Архипелаг Грез - Кристофер Прист

– Мы только познакомились, – сказала она. – Я слишком молода для тебя. Наверняка дома тебя ждут, и тебе не нужны новые отношения, ты боишься, что они могут завести тебя не туда. Вот о чем ты думаешь, да?

– Нет, совершенно не об этом. Просто нет уверенности…

– Я думала, ты хочешь, чтобы я осталась… Что ж, полагаю, я ошиблась. – Белла попыталась изобразить смех, но прозвучал он фальшиво.

До меня вдруг дошло: она обиделась.

– Дело во мне. Я не могу всего тебе рассказать. Думаю, это нервы. Результат поездки и всего прочего.

– Ладно. – Она взяла фен. – Спасибо за штепсель. Потом поменяем обратно.

Белла быстро вышла из номера, открыла и закрыла дверь своего номера, а потом наступила тишина.

Сомнений не было – надо последовать за ней. Вернуть ее. Все объяснить. Прямо сейчас, не теряя времени, взять и постучать в ее дверь. Завтра она снова будет при исполнении, с волосами, собранными в тугой пучок. Последний шанс все исправить таял у меня на глазах.

Казалось, тишина длится вечность. Ноги мои будто приросли к полу.

Наконец мысли и чувства пришли в относительный порядок. В маленькой ванной комнате мой взгляд надолго приковало к себе отражение в зеркале. Мешки под глазами, морщины, сеточка сосудов… Все мои попытки борьбы с возрастом не увенчались успехом, а часто делали только хуже.

Вскоре кровать приняла меня в свои объятия. Спалось плохо. Меня мучили частые пробуждения, страстные порывы и мечты мысленно призвать Беллу в мой номер, услышать ее шаги за дверью.

Интересно, что она обо мне думает? Было бы слишком самонадеянно полагать, что она ко мне придет, хотя если бы она это сделала, то вся недосказанность между нами испарилась бы. Уже многие годы меня не влекло к женщине так сильно. Мне хотелось обладать ей так страстно, что ночь теперь предстояло провести, беспокойно ворочаясь в незнакомой гостиничной кровати, в терзаниях и расстройстве.

И все же где-то глубоко внутри меня охватывал страх при мысли, что она вернется. Всю жизнь я веду борьбу между вожделением и отвращением. Еще со знакомства с Серафиной.

…Тиканье часов у кровати тети Алви и ветер, завывающий в расшатанных оконных рамах, – вот и все звуки, заполняющие тишину между ведущимися здесь разговорами. Одетый в черную сутану священник пропалывал цветочную грядку. Зачем они выращивают цветы на этой суровой, неплодородной земле? Лужайки и клумбы семинарии не сочетались с ландшафтом Сивла, представляя собой как бы остров внутри острова, который постоянно поливали, пропалывали и удобряли. Зимой выживали лишь лужайки, но в тот день клумбы были покрыты цветами, из тех, что растут на горных перевалах и устойчивы к любой непогоде.

Вытяни я шею, и взгляду моему откроется огород, где иногда работали студенты-богословы. С другой стороны сада, невидимой из окна тети Алви, находилась небольшая ферма. Мне было известно, что семинария не живет одним натуральным хозяйством, ведь в обязанности дяди входила доставка припасов из южного порта, для чего ему приходилось совершать долгую поездку на автомобиле через горы.

Работавший на клумбе священник взглянул на меня лишь раз, а потом совершенно потерял ко мне интерес. Должно быть, вскоре он или кто-то другой придет сюда навестить тетю Алви.

Над стенами семинарии возвышался склон горы. Линия горизонта представляла собой длинную ровную скалу с каменистыми скатами, у изножья которой раскинулись заросшие дикой травой низинные болота. Там же стояла одна из заброшенных башен, от семинарии до нее было рукой подать; самая непримечательная из всех, она примостилась к серой скале и не контрастировала с небом.

Родители принялись обсуждать меня: Ленден как раз готовится к экзаменам, Ленден не проявляет усердия в учебе, Ленден не оправдывает наших ожиданий. Похоже, мои родители считали, что лучший способ мотивации – унижать меня при посторонних. Разумеется, подобные разговоры вызывали во мне лишь отвращение. Серафина тем временем сидела за столом в углу комнаты наедине с собой и вроде бы читала книгу. На самом деле она притворялась, а сама подслушивала. Заметив мой направленный на нее взгляд, она ответила холодной улыбкой. Никакого сочувствия.

После порции унижения меня ожидало еще одно неприятное испытание.

– Иди-ка сюда, Ленден, – сказала тетя Алви.

– Зачем?

– Подойди к своей тете, Ленден, – велел отец.

Скрепя сердце мне пришлось встать со своего места у окна и подойти к изголовью кровати. Тетя взяла мою ладонь в свои трясущиеся руки. Ее пальцы были мягкими и слабыми.

– Тебе следует лучше заниматься. Ради своего будущего. Ради меня. Ты ведь хочешь, чтобы я поправилась?

– Да, – пришлось признать мне, хоть связь между моей учебой и ее самочувствием была неочевидна. Родители внимательно наблюдали за мной. Серафина продолжала выказывать напускное безразличие.

– В твоем возрасте я выигрывала все школьные конкурсы, – сказала тетя Алви. – Конечно, лениться куда веселей, но потом я была рада, что проявила усердие. Я знаю, каково лениться в наше время, лежать весь день на диване. Ты ведь понимаешь, не так ли? – Разумеется, мне было все понятно. Она хотела, чтобы моим будущим стало ее настоящее. Она хотела навязать мне свою болезнь. Мне захотелось убежать подальше, но она лишь крепче сжала мою руку. – А теперь поцелуй меня.

Мне постоянно полагалось целовать тетю Алви: по приезде, до и после еды, когда мы уезжали, и просто от случая к случаю, вот как сейчас, и перспектива этих лобзаний только добавляла страха. Она тянулась к моей щеке синюшными губами, но это было для нее непросто, ведь инстинктивно все во мне противилось поцелую. Тогда она притянула меня за руку, заставляя наклониться ниже, и когда ее холодные губы коснулись моей щеки, моя рука оказалась прямо у нее на груди – шерстяной кардиган грубой вязки, под ним тонкая сорочка, а дальше – неожиданно мягкая плоть. У детей моего возраста чужое тело всегда вызывает жгучее любопытство, вот и меня до глубины души поразило тогда ощущение ее груди под своей рукой.

Мне оставалось лишь быстро поцеловать тетю в холодную щеку и ретироваться, однако не тут-то было: она по-прежнему крепко прижимала мою руку к своей мягкой груди.

– Обещай мне, что отныне будешь стараться.

– Обещаю.

Мне с трудом удалось освободиться и, спотыкаясь, вернуться к стулу у окна. Лицо горело от пережитых унижений, но рука еще помнила прикосновение к увядающей тетиной груди.

Меня посетила надежда, что теперь взрослые найдут другую тему для разговора, но они никак не унимались.

– Почему бы тебе не пойти погулять, Ленден?

Никто не оценил моего ответного молчания.

– Серафина, тебе не кажется, что Ленден захочет взглянуть на твое секретное гнездышко?

– Я читаю, – сказала Серафина тоном, предполагающим донести до всех, что она очень занята.

Тут в комнату вошел дядя Торм, неся поднос с чашками и бокалами. И поставил поднос на стол, за которым читала Серафина, закрыв им ее книгу.