, а с марта 1919-го – председатель Коминтерна. После переезда правительства в Москву Зиновьев остался полновластным, неограниченным хозяином всей Северной области. Он зажил большим барином и стал разъезжать по городу в личном автомобиле Николая II. Из дневника Корнея Чуковского: «Вчера у Горького… у него Зиновьев. У подъезда меня поразил великолепный авто, на диван которого небрежно брошена медвежья полость».

По свидетельству известного географа Вениамина Семенова-Тян-Шанского, держался Григорий Евсеевич типичным сатрапом, «жестоким, двуличным и в то же время трусливым, стараясь обмануть Ленина, исподтишка не выполнял его указаний, и пр. Когда же его уличали, он либо “каялся в ошибках”, с тем, чтобы их тотчас же повторить, либо сваливал вину на других».

После убийства председателя Петроградской ЧК Моисея Урицкого Зиновьев призывал рабочих расправляться с интеллигенцией «по-своему» прямо на улицах. Поборник крайних мер, он заявлял: «Буржуазия уничтожала отдельных людей, в то время как мы уничтожим целый класс».

А.М. с утра до ночи осаждали посетители с просьбами защитить от «всесильного» Зиновьева. Возмущенный Горький – яростный противник всякого террора, как «белого», так и «красного», – писал Дзержинскому: «Я смотрю на эти аресты как на варварство, как на истребление лучшего мозга страны и заявляю…, что Советская власть вызывает у меня враждебное отношение к ней».

Одним из первых Зиновьев выступил против публикаций А.М. в «Новой жизни», вызывал писателя на словесный поединок. Горький ответил: «Не могу удовлетворить желание господина Зиновьева… я не достаточно ловок для того, чтобы состязаться в красноречии с профессиональными демагогами… Г. Зиновьев утверждает, что, осуждая творимые народом акты жестокости, грубости и т. п., я тем самым “чешу пятки буржуазии”. Выходка грубая, неумная, но ничего иного от г.г. Зиновьевых и нельзя ожидать». И с такими людьми приходилось А.М. сотрудничать ради спасения людей от голодной смерти, от расстрелов, ради сохранения культурных ценностей. Иного пути не было.

Внешне же отношения писателя с Зиновьевым выглядели вполне доброжелательно. Зиновьев неоднократно бывал дома у А.М. – один и с женой, поначалу выполнял многочисленные просьбы писателя. Горький был нужен – почти в каждом номере зиновьевского «Коммунистического Интернационала» печатались его статьи на международные темы. И в то же время Зиновьев как бы не от своего имени активно противодействовал всем гуманитарным начинаниям Горького. Запретил его пьесу «Работяга Словотеков», написанную в духе итальянской комедии дель арте. В главном герое, чиновнике-демагоге, зрители без труда узнавали самого Зиновьева. В доме А.М. проводились обыски, была арестована секретарь Горького – М.И. Будберг. (Ее имя еще встретится на страницах этой книги. Мария Игнатьевна прожила бурную и полную приключений жизнь, много лет была рядом с Горьким. Она появилась на свет Марией Закревской, вышла замуж за дипломата Ивана Александровича Бенкендорфа, а после его убийства вышла замуж за Николая фон Будберга, поэтому известна под разными фамилиями.)

Горький часто искал защиты у Ленина, звонил, писал, ездил лично. Ленин, хотя и помогал ему, даже был вынужден устроить «третейский суд» в квартире Екатерины Павловны с участием Троцкого. Но было ясно, что Зиновьев – свой, «испытанный большевик» – ему нужнее. Зиновьев же, сознавая это, приказал перехватывать и перлюстрировать переписку Горького, его письма Ленину. Не спасали даже насквозь прошитые конверты, приходилось передавать письма Ленину с оказией.

Осенью 1919 года во время наступления белой Юго-Западной армии генерала Н.Н. Юденича Петроград оказался в крайне тяжелом положении. Зиновьев в панике отдал приказ об эвакуации города. Началась жестокая борьба с «внутренней контрреволюцией», заложников брали сотнями. Особенно массовыми аресты стали после публикации воззвания Ленина и Дзержинского: «Берегись шпионов».

А.М. писал Зиновьеву: «На мой взгляд – аресты ученых не могут быть оправданы никакими соображениями политики, если не подразумевать под нею безумный и животный страх за целость шкуры тех людей, которые производят аресты. Аресты производятся крайне обильно и столь же нелепо, следовало бы соблюдать в этом деле осторожность, всегда и всюду – полезную».

Спасая от арестов и расстрелов ученых, «лучшего мозга страны», борясь с репрессивной политикой, А.М. одолевал вождей просьбами.

Луначарскому: «Варварские аресты ученых Петрограда уничтожают остаток интеллектуальных сил страны… Положение отчаянное и позорное».

Ленину: «Здесь арестовано несколько десятков виднейших русских ученых… Мы, спасая свои шкуры, режем голову народа, уничтожаем его мозг».

Для проверки обоснованности арестов ЦК назначил комиссию, в состав которой входили видные руководители большевиков Лев Каменев и Николай Бухарин. 11 сентября на заседании Политбюро ЦК РКП(б) рассматривался вопрос о «массовых арестах профессоров и ученых». Дзержинскому, Бухарину и Каменеву было предложено пересмотреть дела арестованных, но вскоре аресты продолжились, и снова Горький бросился на защиту интеллигенции.

Если в столицах еще можно было хотя и с трудом, но добиться пересмотра некоторых дел и облегчения участи арестованных, то на «местах» порой царила полная анархия, и чекистская власть не считалась ни с Дзержинским, ни с самим Лениным, действовала, руководствуясь революционным самосознанием «народных мстителей».

Насколько вольготно чувствовали себя агенты ВЧК в глубинке, видно из дела об аресте в городе Орле писателя Вольнова, хорошего знакомого Горького.

В начале октября 1919 года А.М. по телефону сообщил Бонч-Бруевичу (до октября 1920 года он был управляющим делами СНК РСФСР) об аресте Ивана Егоровича Вольнова, за то, что он критиковал незаконные действия местных властей. Чекисты засадили его в одиночку, допрашивали, не давали спать, грозили расстрелом. А.М. просил срочно довести эти сведения до Владимира Ильича, который лично знал Вольнова. А.М. ручался за его честность и готов был взять его на поруки. Первым делом Владимир Дмитриевич позвонил Дзержинскому, но тот об аресте ничего не знал, обещал все выяснить.

Ленин, узнав о просьбе А.М., отправил председателю Орловского губисполкома телеграмму с предложением немедленно освободить Вольнова и отдать на поруки Горькому, причем добавил, что сам хорошо знает писателя и ручается за него. На следующий день из Орла приехал человек и рассказал, что местные чекисты обозлены освобождением Вольнова и хотят с ним расправиться, потому что считают его врагом – из-за критических выступлений. Владимир Ильич вызвал Дзержинского и настоятельно потребовал навести в Орле порядок, а Вольнова немедленно доставить к нему в кабинет. Но проходят еще два дня… А.М. волнуется: «Убьют, обязательно убьют!»

Местные чекисты игнорируют распоряжение центра, считая, что Москва вмешивается в «их дела». Опять Дзержинский у Ленина – Ильич настоятельно требует, чтобы Феликс Эдмундович наконец навел порядок в своем ведомстве. Наконец еще через пару дней Вольнов оказывается у Ленина и подробно рассказывает ему о всех безобразиях, творимых местной властью в Орле. Об этом он