Terra Tartarara. Это касается лично меня - Захар Прилепин

Книга дочки Семенова, вышедшая в серии ЖЗЛ, не передала, к несчастью, всего этого великолепия. Что знают о нас наши дети!

Человек энциклопедических знаний, он владел несколькими европейскими языками, пушту и дари. Метался по свету, с удивлением, наверное, обнаруживал себя то на Северном полюсе, то в пещере вождя лаосских партизан Суфановонга, то в Антарктиде, то в Сантьяго де Чили, то в воюющем Афганистане, то в воюющем Вьетнаме. Свободно встречался с Юрием Андроповым, был его любимцем, работал в закрытых архивах КГБ, создал Международный комитет по поиску украденной фашистами Янтарной комнаты, куда входили Жорж Сименон и Джеймс Олдридж, добился возвращения праха Шаляпина в Россию, общался с Рокфеллером, Отто Скорценни, Эдвардом Кеннеди, ездил на охоту с Мэри Хемингуэй. Что вы хотите — он был советским писателем… Сейчас такого типажа в литературе нет, перевелся. И еще он был оригинальным типом — с серьгой в ухе, лобастый, бородатый, в шикарных мятых пиджаках, отважный, злой мужик, любимец и любитель дам, хотя ходили явно дурного пошиба слухи о его гомосексуализме. Сами вы педерасты.

При упоминании о Семенове Киплинг вспоминается не случайно — недаром самого Семенова называли «советским Киплингом».

Забавно, что «советским Киплингом» в семидесятые и восьмидесятые называли и Александра Проханова. У Семенова и Проханова биографии внешне схожи — оба в одно и то же время объездили полмира, написали десятки книг, причем, поверхностно определяя жанр этих книг, можно назвать большинство романов Семенова и многие романы Проханова «политическими детективами». Им обоим завидовали не столь удачливые собратья по перу. О том и о другом ходили слухи, что они — агенты КГБ. С Семеновым даже не здоровались Анатолий Рыбаков и Григорий Бакланов — подозревали и презирали. Они же, но позже, не здоровались с Прохановым.

Не знаю, как сейчас на сравнение с Киплингом реагирует сам Проханов, но можно сказать, что, явно проигрывая Семенову в советское время в популярности, в «нулевых» он его обыграл.

Долгое время буржуазной России Семенов со своими чекистами был вовсе не нужен. Читали его книги редкие маргиналы и ностальгирующие пенсионеры. Ленивый и пугливый буржуазный читатель, по сути своей — тупой сноб, не в состоянии полноценно восхититься книгами Семенова, они поперечны ему.

А Проханов в какой-то момент выиграл потому, что принял на себя вирус нынешней действительности и, выжив в этом чумном бараке, заставил себя читать. Причем читают Проханова в основном люди глубоко чуждые ему и его эстетикам. Так хотят смотреть на трехгорбого, одноглазого, поросшего черным волосом мужика, привезенного в клетке на ярмарку.

На сегодня дела обстоят именно таким образом. Но все может поменяться в самое ближайшее время; и Семенову эта перемена сослужит дурную службу. Мы еще поговорим об этом ниже.

Семенов один из немногих авторов, что называется, остросюжетных книг, ставший при этом настоящим писателем — у него есть классические вещи; я всерьез. Недаром критик Лев Анненский с его безупречным слухом так ценил Семенова.

К сожалению, соблазнов «новых времен» Семенов не избежал и в последние годы жизни начал старательно и торопливо развенчивать все то, чему служил всю жизнь. Перечитывая его наспех сделанную, дешевую и неумную «антисоветчину», понимаешь, насколько страстно Семенову мечталось на исходе восьмидесятых все свои старые книги переписать наново, а от иных и вообще отказаться. К счастью, это было невозможно.

Пока Семенов находился в здравом уме, он создал и пустил в жизнь образ, ставший неотъемлемой частью нашей национальной культуры, и от него теперь не избавиться. Такое счастье — создать или, по лимо-новскому выражению, «навязать» миру своего героя — дано единицам из многих и многих. По миру их бродит всего несколько десятков — тучный Гамлет, веселый Теркин, горячечный Раскольников, растеряха Паганель, девочка Лолита, Чичиков (и все, кого он посещал, — Ноздрев, Манилов, Собакевич, Плюшкин, Коробочка), Наташа Ростова и Пьер Безухов, Шерлок Холмс и доктор Ватсон, трое в лодке (не считая собаки), Генри Чинаски, Дон Кихот и Санчо Панса, солдат Швейк, ну и еще несколько человек. Средь них — Штирлиц.

В русской литературе — мы имеем в виду хорошую литературу — сильных людей мало. В основном она населена рефлексирующими интеллигентами, барьём и корявыми мужиками. А сильные люди… Ну кто? Тарас Бульба. Печорин. Базаров. Павка Корчагин. Курилов у Леонида Леонова. Несколько офицеров у Бондарева. Эдичка (я, естественно, говорю о герое первого романа Лимонова) тоже тот еще сверхчеловек.

Штирлиц — квинтэссенция советского героизма, великая советская мечта. И в то же время — такой славный, юморной, нежный, надежный мужик. С редким и натуральным удовольствием прочитав все книги Семенова о Штирлице, я уже не вижу Штирлица кинематографическим, с лицом известного артиста, вернее, нескольких артистов — я вижу иного человека.

Штирлиц — реален, так же как реальны очеловеченные миллионами читателей Холмс или Чичиков. Со Штирлицем можно разговаривать, мысленно, без всяких там блюдечек и спиритов, вызывая его дух. Точно так же в грустные минуты можно и хочется общаться с нью-йоркским Эдичкой. Или с лирическим героем Есенина.

Все перечисленные мной ребята многим хорошо знакомы и никого никогда не подведут. Если нет рядом человека близкого, и ты, может быть, засыпаешь в пустой и стылой, со рваными обоями квартире, а может, в окопе сидишь, а может — в камере, им, любому из них, можно сказать: «Ну что, старина, как дела? Я тоже тут вот, сижу, бля. Выберемся, нет?»

Юлиан Семенов сочинял Штирлица всю жизнь.

«Семнадцать мгновений весны» — крепко сбитый, всем известный, но не самый лучший роман Семенова о Штирлице — середина пути героя. До этого много чего произошло, и после этого тоже.

Два романа о двадцатых годах: «Бриллианты для диктатуры пролетариата», «Пароль не нужен» — будущий Штирлиц в ведомстве Дзержинского, в Петрограде, на Дальнем Востоке, в Прибалтике.

Зарисовка, почти стихотворение в прозе — «Нежность» — Максим Исаев в 1928 году из Прибалтики перебирается в Германию.

Три романа о предвоенных годах: «Испанский вариант» (Испания, 1938 год), «Альтернатива», «Третья карта» (март — июнь 1941-го, Югославия).

Затем — «Майор Вихрь» (1942) — Штирлиц на оккупированных территориях СССР. Те самые «Семнадцать мгновений…» и «Приказано выжить» (весна 1945-го, Берлин). «Экспансия» (1946–1947, Испания и Латинская Америка). В романе «Отчаянье» (1947–1953) Штирлиц вернулся в Россию. И последняя книга одиссеи — «Бомба для председателя» (1967) — профессор Исаев еще раз навещает Германию.

Всего одиннадцать романов и один маленький рассказик.

Есть откровенно плохие — «Пароль не нужен». Есть хорошие приключенческие романы — «Майор „Вихрь"». И есть совсем замечательные.

Наверное, у Юлиана Семенова был не очень большой запас писательских приемов. Но все-таки был. Своя небрежная, но оригинальная манера письма, свой юмор. Он цепко, намертво держал сюжет, герои его были предельно тонко выписаны и ясны — лучшего, настолько крепкого, настолько явного Сталина, чем у Семенова, я вообще не встречал (я говорю о Сталине в «Альтернативе», «Третьей карте» и в «Экспансии»; в романе «Отчаянье», написанном в «новые времена», — уже другой Сталин, натуральный идиот, сбежавший со страниц либеральной прессы).