Страсти по адмиралу Кетлинскому - Владимир Шигин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, 9 января 1916 года «Аскольд» получил приказание идти в Тулон для ремонта и отдыха команды. Это известие было встречено с большим восторгом как офицерами, так и матросами. Все ждали вестей с родины и мечтали о заслуженном отдыхе. Первоначально предполагалось, что ремонт крейсера займет несколько месяцев, но на деле он растянулся на целый год. Французы стремились в первую очередь быстрее ввести в строй свои собственные корабли, а союзнический «Аскольд» ремонтировали уже по остаточному принципу.
В конце января 1916 г. крейсер вышел из состава союзной эскадры, оперировавшей в Средиземном море, и пришел из Салоник в Тулон на ремонт. Через месяц он перешел в предместье Ля Сейн к заводу фирмы «Фарж». Ремонт, рассчитанный в начале на четыре месяца, растянулся почти на год, причем на первом же переходе из Тулона в Гибралтар в последних числах декабря выяснилось, что механическая часть нуждается в дополнительном ремонте, который не был учтен во Франции, и на который было затрачено в Англии еще полгода.
С приходом в Тулон жизнь на крейсере сразу изменилась. Команда оказалась вне войны, в условиях тылового города. Начальство с ремонтом не спешило. Служба текла без боевых тревог и напряжения. Офицеры поселились в городе, некоторые даже выписали семьи из России. Матросы получили возможность бывать на берегу и познакомиться с жизнью французского портового города. Начали приходить письма. Присутствие заводских рабочих, захламленность палуб и помещений, послабления в четкости службы во имя непрерывных ремонтных работ — все это никогда не способствовало высокой организации службы на ремонтирующихся кораблях.
Находившиеся более полутора лет в отрыве от Родины и мирной жизни матросы сразу же оказались лакомой добычей для революционеров-эмигрантов всех мастей. Матросы «Аскольда» зачитывались запрещенной литературой, во время увольнений в город тесно общались с политэмигрантами. Как всегда бывает при постановке в ремонт, на «Аскольде» упала дисциплина. В команде сразу же появился интерес к политическим событиям. Теперь вечерами в кубриках матросы уже не травили анекдотов, а вовсю обсуждали вопросы войны и мира, отношение к войне правительств, классов, народов. Не сразу, а постепенно среди команды начали появляться антивоенные настроения. Следующим этапом стало появление небольшой, но достаточно влиятельной военно-революционной организации корабля. В состав ее вошли матросы Дубровин, Яковлев, Тихонов, Самохин, Сидоров и др. Испытав прелести войны, матросы, естественно, недоброжелательно отнеслись к болтовне оборонцев, отсиживавшихся в тылу Франции, и с жадностью прислушивались к тем, кого травили русская и французская пресса, — к анархистам, большевикам и левым эсерам. Те, в свою очередь, заинтересовались связями с матросами.
В.Я. Крестьянинов и С.В. Молодцов в книге «Крейсер «Аскольд» пишут: «Напряжение боевых будней спало. Сразу стала заметнее значительная разница во взаимоотношениях между офицерами и матросами на кораблях русского и союзных флотов. Многие офицеры, сняв в городе квартиры, перебрались жить на берег. Они приходили на крейсер к 8 часам утра и в половине шестого вечера уезжали. Командир уходил иногда значительно раньше. К нему приехала из России дочь. К старшему офицеру Терентьеву и лейтенанту Быстроумову приехали жены, к лейтенанту Корнилову — невеста. Офицеры знакомились с достопримечательностями городов и курортов юга Франции. В церкви города Канн состоялось бракосочетание лейтенанта Корнилова. В Тулоне лейтенант Ландсберг женился на дочери командира.
Условия жизни команды были тяжелее. Продолжительное пребывание вдали от Родины и семьи, до 8 лет, делало людей нервными и обозленными. В отличие от офицеров матросы не говорили по-французски, не могли читать газеты. Почта из России приходила редко, раз в 3—4 месяца, и неаккуратно. Библиотека крейсера состояла из старых, зачитанных книг, на приобретение новых средства не выделялись. В условиях ремонта команда жила практически на разоренном корабле. Вырвавшись на берег, многие «снимали с себя напряжение». По свидетельству судового врача А.Д. Акапова, за время стоянки в Тулоне среди команды крейсера отмечались 122 случая венерических заболеваний, т.е. четверть команды. Для лечения не было нужных лекарств, и люди лечились на берегу за свои деньги. На Пасху несколько человек из команды «Аскольда» ездили в Париж. МГШ выразил неудовольствие поездкой матросов и уведомил командира, что они там общались с революционерами». Но за неизбежным падением дисциплины во время ремонта после долгих и напряженных боевых будней уже проглядывалось нечто иное…
* * *
Тем временем на аскольдовцев в юроде шла настоящая охота. Представители различных партий яростно конкурировали за влияние на матросов крейсера. Разумеется, при таком напоре извне команда корабля начала быстро революционизироваться. Видя происходящее и понимая, к каким плачевным результатом все может привести, командир крейсера капитан 1-го ранга Иванов 6-й искоренял крамолу, как только мог. Был случай, когда команда отказалась есть несвежее мясо и командир вынужден был уступить. Уже в начале августа двадцать восемь самых неблагонадежных матросов были списаны с корабля в штрафные части. Однако общей ситуации на корабле это не изменило».
Разумеется, встречи матросов с политэмигрантами и рост революционных настроений на «Аскольде» были вскоре замечены французской полицией и, находившимися во Франции агентами русской тайной полиции. Французы не имели точных данных о наличии революционной организации на крейсере, но у них имелись сведения о революционных настроениях команды, а потому они не исключали существования подпольной организации.
О.Ф. Найда в своем исследовательском труде «Революционное движение в царском флоте» писал: «Уже в июле 1916 г. из Парижа и Петербурга командование крейсера получило телеграммы с требованием пресечь на крейсере революционную деятельность «пораженцев», изолировать от команды матросов, зараженных революционной пропагандой, и примерно наказать виновных».
Матросы, как видно из документов и воспоминаний участников событий, действительно в массе своей были настроены достаточно революционно. Они читали соответствующую литературу, собирали сходки на берегу, но ни о каком восстании, однако, не помышляли. Впрочем, высказывания о том, что хорошо бы поубивать всех офицеров и взорвать крейсер, все же начали звучать у наиболее радикально настроенных членов команды.
В июле матрос 2-й статьи Рябополов доложил командиру крейсера, что «на крейсере неспокойно, так как некоторые нижние чины кочегарной команды получают и имеют нелегальную литературу. Купили на берегу в Тулоне оружие, которое держат на корабле, устраивают сходки на берегу, готовятся произвести на крейсере возмущение; убить офицеров и по получении сведений из Архангельска приведут свое намерение в исполнение».
Получив такие сведения, командир корабля капитан 1-го ранга Иванов решил произвести обыск. Проведенный обыск ничего существенного не дал, хотя и озлобил команду. Возможно, на этом бы все дело и закончилось, если бы не последующие события.
Первый сигнал опасности прозвучал в июне 1916 года. Тогда кочегар Рябополов донес о якобы начавшейся подготовке заговора на крейсере, имевшего целью уничтожить офицеров при подходе к русским берегам и закупке оружия. Подтверждая слова кочегара, вестовой Лапицкий также донес, что командой закуплено 100 револьверов. При этом Лапицкий признал, что это лишь слухи, которые ходят среди команды, и ничего более конкретного он сказать не может. При этом и Рябополову особого доверия не было, так как он как раз в тот момент отбывал наказание за кражу продуктов из офицерского погреба. Иванов посчитал, что он таким образом хочет выслужиться и заслужить прощение. К тому же и сам штрафной кочегар заявил, что все он рассказывает лишь потому, что его вот наказали за сущую мелочь, а другие совершают куда большие преступления, причем совершенно безнаказанно.