Ловушка для волшебников - Диана Уинн Джонс

Баммм! Говарду показалось, будто ударник из оркестра с размаху громыхнул у него над головой металлическими тарелками. У мальчика заложило уши, все вокруг на мгновение заволокло немой пеленой, он забарахтался, пытаясь вынырнуть, и продолжал барахтаться, уже не понимая зачем и почему. Торкиль вылез из машины. Говард постарался сосредоточиться на этом. Он внимательно наблюдал, как Торкиль хлопает дверцей машины, как выпрямляется и размытым ало-бело-золотым пятном мелькает за мокрым стеклом в струйках дождя. Затем Торкиль нахлобучил тюрбан на голову и поплыл прочь.

Когда он растворился вдалеке, Говард пересел вперед, к маме. Некоторое время оба обессилено молчали, наблюдая, как дождь барабанит по капоту и струйки сбегают наперегонки по лобовому стеклу. Сначала в голове у Говарда было пусто — только стук дождя и капли на стекле, больше ничего. Потом воспоминания стали постепенно скапливаться — так дождевые капли собираются в струйки, а те в лужицы. Говард сидел и ждал, пока воспоминания сольются в единое целое, и не торопил их.

Тут Торкиль очень кстати проплыл мимо еще раз — ярким цветным пятном за дождевой завесой. Возглавляя процессию, он покидал школьный двор, за ним неутомимо выплясывали танцоры и плелся церковный хор, замыкаемый хормейстером. Посреди двора Торкиль воздел ввысь палочку, и все вмиг исчезли. Двор опустел. Почему-то это зрелище подхлестнуло воспоминания Говарда, и они стали скапливаться еще быстрее.

Мама тихонько застонала.

— Говард, — спросила она, — ты все помнишь?

— Да, — отозвался Говард, — я ничего не забыл.

— Замечательно! — обрадовалась мама. — Иначе мне было бы трудно поверить, что все это правда. Ведь этот… как его там… он же просто исчез?

— Торкиль? Да, он пропал, — кивнул Говард, — а одет он был вроде Аладдина, в общем, тысяча и одна ночь.

— Тогда мы с тобой не спятили, — с облегчением вздохнула мама.

Они немного посидели в машине, глядя, как дождь поливает пустой школьный двор. Потом мама тихо проговорила:

— Что-то у меня нет сил возвращаться к твоему школьному оркестру. К тому же, честно тебе скажу, он безнадежен. Может, поедем домой?

— Ага, — охотно согласился Говард.

Мама завела машину, дворники заерзали по стеклу, и машина выкатилась за ворота школы. Говард сразу заметил, что, невзирая на дождь, на противоположной стороне улицы топчутся двое-трое мальчишек. Еще один, рыжий, шлепал к ним по лужам. Говард усмехнулся: шайка Хинда. Ну и ладно, пусть кучкуются. Теперь раньше понедельника им до него не добраться! И тут его осенило.

— Мама, — спросил Говард, — а может, дадим крюка и заберем Катастрофу?

— Да, конечно, иначе она вымокнет, — согласилась мама и свернула не направо, а налево.

Говард не прогадал. Когда они подъехали к школе, где училась Катастрофа, и припарковались среди прочих родителей, то напротив школы под дождем он снова приметил стайку мальчишек. Пока Говард с мамой поджидали Катастрофу, ему внезапно пришло в голову вот что: Арчер вернул Говарда в его школу, но закинул ли он обратно Катастрофу? И куда он зашвырнул папу и Фифи? Говард решил подготовить маму на случай, если Катастрофа не попала в школу, и вкратце рассказал об их визите к Арчеру.

— Значит, этот Арчер тот еще тип, вроде Торкиля? — сухо и неприязненно спросила мама.

Говард хотел было возразить, что Арчер не совсем как Торкиль, но тут он увидел, как из ворот школы вышла вместе с одноклассницами Катастрофа, заметила мальчишек и застыла на месте. Повернулась к одной из девочек, потом к другой и что-то им сказала. Обе ее спутницы сердито помотали головами и, бросив Катастрофу, поспешили дальше.

«Бедняжка Катастрофа, — подумал Говард, поспешно выбираясь из машины. — Она просто обречена со всеми ссориться и ни с кем не ладить! Наверно, Торкиль такой же».

— Ау! Эге-ге! — крикнул он, чтобы привлечь внимание сестры.

Катастрофа вскинула голову, мигом ожила и галопом помчалась к машине. Мальчишки побежали было за ней, но увидели Говарда и машину — и передумали. Катастрофа дошлепала по лужам до машины и нырнула внутрь.

— А здорово ездить из школы на машине! — объявила она, подпрыгивая на сиденье. — Арчер забросил меня обратно прямо в школу. А тебя? — спросила она у Говарда. — Ты чего такой кислый? И мама тоже?

— Из-за Торкиля, — объяснила мама. — Говард, пристегнись.

— Ух ты, вы видели Торкиля? — взбудоражилась Катастрофа. — И какой он? Ужасный-кошмарный?

Говард откровенно выразил свое мнение о Торкиле, не стесняясь в выражениях. Мама возмущенно воскликнула:

— Говард! Не смей учить сестренку таким словам!

— Я их все равно уже знаю, — встряла Катастрофа, — тем более папа их очень часто говорит. А про Торкиля ничуточки не удивительно, потому что если он нравится ужасной Диллиан, то, конечно, и сам тоже ужасный. Говард, не тяни, рассказывай!

Домой они доехали так быстро, что Говард все еще продолжал рассказывать, пока они шли по боковой садовой дорожке к дому и мама отпирала черный ход.

В кухне их встретил приветственной ухмылкой Громила. Он, как обычно, заполнял ее своими нескончаемыми ногами.

— Как вы сюда попали? — изумленно спросил Говард.

— Вломился, — кратко ответил Громила. Потом заискивающе ухмыльнулся маме и добавил: — Зато при мне сюда грабители не сунутся. Побоятся. Охраняю.

— Совсем обнаглел! — не выдержал Говард. — А где папа? И Фифи?

Громила развел ручищами.

— В Политехе? — предположил он.

Мама рухнула на стул.

— Раз уж вы все равно здесь, налейте-ка мне чаю, — устало попросила она.

Громила тотчас вскочил и неуклюже засуетился. Он умудрялся суетиться медленно, но чай все-таки заварил. Мама выпила чай и велела Громиле сделать ей две чашки кофе. Выпила и их, но больше ничего не делала, просто сидела и ждала папу.

«Наверно, волнуется», — решил Говард. Но нет, мама вовсе не волновалась. Когда папа наконец пришел домой, она сказала «Квентин!» таким тоном, от которого Говарду и Катастрофе тотчас захотелось попрятаться по углам, что они и сделали.

Папа вошел в кухню и швырнул в третий угол пальто, а в оставшийся четвертый — портфель.

— Что Арчер сотворил с Фифи? — раздраженно поинтересовался он. — Меня-то он закинул в Политехнический, но Фифи куда-то пропала. А у этой невозможной девицы половина книг, которые мне были нужны для занятий!

— Квентин, — отчеканила мама, — я настаиваю, чтобы ты немедленно пошел к себе в кабинет и написал четыре тысячи слов!

— Да неужели? — язвительно прищурился папа.

Остаток дня на весь дом гремел большой семейный скандал. Размах его был титаническим даже по меркам семейства Сайкс, и разворачивался он в три этапа.

На первом этапе ссорились исключительно мама и папа. Мама вздымалась как волна и рокотала громом. Она требовала, чтобы папа написал две тысячи слов для Арчера и столько же для Торкиля. Это, гремела она, единственный способ добиться, чтобы от них, Сайксов, отстали и прекратили их донимать и изводить. Папа тоже вскочил и завопил, что ничто не заставит его писать какие бы то ни было слова для кого бы то ни было. Тогда мама возмущенно заявила, что он фантастический эгоист. На это папа еще громче заявил, что он не эгоист, что это дело принципа и вопрос выбора между добром и злом. В ответ мама прогремела, что о выборе и принципах надо было думать тринадцать лет назад. На что папа прорычал, что это было невозможно, поскольку эти факты всплыли только сейчас.