Эльфийский посох - Наталья Метелева

Дриады не было долго, и лорд гадал, что могло случиться с его отрядом из полутора десятков далеко не самых слабых бойцов. Одна только теург Тиаль стоит целой армии, и она, в отличие от лорда, никому не сдастся без боя, да и никто из его эльфов. Между тем звуков битвы слышно не было, хотя отряд должен был давно прийти по его следу.

Эльф начал всерьез беспокоиться и уже подумывал о том, не пора ли пережечь путы и дать деру, призвав на помощь отпущенного им единорога, когда Иссиана появилась снова.

— Ты ошибся, лорд, этот эльф не темный. Пока еще.

Даагон подумал, что ради этого стоило тут немного постоять: все-таки принесший Алкинор чужак оказался эльфом. Но тогда какие у него дела с демоном?

— Что с моим отрядом, Иссиана? — спросил он.

— Не беспокойся за них, Даагон, — мягко ответила дриада. — Тебе уже ни о ком не надо волноваться после того, как ты ступил в мой лес. Тебе надо было беспокоиться, когда ты убивал моего сына, обрезая веревку, державшую его над пропастью в ущелье Ледяных Скал.

Он знал, что мать погибшего никогда не поймет, что лорд сделал это, чтобы не потерять всех сцепленных этой веревкой, там, на ледяном скользком склоне под ураганным ветром. Не поймет, что ее сын был так и так обречен, поэтому его командиру пришлось выбирать, умрет ли молодой эльф один или вместе со всеми. Им надо было дойти тогда, дойти и победить в битве с гномами. Но к чему слова? Она никогда не простит. Ни-ког-да. Долгая жизнь, долгая месть и долгая ненависть эльфов.

— Отпусти их, Иссиана, — попросил Даагон. — Они должны добраться до гор и найти новый Посох Духа. Иначе тебя недолго будет радовать свершившаяся месть.

— Его найдут другие, Даагон. Отрядов много. Мы тоже отправили разведчиков.

— И все равно, это только наше с тобой дело, и решай его быстрее. Я хочу умереть до того, как увижу своими глазами, что сотворит Древо Смерти с эльфами во славу богини Мортис Благая смерть без превращения в нежить — это теперь то, о чем в Невендааре можно только мечтать!

В ледяных глазах дриады что-то дрогнуло.

— У нас с тобой общий враг, Иссиана, — произнес лорд устало, понимая, что для нее это пустые слова, не проникающие в заледеневшую душу. — Давай сначала покончим с ним, а потом я сам отдам тебе свою жизнь, если вернусь. Я успею дойти до тебя после ритуала разрыва.

Она подняла жезл, задумчиво провела пальцем по венчавшей его сфере, рождая в ней изумрудные сполохи, и наконец решилась:

— Ты отдашь мне жизнь своего кровного сына, Даагон. Или возьмешь с него клятву, что он сам мне ее принесет.

Лорд растерялся:

— Иссиана, ты же знаешь, что я потерял его. Я не могу дать такую клятву.

— Уже можешь. Я знаю куда больше, чем ты думаешь, лорд, — прищурилась эльфийка. — Решай же: жизнь одного или жизнь всех. Один раз ты уже сделал подобный выбор. Что же тебя останавливает сейчас?

— Я не верю тебе, дриада. Мой отряд мог сбиться с пути, потерять след, но вряд ли им что-то угрожает. А если даже и так, он бы не сдался без боя.

Она усмехнулась и махнула кому-то рукой:

— Покажите ему.

Сердце Даагона оборвалось, когда он увидел алый отсвет солнца в ее волосах. Тиаль положили на ворох листьев. Сильнейший теург клана Гаэтер безмятежно спала. Он привел свой отряд в ловушку.

— Ты же любила ее как дочь, Иссиана!

— Ты прав, — улыбнулась та, напомнив лорду посмертный волчий оскал. — И в память об этой любви я встретила ее объятиями, по традиции предложила питье и еду усталым путникам, а потом обещала проводить к тебе. Она ничего не заподозрила, наивная дурочка. Да, когда-то я и впрямь любила ее. Но она была твоей женой, Даагон, и родила тебе сына. Этого достаточно для ненависти. Особенно узнав от нее, что ваш ребенок, быть может, выжил, когда мой — мертв! Я жду клятвы, лорд, или они все умрут.

Перед внутренним взором главы рода Эрсетеа вдруг встало залепленное снегом лицо юного эльфа и обреченность в его глазах, когда он понял, что лорд не дотягивается до его вцепившихся в кромку льда пальцев. Даагон снова услышал отчаянный крик, когда она обломилась и пальцы юноши заскользили по льду, оставляя кровавые полосы, все дальше, дальше от руки вожака. И тогда он понял, что случится через минуту с едва державшимися на льдах товарищами, и выхватил нож.

Иссиана была права: сейчас он стоял перед тем же выбором, что и в Ледяных Скалах: умрет Энрах один или вместе со всеми. И Даагон понял, что снова предаст сына, как уже предал его в зале совета. Отречется от него второй раз. Может быть, он недостаточно любит свое дитя? Но до чего же больно, Галлеан!

— Что же ты молчишь, лорд? — спросила Иссиана. — Или ты понял, что легко обрезать только ту ветвь, что растет из чужого сердца?

И он принес клятву, хотя и с оговоркой: да, он выполнит условие дриады, но лишь после того, как будет найден Посох Духа.

— Никто не требует от тебя его жизнь сейчас, — успокоила та. — Но предупреждаю тебя, Даагон из рода Эрсетеа: не ошибись. Чужая жизнь не будет засчитана.

Она резко взмахнула руками. Натянутые веревки, державшие связанного лорда, лопнули, и он упал к ногам страдающей матери, сотню лет оплакивающей последнего из ее сыновей. Длинная жизнь еще не означает долгого счастья.

После этого дриада призвала кентавров, чтобы те вышвырнули из леса нежеланных гостей. Их отнесли подальше, за пригорок, после которого начинался пролесок, и положили на землю: все еще спящий отряд и его командира, с которого в насмешку так и не сняли пут.

Иссиана вернулась к роднику, где оставила детей леса — пришлого безродного эльфа и рыжеволосую лучницу, — и обомлела. Девушка лежала без сознания, а ее губы и волосы были сожжены, словно она целовала раскаленный уголь.

По еще густой целительной дымке над ней Иссиана поняла, что чужак сбежал недавно, а лучнице отдана вся сила, дарованная дриадой уродливому посоху Лиэна. А раз так — трудно представить, что на самом деле произошло с эльфийкой. Если бы не случайный дар дриады, девушка была бы уже мертва.

— Не выпускать из леса сотворившего это! — приказала Иссиана. — Но и не убивать. Он все же пытался ее спасти.

Кликнув целительниц, она доверила им лучницу, жизни которой ничто уже не угрожало, после чего пришла к огромному вязу и, убедившись сперва, что в нем нет ни следа гнили, спросила, в отчаянье стуча ладонью по шершавой коре:

— Как ты мог? Кого ты принял, вяз? Ведь он трус! Он сбежал! Никого не позвал на помощь, когда понял, что сам уже ничем ей не поможет. Он испугался за себя, ничтожество! Кого же ты, во имя Галлеана и Солониэль, навязал мне?!

* * *

Веревки, сплетенные из коры слезного дерева, не горели, как ни пытался лорд освободиться от пут. Не надо ему было льстить себе, считая возможным освободиться и сбежать от дриад. Хотя какая теперь разница? Не надо было соваться в лес клана Иссианы. Не надо было позволять связать себя. Много чего не надо было. Но так жаль стало верного единорога, а еще больше жаль отнимать жизни юных эльфиек дикого клана. Да и потом, недопустимо это для эльфа — проливать братскую кровь. Она превращается в кислоту, разъедающую родную землю.