Слава Империи - Марцин Гузек

* * *

– Мы хотели бежать, но солдаты сказали нам, что контролируют ситуацию и чтобы мы возвращались по домам, они гарантируют безопасность, – прочитал Эдвин мрачно. – Мы вернулись в деревню, но крики становились все громче. Папа пробовал забаррикадировать дверь в хату, но когда они пришли, это не помогло. Сначала мы услышали вопли из соседних домов, страшные крики. Потом начали ломиться в нашу дверь, кричать что-то на своем языке. Мама и сестры страшно плакали и повторяли, что нас убьют. В конце концов, нам подожгли солому на крыше. Мы пробовали бежать через окна, но они нас поймали. Папа пробовал с ними бороться, но на него бросились и рубили мечами, пока он не перестал двигаться. Потом схватили мою маму и старшую сестру и куда-то утащили, а меня один из них втолкнул в огонь. Я выскочил и начал кататься по земле, а они засмеялись и начали бросать в огонь остальных членов моей семьи. – Бард откашлялся и сделал длинный глоток вина. – Потом я просто так лежал, и они, наверное, подумали, что я мертв. И когда они пошли дальше, я встал и начал убегать, но я не мог идти далеко, потому что все у меня страшно болело. И я не хотел снова встретиться с этими плохими людьми. По дороге я встретил высокого солдата, который присмотрелся ко мне, но ничего не сделал. И потом я упал где-то на поле и, наверное, начал плакать, потому что меня нашли люди, которые уезжали с Серой Стражницей, и положили на телегу. – Он прервался и отложил лист. – В конце Заря пишет, что это она записала и перевела свидетельство очевидца. Пишет, что мальчику было восемь лет и что он умер на следующий день после записи показаний.

Натаниэль никак не прокомментировал. Просто сидел в своем кресле, глядя в окно.

– Тут еще есть, – после паузы сказал Эдвин. – В сумме страниц сорок. Мучительное чтение, на полный желудок вообще не советую. – Он попробовал нервно пошутить, но столкнулся с угрюмым молчанием.

– Я так понимаю, есть повод, по которому ты прибыл сюда сам, вместо того чтобы выслать курьера, – сказал наконец Гроссмейстер Серой Стражи.

– Да, ты прав. На месте этой резни видели Магнуса. Судя по всему, он был частью той банды, которая это устроила.

– Это точно?

– Заря видела его собственными глазами. Это он ей милосердно позволил забрать выживших в Остробор и не допустил плащеубийства.

Эверсон по-прежнему не отводил взгляда от только ему одному известной точки на горизонте. Непохоже было, чтобы новости его удивили. Зато он выглядел усталым, как будто изнуренным борьбой, которая еще даже не началась.

– И вот она, эта их одна-единственная проклятая капля, – буркнул он сам себе, а потом ударил кулаком в кресло. – Я прикажу слугам подготовить тебе комнату. Останься на несколько дней, пока мы сообразим, что происходит, и подготовим наш ответ.

– Да, я так и думал. Я отнесу это в библиотеку. – Эдвин указал на стопку листов. – Пусть Вороны запишут это для потомков.

– Оставь их здесь.

– Ясно, но… – Бард заколебался. – Знаешь, мы записали эти показания, и хорошо, потому что мир должен об этом узнать. И кто-то, пожалуй, должен помнить о том, что стало с этими людьми. Но читать это сейчас, в твоем положении… Только мучить себя чем-то, что ты все равно не мог предотвратить.

Натаниэль встал и забрал у друга бумаги.

– Мне надо знать, как далеко они зашли, – объяснил он холодно. – Я должен знать, чем он стал. Я должен понять. Только так я смогу его уничтожить.

* * *

Лютогнев лежал в постели и размышлял. Сон никогда не приходил к нему легко в этой далекой стране, но в последние несколько дней стал вообще почти недостижимым. Рядом лежали две придворные дамы, как всегда, выбранные его женой. Почему она всегда присылает двух? Может быть, дело в ревности? Не хочет, чтоб оставался в такой ситуации только с одной женщиной? Хочет лишить процесс любых следов романтики? Плюс они наверняка друг на друга доносят, если одна из них выказывает слишком много или слишком мало энтузиазма. А может быть, просто хочет быть уверена, что если одна ему не понравится, то всегда сможет заменить ее второй? Конечно же, так никогда не случалось. Ольга знала его вкусы лучше, чем он сам.

Единственной женщиной в Остроборе, которая оставалась ему заказана, была Надя. Любимая фрейлина его жены была предназначена для более высоких целей, чем удовлетворение его похоти, как много раз повторяла ему Ольга. И еще была сама его законная супруга, вечно уставшая, занятая и недоступная. А когда все же впускала его в свою спальню, чтобы зачать потомка, то отсутствие интереса у нее складывалось с отсутствием комфорта в отвратительную смесь. Сперва она пыталась неумело изображать страсть, но со временем отбросила даже эту вежливость. И вся ситуация в целом была настолько неприятной, что у Лютогнева часто случались проблемы с тем, чтобы быть на высоте. Ясное дело, Ольга решила эту проблему со своей обычной эффективностью – в углу ее спальни всегда сидела какая-нибудь фрейлина, готовая вмешаться и помочь ему расслабиться. И это делало все занятие еще более формальным и лишенным страсти. И ничего удивительного, что плодом подобной любви стал слабый и слепой младенец. Кусочек мяса, неспособный выжить в мире хищников. Лютогнев ненавидел его, ненавидел и Ольгу.

Он осторожно поднялся, сумев не разбудить подарки от жены, натянул подштанники и вышел из комнаты. Прошел пустыми коридорами дворца, ступая по мраморным плитам пола. В детстве он всегда мечтал жить в каменном доме. В Чаще дома, полностью сработанные из ценного камня, казались недосягаемой роскошью. Хотя, само собой, и этот вовсе не был цельнокаменным, больше уже не был. Как и все в этой проклятой стране, этот дом был всего лишь разлагающимся трупом, покрытым деревянными пристройками, отчаянно пробующими удержать следы давнего величия.

Лютогнев миновал ворота и вышел из дворца. В ноздри сразу ударил страшный смрад. Невыносимая вонь трех тысяч людей, собранных на крохотном пространстве города. Дед писал, что в последние годы Город Гракха тоже разросся до подобных размеров. Эта мысль пугала его. Страшно было представить, что даже когда он отсюда выберется, то вернется в такое же уродливое и вонючее место. Но хотя бы он не будет больше здесь, в окружении чужих людей с их чудным языком и их жалким богом. Вместо этого он будет владеть всей Склавией. Но скорей все же лишь восседать на троне, а фактическая власть достанется Ольге. О, как же он ее ненавидел.

Глядя на звезды, Лютогнев подумал, что он должен был возразить. Сразу же, еще вначале, когда его дед и невеста сплели свою интригу. Он понимал их намерения и идеи. Брак должен был гарантировать мир, произвести потомка, которого Восток сможет принять на троне, а Запад уважать как властителя. Который мог бы превратить Склавию в равного партнера для Империи, а может быть, даже в альтернативу для магнатов Границы. И вместо этого их брак произвел на свет выродка.

Лютогнев подошел к колодцу и напился из ведра. Его дыхание успокоилось, а веки начали смыкаться; сон, видимо, все же решил навестить его этой ночью. Мужчина тронулся в сторону входа во дворец, но что-то привлекло его внимание. Какое-то движение за палисадом. Чей-то голос кричал в темноте, тут же к нему добавились другие. С высоты дворцового холма он увидел какую-то заварушку у ворот города. Бой. Эта мысль показалась ему сперва очень отдаленной, как будто шла откуда-то издалека. Кто-то их атаковал. Шел бой, и они явно его проигрывали.