За оградой Рублевки - Александр Проханов

Водо-водяной реактор (ВВР) – последнего поколения, преодолевший все дефекты и недостатки «реакторов чернобыльского типа». Всей своей стальной сверхпрочной массой он погружается в огромный кожух бетона. Этот бетонный чехол предохраняет реактор от всех неприятный сюрпризов. От возможных аварий, землетрясений, случайного падения самолета. Реакторы подобного типа работают безаварийно практически на всех атомных станциях России. Иранцы, не подверженные «чернобыльскому синдрому», смело берут на вооружение русские реакторы подобного типа.

Колпино, петербургский пригород, живущий заводом, с огромной надеждой следит за этими сияющими, рождающимися на карусельных станках цилиндрами. Для города – это заработки семьям, уверенность в завтрашнем дне, надежда на то, что труд поколений не рассыплется в прах, будет продолжен в грядущем. Как крестьянин среди холодов по первым проталинам, по голубому свету сосульки, по теньканью синиц угадывает приближение весны, так и здесь, на Ижорском заводе, улавливается потепление замороженной российской экономики. Каждый круг, совершаемый карусельным станком, увеличивает на одну минуту световой день, усиливает эти надежды. Только бы не было остановки, только бы не остановились часы, не замер этот гигантский станок. За время, пока вытачивается на нем деталь для чужого реактора, покуда завод наделен заказами, ускоряющими чужое развитие, Россия должна одолеть упадок, совершить огромное количество политических, экономических и культурных деяний: устранить из политики предателей, удалить от казны воров, вернуть народу чувство величия. И тогда на завод поступят заказы новых, еще невиданных машин и реакторов. Успеем ли, впишемся в этот узкий, исчезающе малый зазор, отпущенный нам историей?

Это ожидание, это тревожное ощущение, эта чуткая, невыразимая словами надежда присутствует в жизни Колпина. Как и повсюду, здесь – политические партии, те или иные симпатии, выборы, агитация. Здесь сильны коммунисты, хотя большинство людей пожилые. Иногда на стенах появляются призывы ЛДПР. На обшарпанных домах-пятиэтажках нет-нет, да и возникнет листовка РНЕ. Молодые интеллектуалы искушаются на риторику Союза правых сил. Но все это не выражено, не явно, не объясняет общегородской психологии, общегородского ожидания. Политический идеал Колпина – это зеркальная поверхность огромного стального цилиндра, возникающего под твердым давлением резца. В это стальное зеркало глядят глаза города. Там они прозревают свое и общероссийское будущее.

Станок длиною с плавательный бассейн. Вытачивается вал для скоростной паровой турбины. Длинная, драгоценная деталь со множеством углублений, выточек, фланцев вращается, подставляя прожекторам округлые бедра, груди, живот. Металл отражает высокое туманное солнце, сияние ламп, мерцание далекой сварки. Обретает свойство телесности. Дышит, источает тепло, нежность, скрытую силу. Похож на дремлющее, сотворяемое на глазах существо. Так на картинах Микеланджело творящий Господь прикасается перстом к неодухотворенному, еще не воплощенному человеку. Пока еще неживой, без жизненных соков, напоминает мертвую прекрасную статую. Но вот легчайшее дуновение, вселение духа – и он ожил, засветился, принял черты Творца, стал подобием Божиим. Этот вал, когда он будет изготовлен, бережно, как хрупкую фарфоровую вазу, снимут со станка, облекут в чистейшие покровы, и в этих белых одеждах огромная деталь отправится через половину земного шара к месту своего назначения.

Здесь, на заводе, начаты уникальные работы по созданию принципиально нового аппарата – реактора XXI века. В течение полугода изготовлялся огромных размеров слиток. Сталь варилась, отливалась, подвергалась ударным и химическим воздействиям, просвечивалась на рентгене. Вновь расплавлялась и опять отливалась в слиток, предназначенный для будущих корпусных элементов. Этот реактор нового поколения должен прийти на смену устаревшим и изношенным агрегатам, которые через несколько лет сделают большинство наших атомных станций грудой мертвого холодного бетона. Для введения в производство этой новой реакторной серии еще есть время, но с каждым днем, с каждым часом его все меньше и меньше. Успеем ли сконцентрировать небогатые ресурсы, сложить новую концепцию экономики, накопить финансы, запустить эту могучую энергетическую серию?

России всегда не хватало времени. История всегда сжимала ее в своих стальных беспощадных объятиях. В надрывные предвоенные годы Советский Союз запускал свои домны, строил авиационные и тракторные заводы, готовил серии танков для будущей кромешной войны. Победа, которая подарила нам пятидесятилетие мира, включающее сонное прозябание брежневских десятилетий, стала результатом стремительной гонки, в которую было включено предвоенное поколение. Сегодня снова счет идет на месяцы и недели. Сознает ли нынешняя власть трагичность сложившегося положения? Обладает ли она стратегическим мышлением? Имеет ли президент на запястье хронометр, который мерит не только скорость на горных альпийских трассах, но и отпущенные нам исторические мгновения? Долго ли продлится та страшная ситуация, когда все российские финансы, весь заработанный страной приварок уходит за рубеж, питает чужие корпорации, оставляя обескровленным народное хозяйство России?

Сюда, на заводы, в лаборатории, должны быть направлены сконцентрированные средства. Ученые, сохранившие за «десятилетие погрома» свои открытия, готовы предложить России уникальные проекты и концепции. Рабочие, среди хаоса и разорения сохранившие свои станки, свое мастерство, готовы включиться в созидательную работу. Но правительство, рыхлое, колеблющееся, напоминающее компанию господ, собравшихся для игры в покер, – готово ли оно, вооруженное политической волей и национальной отвагой, реализовать эти проекты и эти умения? Да и сам Бендукидзе, – истратит остатки советского оборудования, добьет завод, схватит огромный барыш и снова нырнет в сумрачную бездну криминальной экономики, оставив в Колпине среди чахлых перелесков гнилые ребра огромного обглоданного животного?

В цеху, на разных высотах, под разными углами, в металлическом небе, в снопах металлического искрящегося солнца, двигаются элементы реакторов. Огромные чаши, цилиндры, параболоиды. Похожи на летающие тарелки, космические челноки, небесные модули. Кажется, что здесь, в невесомости, в безвоздушном космосе, происходит стыковка огромного орбитального города. Людей почти не видно. Высоко, в стеклянной корпускуле кабины, мелькнет лицо крановщика, похожего на космонавта.

Машины рождают машины. Они создаются здесь, в Ленинграде, в Санкт-Петербурге, как продукт высочайшей культуры, итог огромной истории, где русский народ творил оружие, дворцы, картины и книги, одновременно создавая свое государство протяженностью в десять часовых поясов. Эти зеркальные параболоиды и сферы в своей красоте и гармонии сравнимы с «Мадонной Литтой», висящей в Эрмитаже. Таинственным образом в них светятся муза Пушкина, мистический гений Достоевского, волшебный стих Блока. В устье Ижоры, где она впадает в Неву, князь Александр выиграл битву над шведом, за что и был наречен Невским, – в легированной нержавеющей стали туманно вспыхнет голубоватый доспех князя, сверкание русского меча.

«Национальные интересы» – это понятие приложимо ко временам Киевского княжения и Московской Руси. Приложимо к русскому царству и к петербургской империи. Им оперировал Сталин в пору «красной» советской империи. После десятилетия козыревского предательства, когда Россию топтали ковбои, понятие «национальные интересы» мучительно возвращается в политическое и народное сознание. «Быть или не быть России? Быть или не быть Родине?» – об этом говорят в министерствах и семьях. Бывают мгновения истории, когда человек, является ли он богачом или бедняком, владельцем концерна или скромным рабочим, принадлежит ли он к «левой» партии коммунистов или является консерватором, – ему один критерий: спасает ли он гибнущую Родину, служит ли национальным интересам, или же он враг Родины, служит интересам противника, и тогда его энергия, его капиталы, его сознание работают на другую страну. Сумеют ли новые владельцы Ижорских заводов пропитаться «национальными интересами», преодолеть личностный и корпоративный эгоизм, осознать себя наследниками величайшей экономики, величайшей истории? От этого претворения, от превращения Савла в Павла, превращения воды в вино и камня в хлеб, – зависит судьба России, чья индустрия больше не принадлежит всесильному государству, не принадлежит сплоченному народу. Она находится в руках малоизвестных, часто сомнительных, не проверенных историей персонажей, которым еще предстоит превратиться в лидеров национального капитала. Или же вместе со всем обществом свалиться в страшную, дымящуюся пропасть.