Холодный ветер перемен - Дмитрий Валерьевич Иванов

куртку и трясет как грушу. Бля, он охерел? Народу в зале пока немного, но уже конец рабочего дня, и скоро появятся проживающие в одноименной гостинице командировочные. К празднику жизни всё готово, например, в тамбуре стоит бабка и продаёт цветы. Странно то, что парни в конфликт не вмешиваются. Боясь, что такое положение дел будет временным, я протискиваюсь между танцующими и подхожу к нашим столикам.

— Выглядишь как свинья! Грязь на одежде, кровь на лице. Пьяный падал? — возмущенно говорит настоящий полковник моему другу прямо в лицо. — Паспорт покажи!

Настоящий в том смысле, что у него погоны полковника, и, судя по парашюту в петлице, он из ВДВ. Ну и выглядит достаточно внушительно — седые виски, аккуратная стрижка, да и сам, несмотря на свои предполагаемые сорок плюс, в хорошей форме. А Петьку надо спасать. Похоже, афганцы не хотят грубить полкану (что неудивительно). Илья, например, тоже из ВДВ. А паспорт-то зачем? Петру нет ещё восемнадцати, но в ресторан он зайти-то может?

— Товарищ лейтенант, что за крики потерпевшего, — нарочито ошибаясь в звании, я бесцеремонно разворачиваю полковника, переводя на себя фокус внимания.

— Что? Кто? Ты кто? — изумлённо осматривает меня полкан, вырывая плечо из моего захвата.

— Не «ты», а «вы», — прерываю его я. — Ещё раз спрашиваю — почему мешаете гражданам отдыхать? Мне милицию вызвать? Не стыдно вам? Напились — ведите себя прилично.

От мужика реально несёт алкоголем, что неудивительно.

— Пётр, ты бы и правда умылся, а то тебя алкаши уже за своего принимают. Илья, проводи товарища в туалет, — раздаю команды я, пока лжелетёха приходит в себя.

— Да я тебя, … в бараний рог! — дядя уже оправился от моей наглости и пытается схватить меня за руку.

Но я легко ухожу от захвата.

— Значит, всё-таки в милицию поедем? Уважаемый, позвоните по ноль два, тут посетитель перебрал и скандалит, — обращаюсь я к официанту, смотрящему на это действо изумлёнными глазами.

Таких наглых и борзых малолеток тут явно ещё не видели. Тем не менее, я веду себя в рамках закона, а полковник нет.

— Так, парень, что за шум? — встаёт из-за соседнего столика солидный дядя в хорошем костюме с залысиной и брюшком. — Ты почему так со взрослыми разговариваешь?

— Я тоже взрослый, а почему ваш друг позволяет себе хамские реплики в отношении меня? А вы кто? — спокойно спрашиваю я.

Агрессор уже не рвется в драку — может, протрезвел, может, милиции испугался, или моей наглости. А может, просто прикидывает, какой страшный ВДВшный приём ко мне применить.

— Ты комсомолец? — наконец принял решение полковник.

— Ещё раз прошу разговаривать вежливо и не «тыкать». Не комсомолец уже … кандидат, — гну свою линию я.

— Ты? Врёшь! Да сколько тебе лет? — спрашивает полулысый толстяк.

— Восемнадцать, вас тоже попрошу вежливо разговаривать со мной.

— Не может быть, — хором произносит парочка.

— Что тут происходит? — к нам подходит лейтенант-милиционер в форме.

Откуда он взялся — не знаю. Может, кто из официантов позвал? Но точно мент не из числа отдыхающих — трезвый, в форме и кобура на боку.

— Вот это — лейтенант! — показывает полковник на погоны милиционера. — А я полковник.

— Молодые люди зашли в неподобающем виде в ресторан, один вообще в крови весь, грязный, — пухляш не стал устанавливать истину в звании товарища, а сразу пояснил суть претензий к нам. — Вон он идёт!

Действительно, Илья ведёт отмытого Петра, который снял куртку и сейчас в красивой импортной рубахе выглядит пай-мальчиком. Кровь из разбитого носа течь перестала.

— А где грязь и кровь? — недоуменно спрашивает милиционер. — Выглядит прилично, по виду трезвый. Как фамилия?

Вопрос задан Петру, уже подошедшему к нашему столику.

— Колесников Пётр Никифорович, — удивлённо говорит тот, не понимая, что происходит.

— Имя позоришь, я вот Никифор Александрович, — ворчит толстячок, спокойным, впрочем уже, голосом.

— Как мой папа, он тоже Никифор Александрович. Его в честь прадеда назвали, — простодушно добавляет Петька.

— Твой отец случаем не генерал-лейтенант из штаба Сибирского военного округа? — поднял брови полковник.

— Был, да. Только сейчас он в ГДР. В ГСВГ, то есть, — поправился Петька, пропустивший острую фазу нашего конфликта.

— Ну, знаю, знаю, — бормочет полковник, теряя интерес к происходящему.

— Тащ полковник, он сегодня расстался со своей девушкой и подрался …, — негромко сообщаю я мужику часть информации.

Про занятия проституцией умолчал и про карточные долги тоже.

Незадачливый мент остаётся один — толстячок уже наливает себе, мы с полковником отошли в сторону и разговариваем, Петька с Ильёй за столом сидят. Тут ещё и музыка громко начинает играть.

«Горячее солнце, горячий песок», — энергично запел солист восточной наружности.

Плохо парни-музыканты исполняют, сонные какие-то. Если бы не энергичный азиат, то можно было сказать, что это не живая, а полуживая музыка. Стиль такой сейчас — никто ещё не заводит зал, бегая по сцене с саксофоном, как Шнур, например, в будущем.

Милиционер пожимает плечами, козыряет неизвестно кому и уходит так же незаметно, как и появился.

«Учкуду-у-ук, три калодца!!!» — вопит местный лабух.

Подходит официант, принимает заказ. Место некомфортное — в ухо орёт музыка, но парням уже всё равно. Они хвалят меня за наглость и борзость. Я не спорю, хотя по сути всё по-другому — я просто отвел удар от Петьки, дал нам возможность посидеть компашкой, ну и себя не дал загнобить. Впрочем, для них полковник — большой начальник все равно.

А цены тут высоковаты. Эскалоп — полтора рубля, цыплёнок табака — два! Хотя, … вот салат Оливье … тоже два. Ладно, чего я жмотюсь?

«Выпью водки — разойдусь», — мудро решаю я.

— Парни, наша задача — сотку пропить, не меньше, — говорю я, когда официант отошёл и достаю четыре четвертака.

— Не боись, у нас деньги есть, — отказывается «моряк».

Мы общаемся и выпиваем. Постепенно зал заполняется посетителями. Выпивка тут тоже недешёвая, но деньги у парней и в самом деле имеются. Градус веселья нарастает, и уже музыка под ухом не кажется раздражающей. А тут ещё полкан уходит из ресторана, оставив модного толстяка с двумя дамами лет тридцати. Кстати, ничё так дамы, и ту и другую можно было бы Петьке подсунуть. Петру мы много