Смертельный лабиринт - Фридрих Незнанский

Но появлялось противоречие: если на улице целью являлся в первую очередь грабеж, тогда зачем было выносить из квартиры документы? С компьютером понятно, на нем имя владельца не написано, его продать можно или, на худой конец, отдать своим детям — пусть играют…

Ну а материалы, а записные книжки им зачем? Никак не согласовывалось… Значит, все-таки был интерес — убрать даже малейшее напоминание о тех темах и разработках, которыми занимался Морозов. И самое скверное, что работал он в одиночестве, никого практически не посвящая в свои планы, разве что оператора, и то, по утверждению Пашкина, только на стадии съемок.

Короче говоря, раз имелось сомнение, никакие выкладки оперативников-муровцев Климова по большому счету удовлетворить не могли, уж если делать, как острили лет этак двадцать назад, так по-большому…

А сегодня, решил для себя Сергей Никитович, надо будет воспользоваться тем, что на похороны помимо многочисленных коллег Леонида Морозова, толку от которых, в общем и целом, для расследования никакого, соберутся родные, друзья и знакомые покойного, не связанные с ним профессиональными узами. Наверное, будут и те женщины, с которыми у него были интимные связи. Но об этом наверняка лучше известно Маринке, с которой Леонид делился своими победами и неудачами. Странно! Даже приблизительно не представлял себе Климов, как это можно обсуждать с женщиной, которая тебе не любовница, а обычная коллега, такие интимные подробности своей жизни! Или у них что-то все-таки было?

Климов даже рассердился на себя от столь неуместной постановки вопроса. Неужто ревность заговорила? А что он, собственно, может предъявить Марине? И какое имеет право? Он что, сам святой? Но нет, речь же не о нем с Мариной, а о любовницах Морозова. Между прочим, с повестки дня не снималась пока и такая версия, как месть на почве ревности. И орудием мести могла быть не только оскорбленная женщина, но и обманутый муж… Хотя, опять же, по нынешним временам таким образом вопросы ревности не решаются — устарело, не модно… Но и со счетов сбрасывать нельзя.

Действо на кладбище отличалось от сотен других подобных лишь тем, что в толпе, окружающей дорогой, под красное дерево, с белой атласной внутренней обивкой гроб с покойным, было множество легко узнаваемых лиц, большинство из которых простому российскому телезрителю были отлично знакомы по ежедневным телевизионным передачам. Но, обычно жизнерадостные и неутомимо говорливые, здесь они были мрачно молчаливыми и словно сосредоточенными на каких-то определенно тяжких мыслях, которые булыжниками ворочались в их и молодых, и благородно седеющих, и модно выбритых наголо, до зеркального блеска, головах. Впрочем, отметил Климов, последние позволили себе лишь на короткое время снять головные уборы, — колючий ветер со снежными зарядами не располагал к долгому и трогательному прощанию. И речи говорились коротко, предельно ясно и без особой ораторской выдумки. Смысл укладывался в несколько фраз: был… пользовался уважением (иногда — любовью друзей и коллектива)… безвременная гибель заставит теснее сплотиться ряды коллег… убийства журналистов становятся дурной российской традицией… и, наконец, ни власти, ни правоохранительные органы ровным счетом ничего не делают, чтобы защитить и без того надорванный голос народа.

Насчет «голоса народа» получилось неплохо, Климов позже протолкался к Марине и спросил, кто это про «надорванный народный голос» вещал? Марина искоса, не привлекая к себе внимания, взглянула на Сережу и негромко ответила ему, вложив в свои слова, однако, изрядную долю сарказма:

— Спонсор программы… Интекс-банк… по связям с общественностью… У них такая работа, ничего не поделаешь, надо терпеть…

Но ее реплику все-таки услышал и неодобрительно обернулся стоявший впереди рослый парень с характерной внешностью — горбоносый, с треугольным лицом и со сплошной линией густых темных бровей. Потом он перевел презрительно-вопросительный взгляд на Климова. А Сергей взял да и ткнул ему прямо под нос свое красное удостоверение. Парень словно бы смешался на миг, отшатнулся и, отвернувшись, начал пробираться в сторону от могилы и гроба с покойным, стоящего на металлической подставке, затянутой красным сукном.

— А этот еще откуда? — бросил ему вдогонку Климов.

Но парень даже не обернулся. А Марина пожала плечами:

— Понятия не имею. Здесь я вообще не знаю половины народа.

А речи продолжались — короткие и по-прежнему обличительные по адресу нерадивых «правоохранителей», которые всякий раз, когда беда настигает славных «трубадуров» отечества, оказываются абсолютно бессильными и не могут назвать ни убийц, ни тех, кто стоит за ними. В общем, получалось так, что в заказчиках вполне можно было подозревать кого угодно, даже милицию, но никак не коллег Морозова, его конкурентов по цеху, либо обиженных им «героев» всегда острых, публицистических телепередач.

Климову надоело слушать одно и то же, и он, нагнувшись к плечу Марины, негромко попросил ее показать ему родственников покойного. Та кивнула вправо от микрофона, где чуть застыла пара — совсем еще не старые мужчина и женщина.

— Морозовы… Наталья Ильинична и Борис Петрович. Оба — профессора, она — в пединституте, он — в Политехническом университете.

— Понятно… А не ты ли мне говорила, что в Нижнем у него была какая-то любовная история?

— Возможно, и я… Героиня ее вон стоит, — кивком показала Марина на весьма миловидную девушку в белой меховой шубке и такой же, похоже песцовой, шапке.

Климов вгляделся. Всем хороша девушка, но… что-то не понравилось Сергею Никитовичу, может, взгляд ее какой-то безразлично-спокойный, даже надменный, что ли. Этому впечатлению способствовало и то, что девушка выпустила из-под шапки на лицо, с обеих сторон, по густой черной пряди, вот именно они, возможно, и дорисовывали портрет современной молодой ведьмы.

Проследив за его взглядом, Марина откинула голову назад, к Сереже, и шепнула:

— Неужто она тебе понравилась?

— А ты откуда ее знаешь? — спросил он в свою очередь.

Марина хитрым-хитрым взглядом посмотрела на него и ответила:

— А она несколько раз приходила к нам, на студию. Насмотрелась… А ты что, запал?

— С ума, что ли, сошла? Да я на пушечный выстрел… А вот поговорить надо бы… Она где живет?

— В Нижнем… Работает в Кардиологическом центре… кажется. Или работала. Он что-то говорил.

— Леонид?

— Ну а кто же еще?.. А Зоины родители, Сергей Иванович и Елена Федоровна, и родители Леонида не только дружили долгие годы, но и детей своих решили когда-то поженить. Только ничего из этого союза не вышло. Они даже работали вместе — отцы в Политехническом, а матери — в педагогике. Но… разбежались в разные стороны, а когда Леонид отказался от этой Зои, вообще перестали здороваться. Такие дела. Этих Воробьевых я здесь сегодня не видела. Странно, не правда ли? Все-таки говорят, что смерть иногда сближает… Не понимаю…

— А тебе и не надо. Меня другое интересует. Значит, не исключено, что они — и родители Морозова, и несостоявшаяся невеста — прямо после похорон отбудут к себе? Какие у них планы? Не делились?