Мельничная дорога - Кристофер Дж. Эйтс

Однако эта вопиющая несправедливость обернулась выгодой для нашей семьи.

Благодаря портлендскому цементу у нашего настали тяжелые времена. Прежде процветающие заводы, точно калеки, лежали на окраинах в руинах, пока из них не остался лишь один – Цементный королевский Дженсена. Но хотя наш семейный бизнес устоял, он больше не приносил дохода и производство продолжалось благодаря любви к продукту моего деда Уильяма Дженсена. Прекрасный стратег, он в 1920-х годах вложил деньги в инвестиции, а потом, согласно семейной легенде, получив во сне предупреждение от Дженса Хенрика Дженсена об обвале на Уолл-стрит, успел до коллапса на фондовой бирже перевести средства в кино и недвижимость.

Несмотря на еще предстоящие тяжелые времена, завод под руководством Уильяма Дженсена, а затем моего отца Уолта становился доходным.

Семейный бизнес снова развивался – скоро мы не только процветали, но благодаря вдохновляющему распространению промышленно-хозяйственной деятельности на другие сферы стали богатеть. Этим очень гордилась моя мать.

Лора Дженсен, урожденная Снедекер, была истинной бетонной баронессой, преданной мужу Уолту и двум сыновьям – Бобби и Паули. В Росборне она прославилась своим огромным богатством, щедрой поддержкой республиканской партии и прямотой, от которой отваливалась челюсть и вяли уши. Мать обладала таинственной способностью находить у человека слабые места, а потом задавать вопросы, какие в обществе задавать не следует.

Например.

Моя дочь говорит, вы хорошо ладите с мальчиками. И совсем не так с девочками. Почему, мистер Бочелли? Это она спросила при мне у моего педагога, когда я училась в десятом классе. Во-первых, ничего подобного я не говорила. Мать сделала вывод из нескольких невинных фраз. Во-вторых, что еще хуже, она оказалась абсолютно права. И наконец – боже спаси нас и помилуй – мистер Бочелли был тайным, но очевидным геем. Или пидором, как тогда говорили. Пожалуйста, не судите меня за это слово или по крайней мере повремените, потому что мы к этому еще вернемся. Правда такова: в начале восьмидесятых годов в местечке, где я выросла, по причинам, о которых никогда не задумывалась, гомики считались самыми плохими людьми, каких только можно представить. Не забывайте, я репортер и лишь констатирую факты.

Однажды после церковной службы мы прощались со Снеллсами, и отец моей лучшей подруги Джен рассказал, что недавно его мать погибла в аварии – машина не смогла остановиться на светофоре у пешеходного перехода и наскочила на ограждение. Ужас, прокомментировала мать, куда же так переть? (После маминых ляпов обычно возникает пауза, а мой желудок проваливается в самый низ живота.) А затем она поинтересовалась: случайно, не подозревают, что причина была в алкоголе?

Только не думайте, что подобные проявления такта и сочувствия превратили остаток моего монокулярного детства в сплошное развлечение.

Одна деталь по поводу материнской детективной способности вытащить на свет неудобный вопрос и не постесняться задать его. В обществе такое поведение считается по меньшей мере бестактным, а в среде новостных репортеров неудобные вопросы – своего рода мастерство. Требование профессии. Следовательно, материнское качество, которое в детстве заставляло меня ежиться от стыда и немало огорчало, обернулось подарком, когда я выросла. Мои глаза и чувство юмора достались мне от Дженсенов, а вот способность проявить себя на работе – от Снедекеров. Мать, сколько максимально бы я этим ни смущалась, продолжала до смерти блаженно парить по жизни, не догадываясь, что горожане считают ее пусть и королевой Росборна, но совершенно бестактной – может сморозить все что угодно.

В положении матери было кое-что еще, чем она гордилась: согласно семейному преданию, Лора Снедекер спасла цементное производство Дженсенов, получив исключительное право ежедневно восседать на роскошной обивке семейного трона. Каким же образом моя мать заработала корону? Несмотря на то что Королевский завод Дженсенов был единственный, выживший в битве с портлендским цементом, сохранение бизнеса на плаву требовало ежедневной борьбы. Росборнский цемент был в большой степени нишевым продуктом, и над ним еще витала угроза разорения. Справедливо говорят, что бизнесу требуется поцелуй судьбы. Когда отец только ухаживал за Лорой, она узнала, что ее душка Уолтер лежит с тяжелейшим гриппом. Лора проворно натянула сапоги и, поспешив в его дом с банкой супа, нашла Уолтера в поту и в бреду. Вернула к жизни, покормив с ложечки грибным продуктом «Кэмпбелл». Очнувшись от бреда, отец увидел пустую консервную банку – слово «грибной» на ней горело, словно неоновый знак, и тогда ему в голову пришла мысль.

Извлечение из земли больших объемов известняка оставляет огромные грязные пустоты. В результате на нашей земле недалеко за конюшнями образовалась прекрасная пещера площадью тридцать акров (это почти двадцать три футбольных поля).

Бред, Лора, консервы, суп, грибы, пещера…

Идея!

Не прошло и года, как Уолтер и Лора поженились, а пещера на территории поместья Дженсенов стала давать по пять тонн грибов ежедневно. С 1955 по 1969 год Королевская цементная пещера Дженсенов была почти единственным поставщиком грибов компании «Кэмпбелл суп», и теоретически в одной из трех их банок находились наши грибы. Поэтому мать повесила рядом с портретом великого датчанина копию одного из творений художника Энди Уорхола.

Отец, исключительно молчаливый человек, не распространялся о своей роли в поддержании на плаву бизнеса и не ставил под сомнение детали легенды, хотя я всегда недоумевала по поводу выбора матерью грибного супа в качестве лекарства. Разве не куриную лапшу признают еврейским пенициллином? Кому придет в голову нести больному гриппом консервированный грибной суп, а не куриный бульон? Но довольно с моими некорректными вопросами. В общем, тощие доходы Дженсенов разжирели на грибных долларах и, хотя компания «Кэмпбелл суп» вскоре нашла сырье дешевле нашего, семейный бизнес получил хорошую подпитку, а мой отец был не из тех, кто привык топтаться на месте. Настало время искать новые сферы деятельности, и в начале 1969 года цементное предприятие Дженсенов начало производить… мне трудно это выговорить, но таков ненавистный поворот истории… портлендский цемент.

Еще в тридцатых годах установили: если небольшую порцию росборнского цемента добавить в состав портлендского конкурента, то получается продукт более высокого качества. В конце шестидесятых годов технологии достигли такого уровня, что осуществилась мечта строителей, больше не требовалось смешивать две составляющие вручную.

Таким образом, если грибы позволили семейному бизнесу удержаться на плаву, вражеский цемент породил дженсеновский бум семидесятых годов. Резкий взлет прибыли объяснялся увеличением продаж нового чудо-товара – смеси росборнского и портлендского цементов, Кинг-Конга и Годзиллы под названием владельца-производителя – роспортский цемент.

Деньги полились потоком – возник новый цемент. А через три месяца родилась я.

И вот на рубеже детства и отрочества я иду между двумя низкими сугробами снега по нашей вымощенной дорого́й плиткой подъездной аллее к большому родовому дому и думаю о Мэтью Уивере (только не о реальном Мэтью), но замедляю шаги, заметив наспех припаркованный у входа, заехавший двумя колесами в снег на газон пикап отца. Это означало: что-то не в порядке, поскольку отец даже самые мелкие бытовые дела выполнял аккуратно. Я сразу похолодела, испугавшись, не случилось ли что-нибудь с одним из моих братьев (у каждого было выше крыши дурных привычек, от которых они могли пострадать). И бросилась к дверям.